Осень - Прилежаева Мария Павловна. Страница 5

Но в глубине души Марья Петровна знала: не в том причина успеха Ольги Денисовны. Не "либерализм", а влюбленность в литературу и какая-то свобода, естественность пленяли в ней учеников и неучеников. Марья Петровна потихоньку старалась перенять у словесницы манеру держаться, кое-чему подучиться, но дар есть дар, а коли нет дара, так нет. Марья Петровна не считала себя бездарной, однако чужие таланты уязвляли ее. Она чувствовала удовлетворение, выискав какой-нибудь недостаток в Ольге Денисовне. Выискивание недостатков стало потребностью, вошло в привычку. С темной ревностью она следила за каждым шагом Ольги Денисовны.

- Разумеется, Ольга Денисовна отличнейший педагог, но...

- Что - но?

- Слишком уж мнения о себе высокого.

В учительском коллективе Ольгу Денисовну уважали, критические суждения о ней отвергались, да Марья Петровна и не решалась их громко высказывать. А директор был новым человеком в школе, и, как заметила Марья Петровна, независимость преподавательницы литературы не очень пришлась ему но душе. Он предпочитал другие характеры, более покладистые и послушные.

Иногда Марье Петровне удавалось побеседовать с директором наедине, и тогда как-то нечаянно получалось, что заходила речь об Ольге Денисовне.

- Удивляюсь гордыне ее, Виктор Иванович! Никогда не зайдет к вам посоветоваться.

- У Ольги Денисовны своего опыта хватает, - сухо отрезал Виктор Иванович.

- Так-то так...

Ее мелкие уколы не всегда попадали в цель, и тогда Марья Петровна на всякий случай старалась загладить вину перед Ольгой Денисовной, сказать что-нибудь ей приятное, но та сдержанно отмалчивалась. Отношения между ними: не мир - не война.

Вчера после кружка Ольга Денисовна не зашла в учительскую за тетрадями, решив заняться проверкой сочинений сегодня, благо уроков в этот день у нее нет. Сняла пальто, пригладила перед зеркалом волосы, все еще пышные и густые, но от седины потускневшие, и направилась к своему столику проверять сочинения восьмиклассников на тему "Как я отношусь к Чацкому". "Кстати, напрасно я вчера не сказала Виктору Ивановичу, что Ульяна хоть и своим умом дошла до критики Чацкого, а ведь у нее единомышленник есть, не такой категоричный, однако с Чацким спорит. Кто бы вы думали! Иван Александрович Гончаров! И Пушкин Чацкого не очень-то жалует".

Но что такое? Где тетради? Тетрадей на столике нет. Она окинула взглядом чужие столики. На некоторых лежали учебники, книги, тетради, но не ее. Вдруг ее бросило в жар. Она испугалась. "Что со мной происходит?" Она схватилась за цепочку для очков на груди, проверить, здесь ли? Здесь. Что с ней происходит, потеряла тетради? "Неужели вправду потеряла? Постойте, вчера был кружок. Так. После кружка... неужели я так увлеклась, что взяла тетрадки домой и забыла, что взяла? Постойте, после кружка я вышла из школы вместе с ребятами... Нет, я не заходила в учительскую".

- Товарищи, что у меня случилось, пропали тетради, - жалобно сказала Ольга Денисовна, когда учителя сошлись на перемену.

- Как - пропали? Кому они нужны, ваши тетради?

- Поищите хорошенько, может, в кабинете оставили.

- А ребята не могли созорничать?

- Что вы! Над кем другим, но не над Ольгой Денисовной!

Такие реплики посыпались со всех сторон. Директор, который в перемены имел обыкновение заглянуть к учителям, не вмешивался в обсуждение, но Ольга Денисовна чувствовала на себе его осуждающий и выпытывающий взгляд, и у нее падало сердце, странно падало сердце. Как в яму.

Перед самым звонком, как обычно куда-то спешащая, по горло занятая, вбежала Маргарита Константиновна.

- У Ольги Денисовны пропали тетради, - сразу обрушили на нее.

Она стала с разбегу, словно перед ней внезапно опустили шлагбаум.

- Кажется, телефон? - прислушался директор.

Никто не слышал телефона, а он услышал и с озабоченным видом удалился.

Маргарита Константиновна тихими шагами, будто не решаясь, подошла к учебному шкафу, отворила дверцу.

- Тетради? Вот.

Она взяла из шкафа и держала стопу тетрадей, на лице ее было смятение. Вчера здесь, у шкафа, она застала директора и поразилась его жалкой растерянности.

- Загадка, - непонятно протянула Маргарита Константиновна. Драматургия.

- Что вы там о драматургии! - воскликнула Ольга Денисовна. - Товарищи, подумайте, зачем я их туда упрятала? Когда? Убейте, не помню, - удивленно восклицала она.

Математичка медлила отдавать ей тетрадки, тихо подошла. Кажется, хотела что-то сказать. Колебалась. Сказать? Нет?

Если бы она видела точно. Она не видела точно. А если ей только представилось, чего и близко не было? Она смутилась, покраснела. И не сказала.

Но Ольга Денисовна была так довольна, что тетради нашлись, что даже не заметила какие-то там оттенки в выражении лица Маргариты Константиновны. Ольга Денисовна проверяла сочинения, пока не отзвенели звонки, кончились занятия, школа умолкла. У нее медленно двигалось дело, отвлекали невеселые мысли. "Что же в самом деле, неужто так вот и подступает старость со своими сигналами? Динь-бом-трах! Приближаемся к конечной остановке. Сходить".

Она не услышала, как рядом очутился директор. У него не было постоянной походки. Он топал тяжело, и тогда его солидная фигура казалась приземистой. Или вдруг, как сейчас, подходил неслышно и вкрадчиво.

- Не очень расстраивайтесь, Ольга Денисовна, - сказал директор. Закон природы, ничего не попишешь.

И у Ольги Денисовны снова упало сердце, как в яму.

С тех пор в ее душе поселилось беспокойство. Кошмары преследовали ее во сне. Она просыпалась разбитой. И все чего-то ждала нехорошего. Будто туча нависла и грозит. И грозит.

Директор не разговаривал с ней на людях. Ольге Денисовне стало казаться, он ее избегает. Издали она ловила на себе его выпытывающие и жалеющие взгляды. Эти непростые взгляды, какие-то намеки и охи Марьи Петровны, дурные предчувствия, сжимавшие сердце, особенно в бессонные ночи, - все это делало жизнь Ольги Денисовны тревожной и трудной.

Она замечала, историчка стала чаще бывать в кабинете директора. Ольга Денисовна не могла знать, какие разговоры велись у них за запертой дверью.