Пока нормально - Шмидт Гэри. Страница 6

– Хулиган, – сказал я.

Она снова наклонила голову.

– Дуг, – сказал я.

– А я Лил, сокращенно от Лили, сокращенно от Лилиан. Давай допивай свою кока-колу, только смотри, не прыгай больше кадыком.

Вот как я получил место разносчика субботних заказов в «Спайсерс дели» – пять долларов за каждую субботу плюс чаевые, – что, по-моему, очень даже неплохо, если учесть, что я провел в этом тупом Мэрисвилле всего два дня. Даже отец, и тот сказал, что для меня это неплохо. А потом добавил, что пора мне отрабатывать свой хлеб. Когда я начинаю?

– Через одну субботу, – сказал я.

– Если бы они считали, что с тебя будет какой-то прок, они разрешили бы тебе начать в эту субботу, – ответил он.

Просто блеск.

Глава 2 / Гравюра CCII

Краснозобая Гагара

В следующую субботу – в ту, когда я еще не начал работать в «Спайсерс дели», хотя если бы там считали, что с меня будет какой-то прок, я бы уже начал, – я ждал на ступеньках библиотеки.

Опять.

И прохожие смотрели на меня так, будто я неизвестно откуда взялся.

Опять.

Ненавижу этот тупой Мэрисвилл.

Каждые пять минут я поднимался по шести ступенькам к дверям библиотеки, пробовал их и убеждался, что они еще заперты, а потом отходил и садился снова. Я прождал, наверное, целый час, пока наконец не увидел ту библиотекаршу с очками на цепочке – они уже висели у нее на шее, хотя она еще даже внутрь не вошла. Она поднялась по лестнице и посмотрела на меня оттуда так, словно я залез в чужой двор.

– Мэрисвилльская бесплатная публичная библиотека открывается только в десять часов, – сказала она.

– Я знаю, – ответил я.

– Эта лестница не предназначена для того, чтобы на ней сидеть, – сказала она, – тем более что ты мешаешь другим людям, которые могут захотеть ею воспользоваться.

Я посмотрел на улицу – сначала налево, потом направо, – и сдвинулся на самый край ступенек.

– Надо же, – сказал я. – А я и не заметил всю эту толпу, которая ломится к вам в гости. Они что, не знают, что Мэрисвилльская бесплатная публичная библиотека открывается только в десять часов?

Она фыркнула. Думаете, я вру? Правда, фыркнула.

– А грубить иди куда-нибудь в другое место, – сказала она.

– Здесь только вам можно, что ли? – спросил я.

Знаю. Я вел себя как Лукас.

Она вынула из сумочки ключ, вставила его в дверь, отперла ее и вошла внутрь. А дверь за собой захлопнула. И замок защелкнула погромче, чтобы я слышал.

Ненавижу этот тупой городишко. Век бы его не видать.

Я стал ждать дальше. Прямо посередине лестницы. И ноги растопырил так, что дальше некуда.

Прошло не так уж много времени, и на улице, с другой стороны, показался какой-то старикан. У него тоже на шее была цепочка, а на ней очки, и я чуть было не объяснил ему, каким придурком он выглядит с этими очками на цепочке, но потом сообразил, что от этого все равно не будет никакого толку. Ему, наверное, плевать, что он выглядит как придурок.

– Очень ты нетерпеливый, – сказал он. – Библиотека открывается только в десять часов.

– Мне уже объяснили, – ответил я.

Он усмехнулся, словно услышал что-то веселое.

– Видимо, ты уже познакомился с миссис Мерриам. Поэтому так и сидишь?

Я поглядел на старикана. Волосы у него росли в странных местах – в ушах, в носу, между глазами. Он и без очков на цепочке выглядел бы как придурок.

– Ага, – сказал я.

– Ты еще скажи спасибо, что она не позвонила в полицию, чтобы тебя отсюда забрали. – Он достал карманные часы – честное слово, настоящие карманные – и раскрыл их. – Уже больше половины десятого, – сказал он. – Думаю, мы не подорвем основы законопорядка штата Нью-Йорк, если я пущу тебя пораньше.

Он убрал свои часы и поднялся по ступенькам. Это вышло у него довольно медленно, и к концу он успел здорово запыхаться.

– Каждый раз их как будто становится больше, – пожаловался он и вынул из кармана ключ.

В библиотеке было даже прохладнее, чем неделю назад, – и темней тоже, потому что весь свет попадал в нее только через окна, а стекла в них были желтоватые и не очень-то прозрачные.

Миссис Мерриам подняла глаза от стола, и когда увидела меня, у нее стал такой вид, с каким люди смотрят на подошву своего ботинка после того, как наступят сами понимаете куда.

– Библиотека открывается только в десять, – сказала она.

– Совершенно верно, – ответил мой старикан, который еще слегка отдувался.

– Мистер Пауэлл… – начала она.

– Только сегодня, – оборвал ее он.

– Вы не понимаете, что значит «только сегодня». Сколько раз вы пускали сюда раньше времени дочку Спайсера, заявляя мне, что это произойдет «только сегодня»?

– И она когда-нибудь поблагодарит нас, посвятив свою первую книгу Мэрисвилльской бесплатной публичной библиотеке. – Мистер Пауэлл повернулся ко мне. – Возможно, и ты сделаешь то же самое. А теперь – могу я тебе чем-нибудь помочь?

Я покачал головой.

– Лучше я сам посмотрю.

Он кивнул.

– На твоем месте я начал бы с девятисотых номеров, вон там, – сказал он. – Но это потому, что я всегда был особенно неравнодушен к биографиям.

Я не стал смотреть девятисотые номера. Сначала я заглянул на полки с пятисотыми – они сразу нагнали на меня скуку, – потом перешел к шестисотым, которые оказались гораздо скучнее, хотя этого и трудно было ожидать. Семисотые были поинтересней, и я перелистал их целую кучу, стараясь найти там картинку с Полярной Крачкой. Но не нашел.

Наверное, вы удивляетесь, почему я сразу не поднялся к той большой книге на второй этаж. Я ведь из-за нее сюда пришел, а не из-за каких-то дурацких биографий с девятисотыми номерами, правда? Думаю, мне просто не хотелось, чтобы миссис Библиотека-Еще-Закрыта опять посмотрела на меня как на то, что прилипло к подошве ее ботинка. Не хотелось и все.

Так что я болтался у стеллажей с семисотыми номерами и искал там крачку до тех пор, пока не увидел, как мистер Пауэлл идет к дверям и отпирает их, чтобы впустить внутрь огромные толпы людей, которые ждали на лестнице и, наверное, заняли все ее шесть ступенек, и кое-кто правда вошел, и в библиотеке загудели голоса, которые подхватывало эхо от мрамора, и миссис Мерриам нацепила на нос очки и стала принимать книжки и просить народ говорить потише, и я пересек вестибюль и поднялся на второй этаж.

Сюда еще никто не заходил, поэтому свет пока не зажгли. Но Полярная Крачка была на месте и все так же падала. Под косыми утренними лучами – стекла в окнах здесь тоже были желтоватые – вода на картинке казалась темнее, а рябь на ней сильнее. И все тот же испуганный глаз.

Я опять понарошку зажал в пальцах карандаш, которого у меня не было, и стал водить им по витрине, рисуя крылья. Я провел линии от кончиков крыльев вниз, а потом резко назад, к туловищу. Попытался нарисовать перья в шесть рядов, повторяя их в точности такими же в каждом ряду, пока не уперся в тело – черт, они были похожи на мех. Я прямо чувствовал, как над этими плотными перьями свистит ветер. Потом я двинулся по контуру птицы к воде, сделал небольшой поворот вдоль ее шеи – нет, еще меньше – и снова пошел вниз, к воде, до самой последней точки, кончика ее клюва с нижней стороны, где он уже перестает быть клювом и становится воздухом.

И тут зажегся свет.

Мистер Пауэлл.

Опять отдувается. Да еще как.

Он посмотрел на меня, слегка удивленный. (Теперь очки у него больше не болтались на шее – он их надел и потому выглядел уже не таким придурком.)