Дела и ужасы Жени Осинкиной - Чудакова Мариэтта Омаровна. Страница 123

Неожиданно ее мобильник зазвонил. И раздался веселый и свежий голос ее двоюродной сестры Веры:

— Маш, ты? Ну привет! Ты что, все плывешь? Не холодно там? Небось, дожди льют? А вообще-то — Приполярье, не знаю, что это такое, может, у вас там и снег еще не сошел! Ой, Маш, я тут чуть в ящик не сыграла, чесслово! Женька-то сообщила тебе, что я к ней не попала? Ну сообщила, сообщила, конечно! А ты небось злилась на меня, да? Ой, ты не злись! У меня гнойный уже был, на грани перитонита. Ну, прооперировали нормально. Я уже шесть дней дома. По городскому вам звонила-звонила — никто не отвечает. Сейчас только Женьке дозвонилась — она у подружки на даче под Москвой. Я ей говорю — давай, возвращайся в квартиру, я к тебе приеду, чего-нибудь вкусненькое приготовлю! Ну, тут у нас прервалось, там связь, наверно, плохая…

Тут прервалось и у них, металлический голос объявил, что Веркин телефон недоступен. Вера так и не предоставила Марии возможность дать хоть один ответ на град ее вопросов. Но успела привести сестру уже в окончательное замешательство, близкое к помутнению разума.

Тут мы должны еще раз пояснить, что кузина Марии Вера была симпатичнейшим и добрейшим человеком. Но если мы говорим, что Александр Осинкин был воплощением научного мышления, то способ мысли и речи его, можно сказать, двоюродной свояченицы находился на противоположном от него полюсе.

Ей неизвестно было, скажем, отличие гипотезы от теории. И любая высказанная ею же самой гипотеза — о том, например, что Женя, возможно, находится под Москвой, на даче у подружки, — в следующую же минуту превращалась для нее в точный научный факт. Смелыми мазками набрасывала Вера свою собственную картину события — и далее исходила исключительно из нее, ни в каких фактических уточнениях более не нуждаясь.

Мария Осинкина прекрасно знала эти особенности своей сестрицы и в повседневной жизни всегда брала их в расчет. Но в настоящее время она находилась в состоянии ослабления воли и вообще жизненно важных функций организма. Поэтому утверждение Веры, что Женя — под Москвой, тогда как от мужа своего Мария совсем недавно получила твердую информацию, что их дочь — в Сибири, привело ее в совершенно определенное — то есть совершенно неопределенное — состояние. Из него у любой российской женщины, из чистого ли она состоит железа или, наоборот, из одних нервов, — выход единственный. Мария к нему и прибегла.

И горько-прегорько заплакала, сидя в одиночестве на скамеечке в чужом поселке, где за все это время на улице не появилось ни души. Кроме пьяного, давно уютно устроившегося на сухой и пыльной земле у противоположного дома, положив свою бедовую голову на спину терпеливого рыжего пса. В этот момент он — не пес, а пьяный — как раз приподнял нечесаную башку, мутно посмотрел на незнакомую плачущую женщину и произнес хрипло что-то вроде:

— Какого тебе?..

И вот тут, как часто бывает в романах и нередко — в жизни, вновь зазвонил мобильник. И раздался бодрый и жизнерадостный, как обычно, голос мужа:

— Маша, Машенька, где ты?

И в ту же самую секунду все-все в голове Марии Осинкиной разбежалось по разным правильным углам и прочно встало на место. Потому что она знала, что в следующую же минуту получит точное разъяснение всей ситуации и того, что ей делать дальше.

Глава 53. Встреча

Так получилось, что Жене никто не сказал о том, что отец ее — здесь, неподалеку. А первыми вернувшиеся в Эликманар после сражения Славик и Скин успели по дороге договориться, что если она ничего не знает, то и они говорить не станут: пусть будет сюрприз.

Они, конечно, завернули в тот указанный им Ножевым переулок, где оставался на часах Петя Волховецкий. В двух-трех словах обменялись довольно-таки жгучей информацией. Петру объяснили, что прямо сейчас к нему прибудет милиция. И, пожалуй, ему надо бы помочь им отыскать парня в тельняшке. А потом либо пусть едет на какой-нибудь попутке в Эликманар, либо Славик через час-полтора за ним приедет.

Друзья подъехали к калитке дома Фединой тетки в тот момент, когда вся компания сидела во дворе за большим деревянным столом. А тетка Пелагея Ивановна проворно сновала туда-сюда, подавая неизвестно когда ею наготовленную еду. Посреди стола важно стоял большой кувшин с самодельным квасом — а Том Мэрфи после омского-то «Трактира Подворье» и не пробовал больше сибирского кваску!

К компании присоединился и Игнат. А прабаба его сидела на веранде своего дома, с живым интересом наблюдая за происходящим.

Все лица обратились к подъехавшим.

— Повязали обоих! — провозгласил Скин. — В Горно-Алтайск повезли. Стрельба была — будь здоров! Милиция сюда едет — осматривать место преступления. Ничего не трогали? — спросил он грозно.

— Ничего! — отвечено было хором. — Наших-то никого не ранило?

— Никого! Киллеру одному плечо прострелили. Не хотели оружие сложить — мент им предлагал. Они ж машину свою бросили — с оружием, из которого стреляли тут в окно. Петр ее потом охранял — на него нападение было! — почему-то хвастливо сказал Скин. — Их другая ждала. А мы никто знать не знаем — на какой они!.. Потом мы со Славиком в жигуле одном высмотрели их, тут же нашим номер сообщили!..

Скина просто распирало. Он даже сделался похожим на Мячика, когда тот в ударе.

Том хотел знать как можно больше реальных подробностей. В частности — не ранили ли все-таки его друга в этом сомнительном переулке?.. А Скину того и надо было — он торопился выложить как можно больше прежде, чем подъедут реальные участники боя.

— Успели афганца одного предупредить — он доску с острыми гвоздями им прямо под колеса кинул. И у Славы полный карман фигни всякой острой был — тоже сыпанул. А дядька один — которого Шамиль привез — из карабина им колесо прострелил! А так они в Монголию гнали — могли бы уйти на фиг!

Степа и его любимый учитель слушали не дыша — в тихом Эликманаре такое было в диковину. Кроме пьяных драк — порою, правда, с применением кухонного ножа, — здесь редко происходило что-либо в этом смысле выдающееся.

Пелагея Ивановна все внимание обратила на Славика, почему-то выделив его изо всех. Она предлагала подать ему на руки прямо тут, из ковшика, что и было сделано.

— Устал-то, небось, как! — приговаривала она, протягивая чистое полотенце. — На мотоцикле — это тебе не на машине… Руки-то, небось, совсем немые!

Славик не возражал.

А Женя молча переводила глаза со Славика на Скина, будто ожидая каких-то совсем необычных деталей происходившего.

И они не замедлили.

Две машины одна за другой подъехали к открытой калитке. Одновременно раскрылись все восемь дверец, и вышла целая толпа мужчин. Один из них был почти на голову выше остальных.

— Папа! — пронзительно крикнула Женя и бросилась к нему.

А Тося кинулась за ней с громким лаем, так как совершенно не знала того человека, к груди которого прижалась Женя, успев, правда крикнуть Тосе: «Свой!» После чего Тося со спокойной душой улеглась тут же, у ног обоих.

Осинкин молча гладил дочку, а она рыдала, прижимаясь к нему, уже не видя никого и ничего вокруг, — и не могла остановиться.

И все вокруг них стояли и молчали.

Пелагея Ивановна, само собой разумеется, утирала глаза передником.

— Папочка, — повторяла Женя, — папочка!.. Меня хотели убить!..

Глава 54. «Перо мое вяло…»

Артем Сретенский больше недели назад подал заявление об отмене приговора Олегу Сумарокову и возобновлении производства по уголовному делу об убийстве в селе Оглухине — «ввиду вновь открывшихся обстоятельств». Оно было тут же на месте поддержано прокурором Сибирского округа. Прокурор Заровнятных более чем полно владел информацией об этих новых обстоятельствах.

Новое следствие проведено было — под его надзором — в рекордно короткий срок. И при этом очень грамотно, что заставило многих припомнить поговорку: «Можем, когда хотим!». Зафиксировали — по двум новым свидетельским показаниям — алиби осужденного. Затем — неверную экспертную оценку вещественных доказательств. И наконец — неопровержимые свидетельства вины в действиях трех новых лиц, подозреваемых в убийстве. Одной из них была несовершеннолетняя москвичка. Она была задержана, находилась в московском следственном изоляторе — как подозреваемая в совершении тяжкого преступления — и уже начала давать показания в присутствии своей классной руководительницы, находящейся в полном ошеломлении. Сретенский рассказывал, пожимая плечами, что отец подследственной отказался быть ее законным представителем, а мать не могла по своему почти невменяемому состоянию. И эту функцию взял на себя двоюродный брат матери, специально для этого приехавший из Краснодара.