Тайна Высокого Замка - Каменкович Златослава Борисовна. Страница 15

— Сам танцуй на пузе, синерожий пьяница! — гневно топнул ногой Петрик, точь-в-точь, как пани Андрииха. Потом не совсем уверенно додал: — А чтоб тебя уже дохлого домой принесли!

Зал взорвался хохотом.

По знаку брюнета кельнер Янош Доби подбежал к опешившему коммерсанту и, нежно взяв того под руку, стал уговаривать спуститься в зал.

Петрик заметил это, как, впрочем, и то, что его покровителя буфетчица почему-то боится.

— Прошу пана… — подбегая к брюнету, взмолился Петрик, — скажите пану Тибору… Заступитесь…

Петрик хотел сказать: «Заступитесь за панну Ванду, чтобы хозяин бара её не уволил», но у него явно не хватало слов объяснить свою просьбу.

— Храбрее, малыш, — сквозь смех посоветовала Петрику смуглая красавица и, достав из продолговатой лакированной сумочки серебряную монету, дала Петрику.

— Учти, артист, это два злотых. Большие деньги, — улыбнулся покровитель. — Отдашь отцу, он тебе купит новые башмаки, много конфет и пряников. Где отец работает?

Петрик хотел сказать правду, мол, полицаи его посадили в тюрьму. Но тут же больно прикусил язык.

А «добрый дядька», как на зло, допытывался:

— Где? Где твой отец, хлопчик?

Этого Петро не скажет… Пусть даже «добрый дядька» даст ему целую кучу злотых… Нет, не скажет ни за что!

— Прошу пана, — выкручивается Петрик, — я лучше отдам эти деньги старенькой маме панны Ванды. Добре?

— Ах, какой он наивный, — провела рукой по мягким волосам Петрика красавица. От неё так приятно пахло, что Петрик сильно потянул носом и спросил:

— Прошу пани, это чего от вас так красиво пахнет?

— Духи.

Петрик видел у Юльки один великолепный флакон от духов. Ей отец принёс. Юлька настаивала, чтобы Петрик понюхал флакон, уверяя, будто духи необыкновенно дорого стоят и пахнут, как цветы. Но от Юлькиного флакона почему-то воняло рыбой.

Вдруг Петрик узнал заказчика дяди Тараса, который уселся за столиком. Он не сводил глаз с буфетчицы, а она делала вид, что не хотела его замечать…

— Это заказчик, — шепчет покровителю Петрик. — Он один раз притворился, что храпит: хрр-р, хрр-р, а потом дяди Тараса шляпу присвоил и монашкину книжку унёс…

— Монашкину? А какая она из себя, эта монашка? Ты бы мог её узнать?

— Она вся в чёрном одетая… и молодая, красивая, — простодушно объяснил Петрик.

— Молодая и красивая?

— Почему эта монашка тебя так интересует, Казимеж?

Брюнет с чарующей улыбкой прильнул губами к руке красавицы и прошептал:

— Теперь я не стану отрицать, что ревность всегда смотрит в подзорную трубу, делающую маленькие предметы большими, карликов — гигантами, подозрения — истинами…

— Я не потерплю соперницы, Казимеж, — сменяя гнев на милость, лукаво улыбнулась красавица.

К их столику подошёл незнакомый Петрику старик. У него были длинный крючковатый нос и длинные ровные серые волосы. В сморщенной руке старика чуть дрожала рюмка с чем-то желтовато-тёмным.

— Целую ручки, о прекраснейшая из прекраснейших, — медовым голосом обратился он к смуглой красавице.

— Ты дед-яга? — вздрогнув, поднял на него глаза Петрик.

— О нет, мой вундеркинд! Тебя приветствует бывший жрец святого искусства, а ныне агент торговой фирмы «Импортные фильдеперсовые чулки и носки».

— Пан Грабовский хочет мне кое-что предложить? — сквозь смех спросила красавица.

— О да, прекраснейшая из прекраснейших, получена партия заокеанских чулок.

И уже совсем тихо, так, что Петрик не мог расслышать, что-то добавил.

— Пан Стожевский ещё в Белостоке. Послезавтра он будет здесь, — ответила ему красавица.

Желая спасти доверчивую красавицу, Петрик зашептал ей на ухо:

— Ты не ешь яблоко, если он тебе даст… Добре?.. А то тебя карлики положат в хрустальный гробик… И гробик повесят на золотых цепях в пещере… Мне тётя Марина рассказывала.

Но легкомысленная красавица только захохотала.

Тем временем покровитель о чём-то пошептался с буфетчицей. А дед-яга снова прицепился к Петрику.

— Скажи, о вундеркинд, когда, сменив своё ветхое рубище на превосходно сшитый фрак, сияя в лучах громкой славы, ты предстанешь перед поклонниками твоего таланта, узнаешь ли ты, о вундеркинд, меня, бывшего жреца святого искусства, кто был прелюдией твоей славы…

Ну, решительно же ни одного слова Петрик не понял из того, что говорил дед яга. Но одно было Петрику совершенно ясно: коварный волшебник околдовал добрую красавицу. Не зря же она хохотала до слёз, утверждая, что дед-яга «действительно настоящий волшебник», и она «просто умирает от смеха…»

— Так выпей, о вундеркинд, за свою будущую артистическую карьеру! — поднёс дед-яга Петрику рюмку с коньяком.

— Это чай? — осведомился Петрик.

— Почти, — лукаво подмигнула смуглянка деду-яге. — Выпей.

Петрик не мог ей отказать в такой просьбе. Он доверчиво отглотнул из рюмки и… задохнулся.

— Знаменито-о! Хи-хи-хи… — хихикал дед-яга.

— Ха-ха-ха-ха! — вновь неудержимо захохотала смуглянка.

— На вот, закуси, — поддёв на вилку кусочек лимона, протянул Петрику подошедший покровитель.

Прежде чем Петрик проглотил кусочек лимона, две невольные слёзы успели скатиться по его щекам. Однако он совсем не хотел плакать, просто у него во рту и горле стало невыносимо горячо, а глазам горько…

— Очень горячий чай, прошу пана… и совсем не сладкий… — прошептал Петрик, решительно отказываясь пить коньяк.

Тогда дед-яга обратился к публике.

— Панове, вознаградим же нашего вундеркинда за его труд!

И тут кое кто из публики начал запихивать в карманы Петрика остатки с тарелок. А когда в карманы больше уже не вмещалось, стали засовывать бутерброды за пазуху.

Всё было так хорошо, как вдруг кто-то опрокинул стол, потом стулья, и, едва не сбив Петрика с ног, мимо пробежал. Владек, а спелом и «заказчик» дяди Тараса. Раздался длинный полицейский свисток.

— Держи-и! — громко крикнул покровитель Петрика и выхватил револьвер.

— Не стреляйте, прошу пана!.. — почти повис на его руке Петрик. — Это… это же. Владек…

Петрик видел, как двое схватили «заказчика» дяди Тараса и надели ему на руки железки.

— Так ему и надо, пускай не присваивает чужого! — крикнул Петрик. — А Владек… ух, молодец! Он убежал! — ликовал мальчик.

И ещё одна особа в баре не могла скрыть на лице ужас, увидев, как полицейские бросились к стриженому человеку, схватили его и, ударив рукояткою нагана между лопатками, повели. Это была буфетчица. Но только один брюнет знал, что арестованный сейчас человек — муж этой женщины.

Пока кельнеры устанавливали на место стол и стулья, брюнет держал Петрика за плечо и расспрашивал у мальчика адрес, чтобы занести дяде шляпу, присвоенную «заказчиком», да и книжку монашки тоже.

Петрик старательно объяснил, как найти их лом и даже добросовестно предостерёг, что не следует заходить со двора: в коридоре страшно темно, там может прятаться проклятый «Кризис».

Подумав, что мальчик говорит о крысах, покровитель успокоил его, сказав, что крыс он нисколько не боится.

Петрик дружески простился с покровителем и его дамой, независимо прошёл мимо буфетчицы, которая (так ей и надо!) разбила хрустальную вазу с пирожными, и с отягощёнными карманами побежал домой.

— Вот он, полюбуйтесь, люди добрые, на этого принца, — не очень-то ласково встретила Петрика тётя Марина, кормящая грудью Тымошика.

— Где мама?

— Бегает по хатам, ищет своего сыночка-кормильца.

«А что — не кормилец? — радостно стучит сердце Петрика. — Вот сейчас тётя Марина увидит, сколько я разного добра принёс…»

Со свойственным Петрику изумительным проворством он взбирается на табурет и молча, с гордым видом начинает раскладывать на зелёненькой клетчатой клеёнке стола свой первый в жизни заработанный хлеб, кусочки сыра и колбасы. Какой-то негодяй бросил ему за пазуху изжёванный хвост селёдки. Петрик деловито отбрасывает в сторону этот селёдочный хвост. Очень он тут нужен! И только выложив на стол деньги, Петрик победно поднимает глаза на тётю Марину.