Из старых записных книжек (1924-1947) - Пантелеев Леонид. Страница 5

- Дом горит, никто не видит.

И вот - человек шесть пятилетних ребятишек добрых полчаса с наслаждением орут у меня под окном:

Дом горит - никто не видит!

Дом горит - никто не видит!

Там же. Из двух противоположных окон, через улицу, дуэт двух мальчишек:

Голуби пугаются,

Дворники ругаются...

Тоже минут на десять. И тоже с наслаждением, с каким поет зяблик или кричит по утрам петух.

* * *

Странные попадаются у букинистов книги.

Иоганн Кеплер "Стереометрия винных бочек".

* * *

- От Дедубе до Авлабара, - говорят в Тифлисе. Все равно, что "от аза до ижицы", "от альфы до омеги", "von A bis Z". Противоположные концы города.

* * *

В Тифлисе тряпичники ходят по дворам и кричат:

- Бутылк-банка меняем на бада-буды!

Бада-буды - жареное кукурузное зерно.

* * *

Утром ворвались ко мне в номер шесть человек. Три горничные и три полотера. Я не успел подняться и застегнуть тужурку, как горничные запорхали с метелочками и тряпками, а полотеры принялись откалывать на паркете какую-то невероятную лезгинку. Минута не прошла - комната убрана. Прямо балет какой-то, "грузинский ансамбль песни и пляски", а не работа.

* * *

Прейскурант батумской парикмахерской.

Бритье бороды плюс шея = 75 коп.

* * *

В Батуме, в "Турецкой кофейне" плакатик на стене:

"Обращайтесь с кельнершами вежливо и требуйте взаимности".

* * *

Широкая грудь моряка. Татуировка: сердце в тисках чешуйчатой синей змеи. Два кинжала. Якорь и крест. На сердце надпись:

"Не трожь его, оно и так разбито".

* * *

Познакомились на теплоходе.

Тимоша. Фабричный питерский паренек. Косоворотка, высокие сапоги, жиденький чубик. Закоптелый "от рождения". Работает помначполитотдела в Верхнеудинске. Трепло невозможное. Без шуточки слова не скажет.

- Я благородного происхождения. У меня отец на сыроваренном заводе работал - дырки в сыру делал. А дед - на арбузолитейном. Старшим подмастером.

* * *

Одесса. По Ришельевской улице едет извозчик. В пролетке сидит инвалид, безногий человек. Вместо ног у него деревянные, обитые кожей культи. А на плечах висят новенькие, с иголочки ноги (протезы). На лице инвалида сияние.

Страшновато...

* * *

Ребята жестоко побили товарища. Идет, плачет, из носа капает кровь.

Спрашиваю:

- За что вы его?

- Он - белый, а мы красные.

- Глупёхи! С чего вы взяли, что он белый?

- Дык у него ж все штаны в крейде.

* * *

- Если он мне так глубоко безразличен, зачем я, скажите, буду так остро реагировать?!.

* * *

Вечером сидел в сквере на Екатерининской площади. Вдруг - на улице шум, крики. Бегут люди. Женский отчаянный вопль. Верещит свисток.

- Что такое?

Рядом на скамейке старушка. Русская. Зевнула сладко и, зевая, махнула рукой.

- Тут часто убивают, - сказала она успокоительно.

* * *

Одесситка в столовой:

- Борщ абсолютно невкусный, но я так соскучилась за жидким...

* * *

На Дерибасовской подошел ко мне худенький, синий от холода пацаненок лет десяти-одиннадцати.

- Дядя, дайте пять копеек, я вам заспиваю за это.

Я не понял, в чем дело. Дал ему двугривенный.

- Заспиваты вам? - спросил он робко.

У меня не хватило мужества попросить его "заспиваты". Отказался. И, пожалуй, напрасно. Какие песни мог петь этот десятилетний малорос в латаном пальтишке и в рваной барашковой шапке?

* * *

Джентльмен в "Лондонской" гостинице. Развязен, напомажен, накрахмален. Приходит ужинать неизменно с толстенной книгой в ярчайшей суперобложке. Неестественно хохочет. Стучит ножом по стакану:

- Э-э-э! Любезный!..

Разговаривая с метрдотелем, вертит пуговицу на его, метрдотеля, фраке. Слушает музыку, "переживая", отбивая такт всеми десятью пальцами, на четырех из которых - перстни.

Позже встретил его на лестнице. Уезжает. Коридорный несет за ним маленький клеенчатый саквояжик. А казалось, что у него десятки сундуков и чемоданов - из свиной, крокодильей и прочих кож. Одних книг пять чемоданов. Одних суперобложек - два.

Чем не мистер Джингль из "Посмертных записок Пиквикского клуба"?

* * *

Теплоход "Чайка". Зима. Черное море не похоже на себя - оно и в самом деле черное. Вороненая сталь. Теплоход маленький. Пассажиров мало. На каждого пассажира - четыре матроса. В Одессе грузили самшит - драгоценное, ароматно пахучее дерево, крохотные полешки, похожие на корни хрена. Грузчики - евреи, симпатичные ребята. Говорят по-еврейски, но ругаются на изысканном русском. На перекуре курят немногие. Шамают хлеб, натирая огромный ломоть долькой чеснока.

* * *

Феодосия. Археологический музей. Скифские игрушки. Тележка (из глины), удивительно похожая на трактор.

* * *

Документы времен гражданской войны. 1919 год.

"г.Феодосия.

ПРИКАЗ

1. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

2. Всем жителям и учреждениям города Феодосии немедленно перевести стрелку на 2 часа 20 минут. Свериться по телеграфу. Старое время объявляю недействительным.

Начальник гарнизона: Шагаев.

Адъютант: Красотка".

Приказ того же, девятнадцатого года:

"К неуклонному руководству и исполнению.

(По учреждениям Феодосийского Наробраза)

1. В часы занятий в школах как учащие, так и учащиеся обязаны находиться в стенах учебного заведения".

Подпись. И больше ничего. Точка. Напечатано в типографии на голубой афишной бумаге.

* * *

На теплоходе авральными темпами идет погрузка. Крановщик Леня, сорокалетний дядька, брюзга, ругатель и лодырь, изнемогает от усталости и от закипающего внутри возмущения. А возмущает его то, что приходится без отдыха работать вторую смену, что некогда распить припасенные пол-литра, что даже сухую тарань, которая лежит, серебрится рядом, на ящике, он пожевать не может.

Стоит в своей негнущейся брезентовой робе и с таким остервенением дергает рычаг лебедки, что страшно делается за груз, который она поднимает.

Наконец Леня не выдерживает, садится на ящик и - к черту все! - лезет в карман за кисетом.

Из трюма кричат:

- Вира!

Он вскакивает и - чуть не в слезы:

- Что ж вы, мать вашу, в самом деле! И покурить человеку нельзя?

И вдруг Леня что-то увидел - внизу, на дебаркадере. Там отъезжает к воротам пустая подвода.

Крановщик оборвал ругань. Заволновался. Перегнулся через поручень.

- Эй! А маленький стропик иде? - закричал он совсем другим, деловым, каким-то хозяйским голосом. - Наш маленький стропик! Возьмите у них наш стропик!..

Почему-то меня это тронуло - его забота о маленьком стропике.

* * *

Древние вавилоняне начинали день с вечера. Вот, говорили они, наступает вечер и начинается новый день.

* * *

У зубного врача. Долго нажимал кнопку звонка. Домработница открыла, извинилась:

- У нас к вечеру звонок хрипатый делается.

* * *

Объявление:

"Машинистка-мужчина ищет место на оклад или сдельно".

* * *

Холостяцкая поговорка:

- Не тронь пыль, и она тебя не тронет.

* * *

Прелестная молитва канадских духоборов. Когда сеют или сажают дерево, говорят:

- Зароди, господи, на всякую живую тварь, на зверя, на птицу, на нищего, если попросит, и на вора, если захочет украсть.

* * *

Провинциальная булочная. Деревянные ставни с отверстиями, похожими на ванильные сухари.

* * *

Петергофское кладбище:

"Мир праху твоему,

Василий Петрович КАРАСИК".

И больше ничего.

Там же:

Младенец

Игорь СОКОЛОВ

род. 3 марта 1920 г.

сконч. 18 ноября 1921 г.

Кого так горячо любили,

Кем жизнь наша была полна,

С кем все мы радости делили

Его! Бог отнял навсегда.