Стражники Иерусалима - Вульф Франциска. Страница 28

Мужчины откинули капюшоны и огляделись по сторонам. Оба были еще довольно молоды, темноволосы и безбороды. Мелеахим облегченно вздохнул, поняв, что это никак не могли быть те пилигримы, которых он видел несколько месяцев назад. Он и сам не знал, почему его так напугало собственное предположение, будто под плащами могли скрываться именно те люди.

– Чего желаете? – спросил хозяин тем же резким тоном, каким, вероятно, имел обыкновение общаться со всеми посетителями.

– Мир Господень да пребудет с тобой, брат, – произнес один.

– Выпить можете прямо тут, – ответил хозяин, никак не прореагировав на приветствие. – Если же хотите поесть, придется обождать. Все столы сейчас заняты.

Пришельцы вновь огляделись и с улыбкой покачали головами.

– Мы не алчем ни еды, ни питья.

– Тогда чего же вам надо?

– Ты обслуживаешь не только наших братьев и сестер по вере, – подал голос второй, молчавший дотоле. Он не старался говорить тихо, голос его звучал мягко и дружелюбно, однако у Мелеахима почему-то мороз пробежал по коже. Другие, похоже, испытывали те же чувства, все разговоры моментально стихли. Внимание всех присутствующих было устремлено на вновь прибывших. – Я вижу за твоими столами евреев. И мусульман.

– А вам какое до этого дело? – спросил хозяин с мрачным лицом.

– Большое, брат мой, большое, – ответил паломник. – Они враги Господа нашего, их руки обагрены кровью Христа, они оскверняют святые места. Мы не можем допустить этого.

Хозяин ничего не возразил, но Мелеахиму показалось, что лицо его потемнело.

– Мы должны подняться против них. Мы должны прогнать их отсюда.

– Кто это сказал? – спросил хозяин сквозь зубы.

– Отец Джакомо, проповедник, святой, пророк, – ответил второй пришелец. – Господь послал его в Иерусалим, чтобы очистить Священный Город от скверны. Он собирает вокруг себя всех верующих доброй воли. Скоро очищающий огонь пожрет врагов Господа нашего и...

Кулак хозяина с грохотом обрушился на стойку. Это походило на удар грома.

– Хватит! – рявкнул он и перемахнул через стойку с проворством, которого невозможно было ожидать от такого толстяка. Даже молодые пришельцы были ошеломлены и настороженно переглянулись. – А теперь вон отсюда! Оба!

Хозяин схватил сразу обоих за шиворот. Те отчаянно пытались вырваться, норовя пихнуть ногой или ударить кулаком обидчика, но тщетно. Мощные лапищи хозяина держали их мертвой хваткой. Он дотащил непрошеных гостей, спотыкающихся о собственные полы плащей, до двери.

– Исчезните отсюда. И никогда больше у меня не показывайтесь!

Распахнув ногой дверь, хозяин вышвырнул обоих на улицу, как пару мешков с зерном. Прежде чем дверь захлопнулась, Мелеахим успел услышать изрыгаемые ими проклятья: «Адское пламя испепелит и тебя!» Хозяин тщательно вытер руки о фартук и вернулся за свою стойку. Сидевшие за столиками ликовали и поднимали за него кружки с вином. Однако у Мелеахима закралось подозрение, что некоторые из христиан втайне сочувствовали проповедникам. Он перехватил взгляды, которые никак нельзя было назвать дружелюбными, и ему стало страшно.

Кто был этот отец Джакомо? Неожиданно в памяти гончара всплыло, что именно так звали одного из пилигримов, попавшихся ему тогда на подступах к городу. И он прекрасно помнил слова, сказанные этим «отцом Джакомо» своему спутнику у городских ворот: «Сегодня великий день. Приближается конец господства богохульников над святыми местами, наконец-то крест возвысится над полумесяцем и звездой Давида. В этот день начнется последний крестовый поход».

Мелеахима бросило в дрожь. Все это ему не привиделось. Он действительно слышал тот разговор. Наверное, ему все же надо было еще тогда рассказать янычарам об их замыслах. И почему он только этого не сделал? Но, может, еще не поздно. Гончар поднялся и подошел к стойке.

– Я бы хотел расплатиться, – сказал он дрогнувшим голосом.

– Не понравилось? – спросил хозяин, бросив взгляд на столик Мелеахима, где стояла тарелка с остатками еды.

– Нет-нет, еда превосходная. Но у меня появилось срочное дело.

Хозяин насупил брови.

– Надо что-то делать, – тихо проговорил Мелеахим, чтобы другие посетители не слышали его. – Такое не должно повториться. Этих людей нужно остановить, пока не поздно.

– Даю свое добро, – буркнул хозяин. – Что ты собираешься делать?

– Пойду к янычарам и расскажу им об этом, – пояснил Мелеахим. – Надо было сделать это еще несколько месяцев назад.

– Пошли их ко мне, если они захотят узнать подробности, – произнес хозяин, вытирая кружку не слишком чистой тряпкой. – Я смогу точно описать этих парней. Поганый сброд!

Мелеахим попрощался и отправился к казарме, где были расквартированы янычары. Каждый шаг придавал ему уверенности, что на сей раз он действует правильно.

Козимо наблюдал, как слуга ставит блюда на стол. Это была простая, скромная трапеза, даже отдаленно не напоминавшая роскошные пиршества в доме торговца маслом Бен Йошуа, в которых он принимал участие; обильные застолья, где подавались все деликатесы, которые только можно было сыскать в Иерусалиме, не говоря уж о музыкантах, фокусниках и красавицах танцовщицах, отличавшихся удивительной гибкостью. Сегодня же подавали всего лишь барашка, зажаренного на вертеле с небольшим количеством соли и приправленного дикими травами, а к нему испеченные на огне лепешки. Вместо обычных гостей из иерусалимской знати на этот раз собралась только семья торговца – сыновья с женами, пока еще незамужние дочери и, разумеется, бесчисленные внуки. Стол накрыли в саду под оливковым деревом. Легкий ветерок шелестел ветвями, вокруг бродили овцы; козы и куры с блеяньем и кудахтаньем убегали от расшалившихся детей, которые с хохотом гоняли их. Пахло костром и жареным мясом.

Козимо закрыл глаза и вспомнил свое винодельческое хозяйство неподалеку от Флоренции. Один раз в году, после того как урожай винограда был собран и молодое вино разлито по бочкам, он устраивал праздник для своих рабочих. И тогда тоже накрывался длинный стол под оливковыми деревьями, разжигался костер и на длинном вертеле жарились поросята, куры и утки. Все было почти так же. Почти...

– Козимо, друг любезный, вам нехорошо?

Гостеприимный хозяин легонько толкнул его в бок.

Козимо открыл глаза и улыбнулся. Здешние люди – особенно торговец маслом Бен Йошуа – отличались редким дружелюбием, сердечностью и общительностью. Они приняли его в свой круг торговцев и обращались с ним так, словно он был коренным жителем этого города не в одном колене. И все же ему не удавалось полностью избавиться от ощущения, что он здесь чужой.

– Нет-нет, Элиас. Просто вспомнил родину.

Родину? Что он имел в виду? Флоренцию? Город, где люди шушукались, завидев его? Показывали на него пальцем? Где он подвергался общественному бойкоту, а его собственная семья подумывала, не поместить ли его навсегда в одно из тех ужасных заведений, где влачили жалкое существование и доживали свой век изгои, ставшие неудобными и обременительными для богатого общества? Неужели он действительно скучал по городу, в котором было возможно донести на такого художника, как Леонардо да Винчи, за то, что гений не счел нужным лгать и лицемерно изображать любовь к женщине?

Да, именно этот город он имел в виду. Флоренция... Грязная и запущенная в последние годы, и тем не менее... Когда он вспоминал о куполах собора, о ее улицах, о церкви Санта-Мария Новелла, его сердце сжималось. Он прекрасно понимал, что его пребывание в Иерусалиме – эпизод не более чем временный. Он вернется во Флоренцию, как только позволит время.

– У моей семьи там есть винодельческое хозяйство, – продолжил Козимо, описав большой круг рукой. – Там почти так же хорошо, как у вас в саду.

Элиас важно кивнул:

– Да, я вас прекрасно понимаю, любезный друг. Как вам, быть может, известно, за свою историю мой народ был вынужден часто и подолгу жить на чужбине, вдали от родины, далеко от земли обетованной. И только думы о Яхве, о нашем Боге, и воспоминания об этой земле придавали нам мужества все годы рабства и изгнания. И мы в действительности всякий раз возвращались домой. Так и вы однажды вновь увидите свою родину.