Текла - Браст Стивен. Страница 41

– Понятно, – сказал я. – Что ж, теперь я узнал кое-что из биологии, истории и политики текл – все за один присест. И еще о том, что требуется, чтобы стать революционером. Спасибо, это было весьма поучительно. Только меня не интересует биология, я не верю вашей истории и уже знаю, что нужно, чтобы стать революционером. В данный же момент я хочу знать, что требуется, чтобы найти Коти.

– И что же, по-твоему, требуется, – чтобы быть революционером? – спросил он.

Я понимал, что он пытается сменить тему, но не мог удержаться.

– Нужно настолько отдаться идеям, чтобы утратить всякую жалость к людям – и к друзьям, и к врагам, и к прочим.

– Отдаться идеям? – переспросил он. – Так ты это понимаешь?

– Да.

– А откуда, по-твоему, берутся эти идеи?

– Не думаю, что это имеет большое значение.

– Они исходят от людей.

– Полагаю, в основном от мертвых.

Он медленно покачал головой, но глаза его сверкнули.

– Значит, – сказал он, – у тебя нет никаких этических представлений?

– Не надо надо мной издеваться.

– Значит, есть?

– Да.

– Но ты готов от них отказаться ради любого, кто имеет для тебя значение?

– Я сказал – не надо надо мной издеваться. Повторять не буду.

– Но что такое профессиональная этика, как не идеи более важные, чем люди?

– Профессиональная этика гарантирует, что я всегда буду относиться к людям так, как они этого заслуживают.

– Она гарантирует, что ты действуешь правильно, даже если это причиняет неудобства, так?

– Да.

– Вот именно.

– Самодовольный ублюдок, – сказал я.

– Но я могу сказать, что ты несешь чушь. Ты говоришь о наших идеях так, словно они свалились с неба. Но это неверно. Они выросли из наших нужд, из наших мыслей и нашей борьбы. Идеи не возникают за один день, и люди не просто собираются и решают их принять. Идеи – в такой же степени продукт своего времени, как конкретный набор заклинаний является результатом конкретного правления Атиры. Идеи всегда выражают нечто реальное, даже когда они ошибочны. Люди умирали за идеи – иногда ошибочные идеи – в течение всей истории. Могло ли такое случиться, не будь идеи продуктом всей их жизни, окружающего их мира?

Что касается нас – нет, мы не самодовольные ублюдки. Наша сила в том, что мы рассматриваем себя как часть истории, часть общества, а не как индивидуумов, столкнувшихся с общей проблемой. Это означает, что мы, по крайней мере, можем искать верные ответы, даже если мы не всегда полностью правы. Это определенно ставит нас на шаг впереди индивидуалистов. Хорошо осознавать, что у тебя есть проблемы, и пытаться решить их, но проблемы выходцев с Востока и текл в этом мире отдельная личность не может решить в одиночку.

Видимо, когда произнесение речей входит в привычку, остановиться бывает нелегко. Когда он наконец иссяк, я сказал:

– Я отдельная личность. И я решил эти проблемы. Выбрался из этого дерьма и совершил кое-что сам.

– И через сколько трупов тебе пришлось для этого перешагнуть?

– Сорок три.

– Ну и?

– Что?

– Это я тебя спрашиваю – что?

Я уставился на него. Он снова сильно косил. Кое-что из сказанного им было неприятно близко к тому, что я Думал о себе сам. Но я не занимался изощренными политическими построениями и не подстрекал людей к мятежу – я не считал, что лучше всех знаю, как следует поступать.

– Если я такое ничтожество, – сказал я, – зачем ты вообще тратишь время на беседу со мной?

– Потому что Коти нам нужна. Она все еще новый человек в нашей организации, но со временем может стать прекрасной революционеркой. У нее проблемы с тобой, и это мешает ее работе. Я хочу решить этот вопрос.

Я еле сдержался.

– Прекрасно, – сказал я. – Я позволяю вам манипулировать мной, чтобы я помог тебе манипулировать Коти, чтобы она помогла вам манипулировать всем населением Южной Адриланки. Так надо понимать? Что ж, я готов. Скажи мне, где она.

– Нет, это надо понимать не так. Я не собираюсь иметь с тобой никаких дел. Ты позвал на помощь стражников Дома Феникса, чтобы заставить нас открыто выступить и таким образом уничтожить. Какие бы у тебя ни были к этому причины, это не удалось. Мы сейчас не ввязываемся ни в какие заварушки. Вчера у нас был большой митинг, на котором мы призвали всех сохранять спокойствие и не позволять стражникам спровоцировать какой-либо инцидент. Мы готовы защищаться от любых нападений, но не позволим…

– Перестань. Так или иначе, ты обречен. Ты что, в самом деле думаешь, что сможешь противостоять Херту? На него работает больше наемных убийц, чем у Вирры волос на голове. Если бы я не вынудил его действовать, он бы все равно вас уничтожил, поняв, что ты не намерен отступать.

– У него больше наемных убийц, чем людей с Востока и текл в Адриланке? – спросил Келли.

– Гм. Я не знаю ни одного профессионала теклы, и, вероятно, я почти единственный профессионал среди выходцев с Востока, который мне известен.

– Профессиональные убийцы? Нет. Но профессиональные революционеры – да. Джарег убил Франца, и мы мобилизовали половину Южной Адриланки. Он убил Шерил, и мы мобилизовали другую половину. Ты привел с собой стражников, вероятно полагая, что у тебя есть некий большой план, как разрешить все ваши проблемы. А в действительности ты сделал в точности то, чего хотела от тебя Империя, – ты дал им повод ввести войска. Что ж, они здесь, и они ничего не могут сделать. Как только они попытаются, мы захватим весь город.

– Если вы так к этому близки, почему вы этого не сделаете?

– Еще не пришло время. Да, мы можем какое-то время удерживать город, но остальная страна еще к этому не готова, и мы не сможем противостоять всей стране. Но если придется, мы будем сражаться, поскольку это послужит примером и наши ряды умножатся. Империя не в состоянии раздавить нас, так как поднимется вся страна.

– Значит, они просто дадут вам все, что вы хотите?

Он покачал головой:

– Они не могут полностью расследовать убийства – ведь тогда откроется, насколько тесно Дом Джарега связан с Империей, и джареги сами будут вынуждены сражаться, что приведет к полному хаосу. Они знают, что мы можем сделать, но им неизвестно, что мы собираемся сделать. Поэтому им остается только ввести войска и ждать, когда мы совершим ошибку и утратим доверие масс, после чего они смогут нас уничтожить – как наше движение, так и людей.

Я уставился на него.

– Ты действительно во все это веришь? Ты так и не сказал мне, что может заставить Херта отказаться от очень простого дела: прислать сюда шесть или семь наемных убийц и просто убрать тебя.

– А ты сам разве не пытался стравить Херта с Империей?

– Да.

– Что ж, тебе незачем это было делать. Мы почти завладели городом в последний раз, когда джареги убили одного из наших людей, и джареги очень хорошо знают, что, если это повторится, Империя будет вынуждена выступить против них. Как это может подействовать на Херта?

– Трудно сказать. Похоже, он готов на все.

Келли снова покачал головой и откинулся на спинку кресла. Я внимательно посмотрел на него. Кого он мне напоминал? Возможно, Алиру – своим самоуверенным поведением. Может быть, Маролана – своей готовностью уничтожить каждого, кто окажется у него на пути. Не знаю. Несомненно, это была блестящая личность.

Я пытался обдумать мой следующий словесный выпад, когда Келли резко поднял голову, и в то же мгновение Лойош закружился по комнате.

– Привет, Коти, – сказал Келли.

Я не обернулся. Лойош зашипел, и я услышал ответное шипение Ротсы. Лойош вылетел из комнаты, и я услышал хлопанье крыльев и новое шипение.

– Привет, Влад, – сказала Коти. – Эти двое тебе ничего не напоминают?

Тогда я все-таки обернулся и увидел круги у нее под глазами. Она выглядела осунувшейся и усталой. Я хотел сказать ей, что все в порядке, но не осмелился, поскольку все было далеко не в порядке. Келли встал и вышел. Вероятно, он полагал, что я буду ему благодарен.