Стражники Иерусалима - Вульф Франциска. Страница 81

– Святой отец! – воскликнул более молодой. – Но ведь мы же не довели до конца наше дело, город...

– Городу придется обойтись без нас, – сухо ответил второй, который опирался на посох и при этом шагал так бойко, что молодой путник едва поспевал за ним. – Он не заслуживает спасения. Гнев Господень рано или поздно обрушится на него и сотрет с лица земли, как однажды это уже произошло с Содомом и Гоморрой. Но нас это уже не будет касаться, теперь уже нет. Отныне нас ждут другие задачи.

– Но... – Молодой человек остановился. Капюшон его рясы соскользнул с головы, он запыхался от бега. Подавшись вперед, он уперся руками в колени, чтобы отдышаться. – Отец Джакомо... куда мы теперь идем?

– Мы направляемся в страну, которая отверзла двери, врата и сердца спасительному посланию нашего Господа. В страну, правители которой готовы пойти и на неприятные меры и смириться с неудобными шагами, если они служат душевному здоровью народа.

– Еще один вопрос, святой отец.

– Да?

– Кто была та женщина?

– Не более чем одна из проституток Козимо, незначительная фигура. – Старший остановился и оглянулся. Голос его звучал сердито. – Ну пойдем наконец, Стефано. Потом отдохнешь. Нам предстоит долгий путь!

Молодой человек с трудом заставил себя выпрямиться и побежал за старшим.

Мелеахим наблюдал из своего укрытия, как оба быстро удалялись от него. Лишь когда они исчезли за ближайшим холмом, он рискнул выйти на дорогу.

Это были те самые проповедники, которых повсюду разыскивали, те самые подстрекатели и возмутители спокойствия, которые хотели изгнать из Иерусалима всех иудеев и мусульман. Они ушли из города! Может, ему надо вернуться и сообщить наместнику радостную весть? Или... Он принял другое решение. Было уже поздно. Наместник тоже заслужил спокойный вечер. Янычары, стоявшие на воротах, наверное, и так доложили Эздемиру, что проповедники бежали из города. Ему нет надобности возвращаться.

Мелеахим перекинул через спину узел, неожиданно показавшийся ему гораздо более легким, и зашагал дальше. Пройдя несколько шагов, он опять остановился и бросил прощальный взгляд на город. Он не изменился, и все же старику вдруг показалось, что город засиял, и свечение это исходило не от солнца и не от огней, постепенно зажигавшихся на улицах и городских стенах. Иерусалим, город мира и покоя. Теперь он наконец снова станет таким.

Песня вырвалась из груди Мелеахима, и так, напевая себе под нос, он продолжил свой путь, быстро и неутомимо, словно время повернулось вспять, на тридцать лет назад.

Этим вечером в библиотеке было тихо, никто не зажигал лампы. Козимо сидел почти неподвижно в кресле, лишь изредка маленькими глотками потягивая свое красное вино. Ансельмо стоял у одной из книжных полок, грыз ноготь большого пальца, не мигая смотрел на огонь, полыхающий в камине, и предавался своим, несомненно, печальным мыслям. А что же Анна? Она ни о чем не думала, ничего не чувствовала. Она была опустошена. И даже была рада этому, ибо, как только мозг ее начинал работать, она видела перед собой Рашида. Она слышала его голос, его смех, в памяти тут же всплывали бесчисленные мелкие детали. А вместе с воспоминаниями возвращалась боль – мучительная, пронзительная, незатухающая. Она до сих пор не могла поверить, что уже никогда в дверь не постучит Махмуд и не доложит, что у ворот ждет Рашид. Рашид был мертв. Она сама видела, как Эздемир и шестеро янычар, которых позвали на помощь стражники храма Гроба Господня, завернули труп Рашида в полотно и куда-то унесли. После Джулиано Рашид был вторым мужчиной, которого она любила и который был убит. Неужели над ней тяготело проклятье приносить любимым мужчинам несчастье? Разве может ее утешить то, что Эздемир пообещал им устроить Рашиду почетные похороны героя и чтить его как мученика?

Подземный склад оружия был разобран солдатами Эздемира, однако Джакомо как сквозь землю провалился. Солдаты прочесали все штольни каменоломни, но так и не обнаружили следов ни его, ни Стефано. Где же они могли сейчас прятаться? У них больше не было оружия, и даже пергамент был утрачен ими. Все было позади, игра окончена. Джакомо также не мог не понимать этого. Покинул ли он город? И если да, то куда он мог уйти? Анна потерла себе лоб. Она устала, смертельно устала.

– Пойду в свою комнату, – сказал Ансельмо, неожиданно ударил кулаком по книжной полке, будто именно она была повинна во всех бедах этого мира, и, не произнеся больше ни слова, вышел.

Козимо проводил его взглядом и вздохнул.

– Рашид умер вместо него, и ему придется еще долго свыкаться с этой мыслью, – тихо сказал он. – Пожалуй, я тоже пойду спать. Что бы мы сейчас ни делали, мы ни чего не в силах изменить. И нам надо тщательно взвесить наши дальнейшие планы. Вам тоже следует пойти поспать, синьорина Анна. Или, во всяком случае, отдохнуть. Вы выглядите усталой.

Анна покачала головой. Как она может теперь вернуться в свою комнату, где еще лежали вещи Рашида, а тем более лечь в постель, где они спали с Рашидом?

– Нет. Я хотела бы еще немного посидеть тут.

Козимо взглянул на нее со странным выражением. Потом вытащил пергаментный свиток из тайника и протянул ей.

– Что мне с этим делать? – раздраженно спросила она. Она не хотела иметь ничего общего с этой штукой, с этой дурацкой рукописью. В итоге Рашид умер не за Ансельмо, а за этот кусок пергамента.

– Возьмите его себе, – настойчиво сказал Козимо. – Вспомните, что вы неспроста здесь. Вам надлежит выполнить ваше задание, как бы оно ни звучало.

Анна неуверенно взяла свиток, но так и не взглянула на него. Она продолжала неотрывно смотреть на огонь в камине и играла монетой, которую подобрала в каменоломне. Козимо давно уже вышел из библиотеки, а она все так же завороженно смотрела на огонь. Постепенно ее глаза начали слипаться, и в конце концов она не могла больше противиться. Она уснула.

Монотонное, однозвучное жужжание разбудило Анну. В библиотеке было темно, даже огонь в камине уже погас. Целиком и полностью, так что даже не осталось следов жара. И потом... Но где же полки, книги, стол, кресла?

Жужжание становилось все громче и безжалостнее, мелодика его поменялась. Она вдруг сообразила, что это хорошо знакомый ей звук электронного будильника. Циферблат четко показывал 0:01. Она опять была в настоящем. Все сработало. Или все это ей только приснилось?

Анна провела руками по лицу. Оно было мокрым, и она чувствовала себя выжатой и изможденной, как человек, который долго и много плакал. И тут она увидела рядом с собой на покрывале перевязанный нитью пергаментный свиток. А рядом лежала монета. Но... разве такое возможно?

Анна нащупала выключатель ночника и зажгла свет. Торопливо развязала нить и развернула свиток. Пергамент был исписан мелким почерком. Она увидела буквы и непонятные знаки, на первый взгляд производившие впечатление хаотического нагромождения. В левом верхнем углу находился маленький рисунок – сидящий сокол. Это был именно он. Тот самый пергамент, о котором мечтал Козимо ди Медичи, ставший причиной ее странного путешествия. И неважно, пригрезилось ли ей все это или она действительно последние полчаса была в 1530 году, – пергамент был у нее в руках! Она отыскала в сумочке карточку с телефоном Козимо и потянулась к трубке. В Италии, или где он там сейчас находится, тоже была в разгаре ночь, но ей надо было немедленно поговорить с ним. Прямо сейчас.

На другом конце провода долго гудело, но она ждала. Кто-нибудь должен же рано или поздно подойти к телефону – Ансельмо, Козимо, садовник, кто угодно. И...

– Да? Голос в трубке бы хриплым и заспанным.

– Ансельмо?

– Анна! Это вы? Вы знаете, который сейчас час?

– Знаю-знаю, у меня есть часы, – неделикатно оборвала она его. – Я хочу поговорить с Козимо.

– Сейчас? Но...

– Позовите его. Немедленно, я...

В глубине она услышала другой голос, и у Ансельмо забрали из рук трубку.