В нашем классе - Дик Иосиф Иванович. Страница 19
— Подожди, не торопись и слушайся меня, — тихо сказала Аня.
И по тому, как она крепко сжала его руку. Толя почувствовал, что вести теперь уже будет она. Движения у него сразу стали размеренными и спокойными. Он моментально припомнил все детали в фигурах — плавность хода, легкие приседания, которые придают грациозность — и уже свободно пошел по кругу. Теперь ему казалось, что весь зал смотрит только на них. А музыка была такой мягкой, задушевной, что хотелось, чтобы она продолжалась долго-долго и, может быть, даже никогда не кончалась…
Тем временем на третьем этаже, в лаборантской физического кабинета, разыгралась трагедия.
После выступления Димка со своими ребятами побежал включать радиолу. Физик Михаил Федорович отдал ему ключ от лаборантской, а сам остался в зале.
Димка зажег свет в лаборантской и, включив приемник и микрофон, присоединил к ним провод от динамика в физкультурном зале. К этой торжественной минуте у него была заготовлена маленькая шутливая речь, и он, вынув из кармана исписанный тетрадный листок, положил его перед собой. Справа, в альбоме, развернутом веером, лежали пластинки, принесенные Сидоровым.
— Ребята, тише, — сказал он, заметно волнуясь. — Ходить только на цыпочках! Включаю!
— С нами крестная сила! — Парамонов сделал испуганное лицо и торжественно перекрестился.
— Внимание! Говорит школьный радиоузел! Товарищи девочки, сегодня мы передаем вам… — часто дыша, начал Димка, и вдруг — чик! — зеленый глазок на приемнике погас.
— Тьфу! — сплюнул Димка. — Так и знал, что что-нибудь случится!
Он дрожащими пальцами проверил все контакты, потом открыл заднюю крышку приемника, вытащил из медных зажимов стеклянную трубочку предохранителя и посмотрел на свет.
— Ну да, волосок перегорел, — обрадованно сказал он. — Это пустяки! У меня есть запасной. Только он в пальто в раздевалке лежит. Я сейчас прибегу.
Димка выскочил в коридор.
Парамонов с умным видом заглянул в приемник, дотронулся пальцем до двух зажимов, между которыми стоял предохранитель, и сказал:
— Димка дурак, зачем побежал? Соединил бы их куском проволоки, и все.
— Сюда простую проволоку не поставишь — специальную нужно, — возразил Горшков.
— Уж больно ты, Пипин Короткий, понимаешь! Смотри-ка! — Парамонов взял лежавший на столе никелированный пинцет и его раздвинутыми ножками дотронулся до двух зажимов. И вдруг в приемнике что-то треснуло и из него повалил дым. Запахло жженой резиной.
— Что, доигрался?! — зловеще сказал Сидоров. — Чуть пожар не наделал…
Парамонов улыбнулся. Но улыбка у него вышла жалкой. Видно было, что он перепугался.
В комнату вбежал Димка. Он потянул носом и спросил:
— Кто резину жег? Уж нельзя одних оставить!
— Здесь не резина сгорела, здесь хуже дело, — сказал Маркин.
— А что?
— Вот он пусть тебе скажет. — Сидоров кивнул на Парамонова.
— А чего? Я ничего… — растерянно сказал Парамонов. — Хотел побыстрей сделать, дотронулся пинцетом… ну и…
Димка побелел. Дальше ему ничего не нужно было объяснять, он все понял сразу.
— Так… Теперь это уже непоправимо… Сгорел трансформатор, — тихо сказал он и, бросив на стол принесенную из раздевалки новую трубочку предохранителя, устало опустился на стул.
— Эх, Юрка, в дураков нас превратил! — сказал Сидоров. — Там, в зале, все ждут, а мы?
— Что «мы»? Пока нас не растерзала толпа, надо бежать по домам, — попробовал пошутить Парамонов.
— При чем тут «бежать по домам»!.. — вздохнул Димка. — Ну кто тебя просил ковыряться?
— А я знал, что нельзя совать? — серьезно сказал Парамонов.
— Должен был знать. Ведь в предохранители ставится специально тоненькая проволочка, чтобы она расплавилась при большом напряжении. Понимаешь, в этой школе двести двадцать вольт напряжения, а приемник у меня был поставлен на сто двадцать семь…
— А-а… — обрадовался Парамонов. — Значит, он у тебя так или иначе сгорел бы!
— Ты Митрофанушка! — разозлился Димка. — Это разве дело — переключить трансформатор в приемнике на двести двадцать вольт и поставить новый предохранитель? А ты догадался — целую кочергу сунул!
— Ты потише с этим Митрофаном, — угрюмо сказал Парамонов. — Я понял твою дипломатию. Думаешь, позвал Горшкова в свой симфонический оркестр, так и я уже обработан?
— Ничего я не думаю, — сказал Димка. — Но и ты не думай, что это дело с приемником мы так забудем.
— Платить заставишь?
— Не бойся, деньги твои целы будут…
— Что же тебе надо? Мои моральные мученья? Ха-ха!
Парамонов деланно рассмеялся. Чувствовалось, что он просто хорохорится. Его внутреннее состояние выдавали глаза. Они бегали по ребячьим лицам, искали в них хоть маленькой, но поддержки и не находили.
— Ладно, уходи отсюда, — сказал Димка, — тебя никто не держит.
— Пипин Короткий, пошли! Ауфвидерзеен! — Парамонов повернулся и взялся за ручку двери.
Сидоров заметил, что у него дрожат пальцы.
Горшков растерянно посмотрел на Димку, потом на Парамонова и вдруг тихо сказал:
— Никуда я с тобой не пойду!
Парамонов, пораженный, остановился:
— Не пойдешь? Ну, заказывай гроб! — И он хлопнул дверью.
— Сам ты гроб! — сказал ему вслед Горшков и, убедившись, что Парамонов уже отошел от двери, громко добавил: — Дурак!
— Торжественная минута! — усмехнулся Маркин. — Прощание Горшкова с прошлым!
Димка и Сидоров спустились в физкультурный зал. Все девочки, тесной толпой окружив репродуктор, висящий над сценой, с напряжением вглядывались в его серебряное горло.
Аня заметила ребят и вышла из толпы:
— Слушайте, что там у вас? Почему не включаете? Мы только услышали: «Товарищи девочки», и всё…
— Сгорел трансформатор, — прямо сказал Димка.
— И музыки не будет?!
— Нет, — ответил Димка и вдруг увидел, как все девочки, окружившие его, переглянулись, перестали улыбаться и как-то обмякли.
— Какой ужас! — сказал кто-то из них.
— Да-а… вечер сорван, — как бы про себя, сказала Аня. — Учительница пения, которая нам тут играла, уже ушла. Но ведь там же было все в порядке?!
— Было…
— Тогда в чем дело?
— Парамонов… сжег…
— А когда можно будет починить?
— Теперь не знаю. На это время надо.
— Эх, досада, дело до конца не довели!
Аня в упор посмотрела на Димку и на Сидорова. Димка взглянул в ее строгие серые глаза и потупился.
Было очень горько и обидно. Трудился-трудился, ходил за деталями по магазинам и рынкам, аккуратненько все припаивал — а пришел один человек, который никогда не имел никакого отношения к его труду, и все разрушил. «Подвел!» И как тут оправдываться?
— Фокус не удался, — услыхал он за спиной шопот и обернулся.
Сзади стоял Толя. На его лице было легкое злорадство вот, не дал билета и провалился! Эту фразу услышал один лишь Димка.
Он опустил голову и, не попрощавшись, вышел из зала. За ним, провожаемый десятками глаз, тронулся Сидоров.
И в наступившей тишине были отчетливо слышны их шаги по блестящему коричневому паркету.
Толя отошел к сцене и вдруг почувствовал на себе неодобрительные взгляды школьниц, будто он тоже был в чем-то виноват. И даже Аня, стоявшая невдалеке, косо поглядывала на него. Толе стало почему-то неловко. Но почему? Он-то к радиоле непричастен. Что же, он должен бежать за ребятами и уговаривать их, чтобы они остались? Но они действительно провалились! Ведь говорили Димке — не берись!
Кое-кто из девочек пытался играть в «ручеек», водить хоровод, но веселья не получалось. Не было музыки.
— Толя, — вдруг подошла к нему Аня, — сыграй нам что-нибудь, а?
— Что именно?