Их было четверо - Гордашевский Петр Феофилактович. Страница 7

– Ты просто дура, вот что! – отрезал Тима. – Очень мне нужно, чтобы меня выгораживали!

– Ну ладно, ладно, не буду выгораживать. Подожди… А твой отец, он нас возьмёт с собой? Как ты думаешь? Только говори правду.

– Пожалуй, нет… – задумчиво сказал Тима. – Даже если бы он и захотел, то мама шум поднимет. Она так на него набросилась, когда узнала про меня… тогда…

– Ну, вот видишь! – вскричала Катя. – Значит, если мы упустим сейчас благоприятный случай, то никогда там не побываем. Ни-ко-гда!

– И это верно…

– А как хочется!.. Тебе тоже, Виктор?

Виктор не сразу ответил.

– Там снимать можно? – спросил он.

– Можно. Есть особый аппарат со специальной плёнкой. В лаборатории.

– Н-да… Хорошо бы поснимать. Кадры будут любопытные. Пожалуй, даже мой отец позавидует.

Катя что-то быстро-быстро шептала на ухо Вану, но тот с упрямым видом отрицательно качал головой.

– Впрочем, о чём говорить, – заявил Виктор со своим обычным небрежным видом, – никуда мы не пойдём. Наш пай-мальчик – обыкновенный трус. Да, да, трусишка, Тимочка!..

– Послушай, Виктор, я тебя сейчас поколочу!

– Ну что ж, попробуй!

Мальчики стали друг против друга, словно молодые петухи.

А Катя бегала от одного к другому и твердила:

– Тимочка, не надо! Виктор, брось, не надо! Ну, не надо… Он не пай-мальчик, как ты не понимаешь, тут другое… А ты, Тима, тоже не понимаешь. Оба вы ничего не понимаете! Ну и ладно, – вдруг сказала она упавшим голосом, – бросим говорить об этом! Значит, напрасно я размечталась. Думала, вот оно – необычайное… Всю жизнь ждала. Летела сюда и всё твердила: «Вот тут-то и случится что-нибудь необыкновенное». Мне всегда так казалось, когда я ездила в незнакомые, новые места. Но ничего не случалось. И сейчас не случится. И не надо, не надо!..

Тима растерянно смотрел на её расстроенное лицо. Катя ему очень нравилась. В глубине души ему всегда хотелось сделать ей что-нибудь приятное. Только чтобы не подумали, будто он ей «угождает».

– Ну ладно! – вдруг резко сказал он. – Перестань, а то ещё реветь начнёшь, терпеть не могу… Поведу в «домик». Только надо разузнать, когда там был Кривошеин в последний раз. Потом придумать что-нибудь дома, чтобы мама не знала.

Лаборатория превращений

Мария Николаевна недовольно поморщилась, когда Тима, глядя в сторону, сказал, что им всем – ему, Кате, Вану и Виктору – хочется послезавтра пойти в горы с раннего утра.

– Мы ненадолго, дня на три-четыре. И ты не волнуйся, ничего с нами не случится.

– Я всё равно буду волноваться, – сказала Мария Николаевна. – Но вас я не удерживаю. Вы взрослые ребята и, надеюсь, будете благоразумны.

– Ну конечно, можешь не сомневаться! – с облегчением вздохнул Тима.

В этот момент он говорил искренне – он действительно решил про себя быть очень осторожным, и то, что он сейчас, в эту секунду, не врёт, немного успокаивало его совесть.

«Эх, – думал он с тоской, – был бы здесь папка, он бы всё понял! Может быть, даже сам повёл нас… Хотя нет – мама ни за что не согласилась бы. Вот сказали, что в горы хотим идти, и то она заволновалась, а туда… нет, ничего бы не вышло. Может, отменить? – колебался он. – Невозможно! Виктор засмеёт. И потом, раз сказано, значит, баста», – твёрдо решил он.

– А что вы с собой возьмёте? – спросила Мария Николаевна. – Хлеба нужно купить. Потом надо посмотреть, как у меня с консервами.

– Вы не беспокойтесь, Мария Николаевна, – вступила в разговор Катя, – мы всё сами купим, всё приготовим.

– Ну, смотрите! А то ещё помрёте с голоду по дороге, – засмеялась Мария Николаевна. – Палатка твоя в порядке, Тима?

– В порядке. Да ты правда, мама, не хлопочи. Ведь идём не первый раз. Мы с Ваном бывалые… Да, Ван? – Тима хлопнул приятеля по плечу.

Мария Николаевна это знала и всё же беспокоилась. На минуту ей показалось, будто Тима что-то скрывает.

«Почему он отпрашивался отвернувшись? – думала она, ворочаясь на своей постели. – Нет, трудно с мальчиками – не понять их вкусов, стремлений, их внутреннего мира. С девочками другое дело. Скорей бы Серёжа приехал, с ним всё проще и легче. И этот Виктор… Не знаешь, как с ним держаться, такой он сухой, надмённый, скрытный. Не то, что мой Тимка, – у того душа нараспашку! Нет, нет, он ничего не скрывает, просто мнительность… Подумаешь, отвернулся к окну! Ну и что же? Где это написано, что отпрашиваться в дальнюю прогулку нужно, обязательно глядя в глаза? Пустяки, моя обычная мнительность, не больше. Просто не люблю, когда «моих мужчин» нет дома».

Мария Николаевна Тиму и мужа называла «мои мужчины» и действительно не любила, когда они вдвоём отправлялись на рыбалку или в горы, а она оставалась одна.

«Или, как в тот раз, не говоря мне ни слова, затеяли всю эту историю в лаборатории, – продолжала она размышлять. – Ну, я им такое тогда задала, во второй раз не захотят…»

* * *

Чуть брезжило утро. Джохор ещё спал. Ребята, взяв для виду рюкзаки, палатку и всё, что полагается для путешествия в горы, отправились в «домик». Тима разузнал, что Анатолий Степанович Кривошеин был в «домике» вчера; сегодня он собирался дня на три уехать на рыбалку. Всё отлично складывалось. Трёх дней им вполне хватит. Успеют вернуться вовремя, никто и не заметит.

По дороге в условленном месте они встретились с Ваном.

– Ну как, порядок? – спросил Тима у друга.

– Полный, – улыбнулся Ван.

И вся компания зашагала дальше.

Утром Тиме их затея показалась уже в другом свете.

В самом деле, что тут особенного? Раз об их путешествии никто не знает, значит, некому и волноваться. Мама не волнуется, стало быть, всё в порядке.

«Вернусь и всё расскажу. Конечно, нам достанется, говорить нечего, но дело будет сделано».

– Всё будет хорошо, – вслух произнёс Тима.

Катя удивлённо посмотрела на него:

– Ты что?

– Да так, не обращай внимания, – засмеялся Тима.

Увлечённый предстоящим путешествием, он был бодр и энергичен. Виктор, как всегда, уверен и спокоен. А Катя и Ван радостно возбуждены. Катя потому, что ликовала при мысли о таинственном и необыкновенном путешествии, а Ван думал о предстоящем как о чрезвычайно любопытном научном эксперименте. Взрослые говорили о Ване как о будущем учёном, удивлялись его знаниям, далеко превосходящим обычный школьный уровень. Он очень много читал, отлично запоминая прочитанное, и часто удивлял учителя естествознания сложными вопросами, иной раз даже ставил его в тупик. Микробиология была его страстью. Он готов был целые дни проводить возле микроскопа, рассматривая крошечные существа, плавающие в капле воды.

– Ты совсем как Левенгук, – смеялся Тима.

Они оба недавно прочитали интересную книгу о голландце Антонио Левенгуке, впервые заглянувшем в мир невидимых существ. Их поражало, как это невежественный торговец сукном мог сделать такое величайшее открытие. Подумать только, тысячелетиями люди даже не подозревали о существовании крошечных живых организмов, пока Левенгук в XVII веке не увидел их через своё увеличительное стекло. А всё потому, что Левенгук увлекался шлифованием линз. Он достиг в этом деле такого искусства, что во всём мире ни у кого тогда не было столь совершенных линз, как у него. Соединённые вместе, они давали сильное увеличение, в сто шестьдесят раз. Это было очень много для того времени. Левенгук с любопытством рассматривал через них всё, что попадалось под руку: волосы, шерсть животных, растения, насекомых. И всё это приобретало неожиданный вид, совсем не похожий на тот, каким он представлялся невооружённому глазу.

Но самое удивительное Левенгук обнаружил в капле воды, когда взглянул на неё через свой микроскоп. Великий боже! Да в этой капле полным-полно каких-то «зверушек»! Они суетятся, плавают, словно рыбы.

С тех пор Левенгук стал искать «живых зверьков» всюду. Он снял белый налёт со своих зубов, и там тоже оказался целый зверинец. «Животных у меня во рту больше, чем людей в Соединённом Королевстве», – записал он в свою книжечку.