Ночь ястреба - Браун Дейл. Страница 4

Итак, русские хотят, чтобы мы вырубили моторы? Черта с два. Если Ормак и Макланан здорово управляются там наверху, я тоже не должен сидеть сложа руки. Какая от меня польза, если я сижу внизу один, привязался ремнями, зубы стучат от холода, нога перебита? Нет, надо действовать, надо что-то делать.

Люгер увидел широкий кровавый след у лестницы на нижней палубе и подумал, что это еще только начало: и «Старый пес», и его отважный экипаж — все изойдут кровью, если он не успеет что-либо предпринять.

Специально подобранные и натренированные экипажи в редчайших случаях поддаются страху, но Люгер знал: сейчас именно такой момент, и его друзья чувствуют приблизительно то же самое, что и он.

Страх вообще гадкая штука, но иногда он даже помогает, ибо побуждает действовать. Например, его, Люгера. Неуклюже отворачиваясь от порывов обжигающего, дующего в лицо ветра, пряча уши от пронзительного воя моторов, он нащупал на поясе свой пистолет 38-го калибра, вытащил магазин, насчитал пять патронов. Это был довольно маленький, изящный пистолет, но стальная игрушка в руке отгоняла все страхи прочь. Люгер вставил магазин на место, тяжело соскочил в глубокий снег, захлопнул дверцу люка.

В верхнем отсеке кабины на приборной доске замигала, но вскоре погасла лампочка «открыт люк».

— Это еще что такое? — недовольно проворчал Ормак. — Ерунда какая-то. Дэйв, ты чего там люк открыл?

Снизу не последовало никакого ответа.

— Люгер! В чем дело?

Снова молчание.

Впервые лейтенант оказался вне стен «Старого пса», когда его люк закрыт, а двигатели включены. Странное ощущение пустоты и отчаяния заполнило душу.

На мгновение он живо представил напряженные лица тех, кто оставался сейчас в самолете, затем быстро перевел взгляд на грозный панцирь вражеского бронетранспортера, затаившегося слева между двумя ангарами. Люгер знал, что ему нужно сделать.

Моторы ревели так, что чуть не лопались барабанные перепонки. Стараясь не обращать на это внимания, крепко сжимая в руке пистолет, он стал осторожно двигаться в сторону БТРа.

Люгер был уже почти у самого края поврежденного крыла, когда неосторожно всей тяжестью наступил на больную ногу. Тело пронзила резкая боль, от неожиданности он плюхнулся лицом в снег, прямо в черное масляное пятно, которое образовалось под протекающим двигателем. Липкая грязь измазала лицо. Он сделал усилие, приподнялся, волоча ногу, стал карабкаться, ползти к автозаправщику, все еще стоящему рядом, там, где его оставили после заправки.

Он услышал сзади хлопки револьверных выстрелов, стреляли из приоткрытого левого стекла кабины. Обернувшись, Люгер увидел, что подполковник Ормак ведет огонь из большого пистолета, очевидно, из любимой «пушки» генерала Эллиота 45-го калибра. Люгер не видел, в кого он метил, должно быть, в бронетранспортер. Если русские ответят очередью из тяжелого пулемета, тем, кто в кабине, не поздоровится, это уж ясно, подумал лейтенант.

Он наконец добрался до заправщика и уже было собирался залезть в кабину, когда заметил, что стрелок в открытом БТРе готовится открыть огонь по самолету.

Люгер облокотился о капот, прицелился и выстрелил несколько раз подряд. Отдача у маленького пистолета была не такой уж слабой, но лейтенант старался, его промерзший палец плавно нажимал на курок. Он сомневался, что смог хорошенько прицелиться, но вдруг увидел, как стрелок в БТРе схватился за грудь и сполз на сиденье.

— Люгер! Назад, скорее! — истошно сквозь шум моторов кричал Ормак.

Он бросил пустой пистолет, превозмогая боль в ноге, стал пятиться назад, к самолету. Лейтенант сделал лишь три шага, когда из-за бронетранспортера появился солдат, вскинул автомат и нажал на гашетку. Что-то сильно толкнуло в левую ногу, впиваясь под кожу, как жало, вонзаясь в тело и вырывая мясо клочьями. Вскрикнув от боли, он упал на бок как подкошенный. Пуля срикошетила от заправщика ему в бедро, пропахав на теле глубокую борозду. Выстрелы щелкали вокруг, будто орехи, а он продолжал безумно кричать — звать Патрика, маму, Господа Бога, вцепившись руками в холодное железо бензовоза.

Ормак смог сделать только еще один выстрел, вынудив автоматчика спрятаться за броню своего БТРа, но он не заметил, как другой стрелок появился у пулемета.

Солдат прицелился в «Старого пса», дал длинную очередь. Пули крупными каплями застучали слева по обшивке.

С грехом пополам Люгеру все же удалось влезть в автозаправщик, он упал на холодное сиденье, уставился в окошко, взору его предстала жуткая картина.

Левые стекла кабины бомбардировщика разбиты вдребезги, в носовом отсеке, где размещался экипаж, там и тут зияли рваные раны. Из двигателя номер четыре валом шел дым — прямо в кабину. Самолет трясся, дрожал. Казалось, вот-вот отвалятся крылья.

Сволочи, добивают «Старого пса», подумал Люгер. Ормак наверняка пострадал, полкабины снесло.

— Суки! Остановитесь! — Он кричал в полный голос. — Вы ведь расстреливаете их!

Люгер нащупал больной ногой педаль газа, мотор немедленно заурчал — видимо, Макланан или вторая их женщина-офицер Анжелина Перейра не выключили его после заправки. Он снял другую педаль с тормоза, судорожно сжал сцепление, опять нажал на газ, направил бензовоз прямо на проклятый БТР.

Бензовоз дернулся и со скрипом покатился. Он был уже в каких-нибудь десяти метрах от бронетранспортера, когда стрелок заметил его, повернул дуло пулемета, открыл беглый огонь. На грани потери сознания от шока и боли, воя, словно зверь, попавший в капкан, Люгер вывалился в открытую дверцу кабины.

...Именно в это мгновение град пуль застучал в лобовое стекло, пули разнесли водительское сиденье в пух и прах.

Люгер лежал, уткнувшись лицом в снег, без сознания, а в этот момент неуправляемый автозаправщик несся на полном ходу к БТРу. Пули пробили цистерну, топливо загорелось, пламя огня плотным кольцом окутало машину. Взрыв топлива отбросил, как куклу, лежащего без движения Люгера еще футов на пятьдесят, однако он уже ничего вокруг не видел и не слышал.

Когда он медленно приоткрыл глаза, русский пулемет продолжал поливать «Мегакрепость», левое крыло самолета было обезображено до неузнаваемости, и, как только огонь достиг баков, взрыв огромной силы потряс воздух. Увы, Люгеру так и не удалось заставить пулемет замолчать.

9 февраля 1989 года,

5 часов 31 минута по московскому времени.

Возможно, он промахнулся, а может, бензовоз взорвался на подходе. Он понятия не имел, как все произошло, но так или иначе В-52 погибал. Левое крыло представляло собой сплошное месиво огня и дыма. Венди и Анжелина выбрались из люка, когда «Старый пес» упал на правое крыло, смяв его. От детонации взорвались остальные баки с горючим, гигантский огненный шар поглотил и двух несчастных женщин, и массивный фюзеляж бомбардировщика.

— Патрик! — завопил Люгер. — Где же ты? Катапультируйся, ну...

Мышцы самопроизвольно задергались. Очевидно, начались спазмы. Глотая ртом воздух, Люгер предпринял отчаянную попытку взять себя в руки, но где-то там, внизу, в животе, неумолимо поднималась волна животного страха, который парализовывал тело, душу, сознание.

А потом что-то произошло...

Медленно, постепенно спазмы утихли, он смог ровно дышать. Правда, чрезвычайно ныло тело, и было такое чувство, что пробежал марафонскую дистанцию.

Пальцы не слушались, любое усилие пошевелить ими причиняло боль. Он решил больше не двигаться, лежать тихо и оглядеться, благо, глаза все еще могли видеть.

Люгер лежал в тусклой, слабоосвещенной комнате, видел лампы на потолке, краем глаза мог разглядеть больничные койки. Итак, он находится в больнице. Лейтенант увидел грязно-белые шторки, отделявшие некоторые кровати, несколько подставок с ампулами для внутривенных инъекций — слава Богу, далеко от него. Он уже довольно отчетливо различал поручни у своей койки, и, самое главное, были целы ноги, накрытые одеялом. Вот они, родимые, тут как тут, почти радостно подумал Люгер.