Пассаж в Пассаже - Михалков Сергей Владимирович. Страница 2
Тимофей Семеныч. Вот бестия!
Семен Семеныч. Еще какая бестия! На чем я остановился?
Тимофей Семеныч. На глотках крокодиловых.
Семен Семеныч. Да. Вспомнил... Наконец, глотнув окончательно, крокодил вобрал в себя всего моего образованного друга и на этот раз уже без остатка. На поверхности крокодила можно было заметить, как проходил по его внутренности Иван Матвеич со всеми своими формами. Я было уже готовился закричать вновь, как вдруг судьба еще раз захотела вероломно подшутить над нами: крокодил поднатужился, вероятно, давясь от огромности проглоченного им предмета, снова раскрыл свою ужасную пасть, и из нее, в виде последней отрыжки, вдруг на одну секунду выскочила голова Ивана Матвеича с отчаянным выражением в лице, причем очки его мгновенно свалились с его носа на дно ящика. Вот они! (Показывает очки.)
Тимофей Семеныч, подержав очки в руке, кладет их на край
стола.
Тимофей Семеныч (все еще смотря на очки). Да-а-а... Очки, значит, свалились...
Семен Семеныч. Казалось, эта отчаянная голова для того только и выскочила, чтобы еще раз бросить последний взгляд на все предметы и мысленно проститься со всеми светскими удовольствиями. Но она не успела в своем намерении: крокодил вновь собрался с силами, глотнул, и вмиг она снова исчезла, в этот раз уже навеки...
Тимофей Семеныч (вздрогнув всем телом). Страсти какие вы мне тут рассказываете.
Семен Семеныч. Вы можете себе представить, Тимофей Семеныч, что это появление и исчезновение еще живой головы, человеческой головы, было так ужасно, но вместе с тем - от быстроты ли и неожиданности действия или вследствие падения с носу очков - заключало в себе что-то до того смешное, что я вдруг и совсем неожиданно фыркнул. Да, да! Фыркнул! Но, спохватившись, что смеяться сию минуту мне в качестве домашнего друга неприлично, обратился тотчас же к онемевшей от ужаса Елена Ивановне и с симпатическим видом сказал ей: - Теперь капут нашему Ивану Матвеичу!
Тимофей Семеныч. А баварец?
Семен Семеныч. Пришел в себя, всплеснул руками и закричал, глядя в потолок: - О мой крокодиль! Он пропадиль! Он будет сейчас лопнуль, потому что он проглотиль целый шеловек!
Тимофей Семеныч. А Елена Ивановна?
Семен Семеныч. - Вспороть, вспороть, вспороть! - кричала Елена Ивановна, вцепившись в сюртук баварца. - Вспороть!
Тимофей Семеныч. А баварец?
Семен Семеныч. - Он дразниль крокодиль! - кричал баварец. - Зачем ваш муж дразниль мой крокодиль? Вы заплатиль, если он будет лопнуть! Дас ист мой брод, мой хлеб, этот крокодиль!
Тимофей Семеныч. А Елена Ивановна?
Семен Семеныч. Мне показалось, что она потеряла рассудок. Но тем не менее, желая отметить за погибель любезного ей Ивана Матвеича, предлагала в виде следуемого ей удовлетворения немедленно наказать крокодила розгами. И вот тут-то и произошло самое невероятное!
Тимофей Семеныч. Что еще?
Семен Семеныч. Совершенно неожиданно раздался голос Ивана Матвеича, изумивший нас до крайности.
Тимофей Семеныч. Откуда же он раздался?
Семен Семеныч. Вы слушайте, слушайте, Тимофей Семеныч, и не перебивайте меня, я и сам собьюсь.
Тимофей Семеныч. Слушаю вас, Семен Семеныч! Только что-то больно непонятное вы мне тут рассказываете.
Семен Семеныч. Так вот, значит, раздался голос самого Ивана Матвеича. Друг мой. Семен Семеныч! - сказал этот невидимый голос. - Мое мнение действовать прямо через квартального надзирателя, ибо немцы без полиции не понимают истины!.. - Эти слова, высказанные твердо, с весом и выражавшие присутствие духа, сначала до того изумили нас, что мы все отказались верить ушам нашим. Но, разумеется, тотчас же подбежали к ящику и столько же с благоговением, сколько с недоверием слушали несчастного узника.
Тимофей Семеныч (уточняя). Оттуда?
Семен Семеныч. Оттуда!.. Голос был заглушенный, как сквозь подушку, как из-под кровати. - Иван Матвеич, супруг мой, ты жив? - лепетала Елена Ивановна. - Жив и здоров! - отвечал бодро голос Ивана Матвеича. - Чего и вам желаю! Благодаря всевышнего проглочен безо всякого повреждения. Беспокоюсь же единственно о том, как взглянет на сей эпизод начальство, ибо, получив билет за границу, угодил не в вагон, а в крокодила, что даже и неостроумно...
Тимофей Семеныч. А что супруга?
Семен Семеныч. Сейчас не время заботиться об остроумии, - резонно отвечала Елена Ивановна, - прежде всего тебя надо оттуда как-нибудь выковырить!
Тимофей Семеныч. А баварец?
Семен Семеныч. Бегает вокруг ящика, руками машет, кричит: - Я не дам ковыряйт мой крокодиль! Теперь публикум будет ошень больше ходиль смотреть мой крокодиль! Я будем больше браль за смотрель на мой крокодиль!
Тимофей Семеныч. А Иван Матвеич?
Семен Семеныч. - Хозяин прав! - услышали мы опять голос Ивана Матвеича. - Его можно понять!
Тимофей Семеныч. А вы, Семен Семеныч?
Семен Семеныч. - Сейчас же лечу к начальству! - закричал я. - Лечу и буду жаловаться, ибо предчувствую, что нам одним этой каши не сварить. - И я тоже так думаю, - поддержал меня голос Ивана Матвеича. - Но без экономического вознаграждения в наш век торгового кризиса трудно даром вспороть крокодилово брюхо, а между тем представляется неизбежный вопрос: сколько запросит хозяин за своего крокодила? А с ним и другой: кто заплатит? Лично я средств не имею...
Тимофей Семеныч. Разумно. Ну, а крокодильщик?
Семен Семеныч. Как услышал, как заорал благим матом: - Я не продавайт мой крокодиль! Я три тысяч продавайт крокодиль! Теперь публикум будет много ходиль и много мне платиль! Я пять тысяч продаваль крокодиль! Шесть тысяч! Зибен тысяч! Ахт тысяч!
Тимофей Семеныч. Что такое "зибен" и "ахт"?
Семен Семеныч. А кто его знает! Может, "семь" да "восемь"? Одним словом, ни в какую! И тогда Иван Матвеич посоветовал мне обратиться к вам и выслушать ваш совет. И вот я у вас, Тимофей Семеныч...
Большая пауза. В кабинет заглядывает чиновник. Исчезает.
Тимофей Семеныч поднимается, поворачивает в дверях ключ.
Семен Семеныч осторожно берет со стола очки Ивана
Матвеича и прячет их в карман.
Тимофей Семеныч (не сразу). Представьте, я всегда полагал, что с ним непременно что-то случится.
Семен Семеныч. Почему же-с? Случай сам по себе весьма необыкновенный-с. Непредвиденный-с!
Тимофей Семеныч. Согласен. Но Иван Матвеич во все течение службы своей именно клонил к такому результату. Прыток-с, заносчив даже. Все "прогресс", да разные идеи-с, а вот куда прогресс приводит! Сами видите - во тьму крокодилью!
Семен Семеныч (настаивая на своем). Но ведь это случай весьма и весьма необыкновенный...
Тимофей Семеныч. Это, видите ли, от излишней образованности происходит, поверьте мне-с. Ибо люди излишне образованные лезут во всякое место-с и преимущественно туда, где их вовсе не спрашивают. Впрочем, может, вы больше знаете. Я человек не столь образованный, книжек мало читаю, разве что газеты просматриваю.
Семен Семеныч. О нет, Тимофей Семеныч, помилуйте! Напротив, Иван Матвеич в своем дичайшем положении жаждет вашего совета, руководства вашего жаждет. Даже, так сказать, со слезами-с.
Тимофей Семеныч. Гмм... Ну, это слезы крокодиловы, и им не совсем можно верить. Ну зачем, скажите, потянуло его за границу? Да и на какие деньги? Ведь он и средств не имеет.
Семен Семеныч. На скопленное, Тимофей Семеныч, из последних наградных. Всего на три месяца хотел съездить - в Швейцарию... на родину Вильгельма Телля.
Тимофей Семеныч. Вильгельма Телля? Гмм...
Семен Семеныч. В Неаполе встретить весну хотел-с. Осмотреть музеи, нравы, животных...
Тимофей Семеныч. Гмм!.. Животных? А по-моему, так просто из гордости. Каких животных? Животных? Разве у нас мало животных? Есть зверинцы, музеи, верблюды. Медведи под самым Петербургом живут. Да, вот он и сам засел в крокодила.
Семен Семеныч. Тимофей Семеныч! Голуба моя! Помилуйте, человек в несчастье, человек прибегает как к другу, как к старшему брату, совета жаждет, а вы укоряете... Пожалейте хоть несчастную Елену Ивановну!