Осторожно: снежный человек! - Гусев Валерий Борисович. Страница 18

– Все? А почему после вас на секретную базу нагрянули менты?

– Плановая операция, – брякнул Алешка.

– Какие ты слова знаешь, – покачал головой Попугай. – Это подозрительно. Чиж! – повелительно крикнул он.

Вошел тот самый «матрос Чижик», который однажды уже собирался сбросить меня в волны Черного моря с этого поганого «Тропика».

– Слушаю, шеф.

– Закрой их в трюме. Не кормить, не поить.

– Сколько?

– Что – сколько?

– Сколько времени не поить, не кормить?

– Они тебе сами скажут. Веди! Да, дети мои, – будто только что вспомнил Попугай. – И еще подумайте хорошенько про колодец, про воду. Понятно? Все, что пронюхали, вспомните. А ты, Чиж, имей в виду, что отвечаешь за них головой. А то они ребята прыткие.

Нас вернули в вонючий трюм, и над нами захлопнулась крышка люка. Да еще и этот стопудовый Чижик уселся на нее. Стережет братьев-разбойников.

– Красивая кошка, Дим, да? – спросил Алешка. – Зачем она такому Попугаю?

– Он, наверное, мышей боится, – предположил я. – Вот и таскает ее с собой.

– А тетку, Дим, видел? Которая на стене висела?

– Ага, на артистку похожа. И еще на кого-то.

– Мне тоже так показалось...

Кошки, тетки, артистки... А мы сидим в грязном трюме. И никак не придумаем, как бы нам отсюда похитрее слинять. Ладно бы только крышка люка, а то еще этот немеряный Чиж на ней сидит – попробуй спихни его, да так, чтобы он этого не заметил.

Сначала создавшаяся ситуация нас здорово огорчила. Если бы нас просто заперли, еще оставалась бы надежда совершить дерзкий побег. А теперь, когда единственный выход придавлен глупой тушей Чижа...

Честное слово – мы с Алешкой одновременно подумали об одном и том же. Глупая туша – вот что нас натолкнуло на эту великолепную мысль. Нам даже не нужно было ничего обсуждать. Мы только обменялись взглядами. И выждав необходимое время, приступили к воплощению в жизнь нашего коварного плана.

– Ушел этот Чижик-Пыжик? – громко спросил меня Алешка.

– Ушел. Где-то на палубе топчется.

– Скажи, Дим, обнаглели бандюки, да? Беспредел прямо, в натуре.

– И не говори! – возмутился и я как можно громче. – Это надо ж додуматься – захватить в заложники детей полковника милиции, начальника отдела в Министерстве внутренних дел!

– Захватить, да еще и пытать жаждой! – продолжал Алешка.

Если до этого Чижик, сидя на крышке люка что-то бубнил себе под нос – вроде как тихонько напевая, то теперь он совершенно затих. Обалдел и прислушивается, явно. Главное – чтобы не помчался раньше времени докладывать начальству. Чтобы дослушал наш разговор до конца. Слушай, Чижик, слушай. Специально для тебя стараемся.

– Ничего, Леха. Скоро нагрянут наши.

– Я от одного папиного майора слышал, что этот Злобин – огромный жулик. Раньше никак его не могли взять.

– Да, изворотливый. Но теперь уж не извернется. Папа говорил, его могут на всю оставшуюся жизнь в тюрьму посадить.

– И всю его команду тоже. Особенно, когда узнают о нашем похищении.

– Да, уж тут отцовские парни постараются! Разнесут всю банду в пух и прах. И в мелкие дребезги.

Мы немного помолчали – чтобы Чижик глубоко осознал, что ему грозит. А потом несколько свернули с жестокой тропы войны.

– Дим, а знаешь, мне этого Чижа жалко. Он все-таки не такой злой, как все. Не пихается, не орет. Приличный такой мужик. И как он в такую гадскую компанию попал?

– Да, Лех, мне он тоже нравится. Ведь он меня не сбросил за борт, когда ему капитан приказал. Я сам спрыгнул. Жалко мужика.

– Дим, а давай, когда их всех похватают, заступимся за него. Нас послушают.

– А если он нам бежать поможет, его вообще простят.

– Не поможет, Дим. Он очень своего шефа боится.

– Нет, Лех, он не трус. И не дурак.

По правде говоря, весь наш план строился на том, что этот Чижик и есть самый настоящий дурак. И трус к тому же.

Мы услышали вздох, потом шаги, которые затихли, по нашим предположениям, где-то в районе рулевой рубки. Но вот шаги послышались снова. Замерли возле люка. Крышка его приподнялась.

– Эй, пацаны, – раздался шепот. – Как вы там, бедолаги? – Голос у Чижа был такой участливый. С такими сочувствующими нотками, что мы, может быть, и расплакались бы. Если бы не зажимали рты, чтобы не рассмеяться. – Держите-ка, хлопцы.

В щели появился полиэтиленовый пакет на веревочке. На другой веревочке поползла вниз пластиковая бутылка с минералкой. В пакете мы с радостью обнаружили хлеб и две здоровенные сардельки.

– А мы отказываемся принимать пищу, – гордо заявил Алешка.

– Мы голодовку объявляем, – гордо добавил и я. – Вас мировая общественность осудит.

– Погодите объявлять, – торопливо проговорил Чижик. – Чего-нибудь придумаем. Вы кушайте, кушайте! А сами притворяйтесь. Будто вы голодные и несчастные.

На то, что его мировая общественность осудит, ему наверняка было глубоко наплевать. Его самый обычный суд пугает. Даже без общественности.

– Ладно, – примирительно прошептал Алешка. – Не будем голодовку объявлять.

– Да, – сказал и я, – мы покушаем. А вам ваша доброта зачтется при вынесении приговора суда.

Мне показалось, что Чиж икнул. Или он так сильно вздрогнул?

– Не боись, хлопцы. Что-нибудь придумаем. Вызволит вас Чиж из беды. А фамилия моя – Чижевский. Запомните. Может, пригодится.

Вот так вот! Правильно сказал!

День склонялся к вечеру. Но не совсем еще склонился, когда на палубе снова загремели шаги. И прозвучала команда:

– Выводи пацанву! К шефу их! На дружескую беседу! – И злорадный хохот.

Чиж распахнул люк и, строго крикнув: «Выходи!», подмигнул нам, когда мы поднялись на палубу.

Мы с Алешкой имели вид мрачный и удрученный. А когда садист Злобин начал демонстративно наливать в высокий бокал пузырящуюся воду, мы жадно следили за ней и облизывали губы.

– Будем пить, дети мои? – издевательски проговорил злобный Попугай. – Будем говорить – будем пить.

– А что говорить-то? – ответил я на правах старшего. – Мы все сказали. На эту дурацкую базу набрели случайно. – Я говорил, а Злобин смаковал холодную воду маленькими глотками. – Никому о ней не рассказывали. А колодец... Кто его знает... Заметили один раз, что в нем вдруг стало меньше воды. Ну и к слову пришлось...

– В монастырь лазили? – острые глаза попугая прямо-таки впились в нас. А его попугайский клюв прямо-таки нацелился мне в лоб.

Я сделал вид, что немного смутился. Лешка подыграл – переступил с ноги на ногу и виновато вздохнул.

– Ну?

– Хотели, конечно. Но не получилось. Там вся стена в колючках.

– Ну-ну... Я сейчас отправляюсь по делам. Кое-что проверю. – Тут у него в голове что-то, видимо, щелкнуло. – Я очень откровенный и честный человек. – Врет или заблуждается, подумалось мне. Наверное, все-таки второе. Наверное, даже самый последний негодяй и тот считает себя хорошим человеком. – Я от вас не скрою, что в городской милиции у меня есть свои люди. Так вот я проверю через них – не прибегали ли с доносом два пацана: маленький и средний. Не боитесь?

Мы помотали как можно убедительнее головами, а сами, конечно, немного струхнули. А что если тот уволенный лейтенант и есть тот самый его «свой человек»?

– Я пить хочу, – сказал Алешка.

– Потерпишь. Человек без воды, знаешь, сколько может прожить?

– Смотря какой человек, – вздохнул Алешка.

Злобин рассмеялся.

– Идите, думайте, страдайте от жажды. Завтра утром поговорим. А сегодня вечером вас отвезут в такое место, где вам станет не только голодно, но и очень страшно.

– В милицию? – с надеждой спросил я.

Злобин опять захохотал.

– А вот увидишь... Чиж, в трюм их! И готовься к отплытию. – И вдруг опять он словно бы что-то вспомнил и спросил меня: – Да, а как ты тогда на катер попал? Где прятался?

Я пожал плечами.

– Нигде не прятался. Я на воздушном шаре пролетал мимо.