Беглец - Дубов Николай Иванович. Страница 37

- Ты чего тут торчишь?

- Есть хочу, - сказал Юрка.

- Булочных тебе мало? Это мое место, я тут кажное утро стою! На вот и иди отсюдова...

Старуха сунула ему горсть довесков. Какой это был свежий, вкусный, пахучий хлеб! И как мало его было...

Голова непрерывно болела и вдруг начинала кружиться. Юрка садился, где пришлось, и долго отдыхал. Куда ему было спешить?.. Пойти к бабушке? Она бы накормила, а потом под замок - и домой... Старуха не то что злая, а строгая, при ней сам папка становился куда какой смирный... Нет уж, лучше так, лучше пускай совсем пропасть, чем вернуться домой, чтобы опять били, а потом еще и смеялись над ним, как он бегал, бегал, а никуда не убежал...

10

Так потянулись дни. Юрка потерял им счет, вернее, вовсе не считал. Все время было наполнено, занято одним - желанием есть. Он все реже вспоминал о том, что произошло там, дома, а когда вспоминал, ему казалось, что это было давным-давно, и только ненависть не слабела - это ведь они довели, сделали его таким...

У него даже выработался распорядок - сначала он шел на автобусную станцию. Там всегда много людей, обязательно кто-нибудь ел и, случалось, недоеденное летело в урну или куда-нибудь в угол... Потом на бульвар, мимо магазинов, особенно хлебных. Клянчить Юрка не научился, но иногда выходящие из магазина роняли довески, поднимать с земли не хотели или стеснялись, их подбирал Юрка. На базаре он старался не смотреть по сторонам, на заваленные лотки и прилавки, смотрел под ноги - раздавленная редиска, оброненная морковка, стручки зеленого гороха - все годилось. Можно было обмыть, а то и так - обтереть и съесть. После базара - вокзал. Из самого здания его гоняли - то носильщики, то сердитые тетки в железнодорожной форме. Но на площади, у самого вокзала всегда много было народу - сидели на чемоданах, ждали, толпились возле фанерных киосков, в которых продавали пирожки, бутерброды, булочки... Многие покупали на дорогу, от таких поживы не было, некоторые ели тут же, тогда, случалось, перепадало и ему.

Юрка околачивался возле киоска "Продукты на дорогу". Женщина набивала сетку свертками. Рядом стояла маленькая девочка и жевала бутерброд с сыром. Есть ей не хотелось, она перекатывала кусок из-за щеки за щеку, оттопыривала губы. Заметив, что Юрка на нее смотрит, она совсем перестала есть, открыв рот, уставилась на него. Юрка отвернулся.

К вокзалу одно за другим подъезжали такси, по тротуарам и напрямик, пересекая площадь, спешили люди с чемоданами. Очень громко, гнусаво и неразборчиво бубнило радио. В толпе пассажиров мелькнуло что-то знакомое, но Юрка не понял что и снова повернулся к девочке. Мать ухватила ее за руку и поспешно повела к вокзалу. У входа снова мелькнуло знакомое. Это было е е платье... Юрка бегом бросился к вокзалу. Вход забил сплошной поток пассажиров. Юрка втиснулся между ними, пытался прорваться вперед, но перед ним была стена, непроницаемая стена - спины, чемоданы, сумки, авоськи. И сзади, со всех сторон его стиснули чужие локти, чемоданы, сумки. Плотный поток прополз через вестибюль, зал, втиснулся в двери на перрон и только здесь стал редеть, растекаться в стороны. Юрка заметался. Во всю длину перрона вытянулся сверкающий лаковыми боками поезд. В открытые узкие щели зеркальных окон выглядывали веселые, улыбающиеся лица, перекрикивались с провожающими, у тамбуров клубились, завивались хвосты пассажиров, уже нашедших свои вагоны, другие спешили вдоль состава, перегибались от тяжести чемоданов, навстречу им спешили другие, озабоченно поглядывали на номера вагонов.

Юрка повернул налево, ринулся в кричащую, суматошную толпу. Его толкали, толкался он сам, не обращая внимания на окрики и жадно шаря глазами. Он добежал до последнего, четырнадцатого вагона. Юливанны не было. Уже не веря и все-таки надеясь, Юрка побежал обратно.

Теперь было легче - последние пассажиры поднимались по ступенькам, проводницы доставали из чехлов свернутые желтые флаги. Вот только провожающие все еще суетились, торчали на дороге, размахивали руками и кричали. Юрка бежал изо всех сил. Проводницы поднимались на ступеньки, оттесняя пассажиров в тамбуры. Юрка добежал до последнего вагона перед багажным, поезд беззвучно тронулся, и тут он увидел ее. Юливанна выглядывала в оконную щель и еле заметно махала кистью руки. Юрка сорвал кепку и отчаянно замахал. Юливанна его не заметила, она прощалась не с ним. Юрка повернул голову. В двух шагах стоял Сенька-Ангел и, подняв руку, прощально покачивал ладонью. Вагоны ускорили бег, колеса защелкали на стыках. Семен повернулся, увидел Юрку.

- А, солдат? - сказал он. - Привет, привет!

- Эх, - сказал Юрка, - уехала, а я не успел...

- Уехала, - подтвердил Семен, - хватит ей тут мучиться... Постой, а ты откуда взялся? - Юрка стесненно пожал плечами. - И чего это тебя так обтянуло? Больной, что ли?

- Не, так... - сказал Юрка. - Я из дому убежал. Совсем.

- Как это - совсем?

- Ну, когда ты с Юливанной приходил, вы как ушли, я им и сказал, какие они все гады... Ну, побили меня, я и убежал...

- Постой, так это когда, это ж дней десять назад? Где ж ты все это время был?

Юрка промолчал.

- Понятно. От такой жизни обтянет. Пошли.

Семен привел его в зал с вывеской "Буфет-ресторан". Юрка стеснялся сесть за столик, но Семен потянул его за рукав, он сел, но сейчас же спохватился, снял кепку и сунул ее под себя. В буфете было пусто, только за двумя столиками, уставленными пивными бутылками, шумели раскрасневшиеся мужчины.

- Какая у вас еда есть, чтобы не ждать? - спросил Семен официанта.

- Котлеты рубленые. С макаронами.

- Давайте котлеты рубленые. - Семен оглянулся на Юрку и добавил: Две порции.

- Лучше просто хлеба... - шепотом сказал Юрка.

- Правильно - и хлеба. Побольше.

Юрка, не жуя, давясь, глотая макароны, подталкивал их в рот кусками хлеба. Семен катал хлебный шарик и на него не смотрел. Юрка был этому рад - он стыдился жадности, с которой ел. Котлеты он оставил напоследок и съел, когда подчистил тарелку куском хлеба.

- Ну, заправился малость? - спросил Семен.

- Во! - сказал Юрка и провел большим пальцем по горлу. Ему казалось, что он сейчас лопнет.

- Ну, пошли, больше тут делать нечего.