Капа - Андреева Софья. Страница 15

Капа с Семой закончив последний штрих, заметили довольную старушку. Испугавшись, они исчезли в ванной, где в это время Феня мыл руки.

— Там твоя бабуля пришла. Довольная! По кухне ходит, от удовольствия языком цокает.

Только теперь Феня вспомнил о существовании бабушки. Выскочив на кухню, он увидел, как баба Тоня с улыбкой дотрагивается до заварочного чайника.

— Что бабуля, тебе понравилось? — подойдя поближе к старушке, поинтересовался малыш.

— Фенечка, ты тоже пришел?! Искусством хочешь насладиться? — спросила старушка, взяв мальчика за руку. — Посмотри, как Ихвазовский шикарно все устроил! И все для них, для этих новых хозяев жизни!

— Да нет, это все для тебя! — даже подпрыгнул от удовольствия Феня.

— У меня на такую роскошь денег не хватит. Даже если бы я собрала всю свою пенсию за всю жизнь, то наверное, не смогла бы купить даже пыль, лежащую на этих музейных экспо-натах, — вздохнула старушка.

— Да это честное слово все твое! Это мой тебе подарок.

— Откуда?! — удивилась баба Тоня.

— Друзья помогли.

— Какие друзья? Уж не эти ли иностранцы? — махнула она головой в сторону скрывшихся друзей.

— Ну, да! — весело воскликнул Феня.

— Не-е… не надо, — подумав, протянула старушка. — Как я все это домой перетащу? А барахло свое старое куда дену?

— Я тебя не понимаю. Зачем же таскать? Пусть здесь остается, на своих местах, — посоветовал Феня.

— Неудобно как-то получается. Что это я теперь, все время должна спускаться в картинную галерею, если мне вдруг захочется выпить чайку или приготовить тебе блинчиков?

— Зачем же в картинную галерею? Пожалуйста готовь здесь.

— Ну как же! Все-таки это храм искусств, как говорит моя подруга Софья Андреевна.

— Капа была права, когда говорила, что ты свою кухню так называть будешь. Всетаки здорово мы нашу кухню отремонтировали! — вскочив на табурет, радостно запрыгал Феня.

Только тут до бабы Фени дошел смысл происходящего.

— Что-о-о?! — взревела она. — Кто посмел осквернить мою святыню, лебедушку мою любимую, кухоньку мою крашеную?!

— Но ведь тебе понравилось! Ты же целый час восхищалась, ахала да охала, опешил Феня.

— Нет милый мой, кухня — это кухня, галерея — это галерея. Я ведь думала, что в картинную галерею зашла, искусством наслаждаюсь. А они окаянные вон что удумали, с любушкой моей сердешной сотворили! Да мы с ней уже полвека душа в душу! Прости меня, пожалуйста, не уберегла я тебя, — присев на табуретку, разрыдалась старушка. — Сковородушки в пятнышках, ведерочки в точечках! О…о…о! Доктора, вызовите скорее, того доктора, пусть он заразит меня своей забывчивой болезнью! За что мне такие наказания!

— Между прочим, на сковородке не пятно, а солнышко, а на ведерке — дождик! Помоему очень даже красиво получилось, — пожав плечами, обиженно сказал Феня. Тяжело вздохнув, он пошел вызывать скорую помощь.

Когда Феня вышел в коридор, и подошел к телефону, к нему подбежала Капа:

— Ну что? На мороженое денег дала? — поинтересовалась она.

— Кто? Зачем?

— Затем, чтобы его есть, — пояснила она. — Нас угостишь, мы ведь тоже тебе помогали.

— Мороженого не будет, бабе Тоне ремонт не понравился.

— Что? Может ты ее неправильно понял?

— Нет, у нее давление от расстройства поднялось, вот, скорую попросила вызвать.

— Так ведь ей очень понравилось, я сам видел как она от восхищения руками махала, да языком цокала, — вступил в разговор Сема.

— Сначала была довольна, а потом недовольна.

— А, что изменилась от «начала» до «потом»?

— Сначала, она думала, что в картинную галерею зашла, а потом поняла, что не зашла…

— Ну, тогда, конечно… — понятливо протянул Сема.

— Если бы ты не нарисовал свое дурацкое солнышко на ведре, все было бы хорошо, вечно ты все портишь, — обиделась Капа на осьминога. — Опять вместо мороженого придется льдинку облизывать. Зачем, спрашивается лезть в искусство, если ничего в этом не понимаешь?

Феня, набрав нужный номер телефона, вызвал доктора.

Глава одиннадцатая

Грабитель

Капа, взобравшись на подоконник, уныло наблюдала за стаей воробьев. Уже вечерело, и серенькие комочки, подпрыгивая перед сном в своей вечерней зарядке, чирикая рассказывали друг другу последние новости. Послушав их сплетни, Капа вздохнув, стала рисовать пальцем узоры на покрытом инее окне. Замысловатые линии соединились в причудливом, восточном узоре. Завитки собранных капель переплетались, постепенно усложняя орнамент Капиных художеств.

— Фенечка оцени, — обратилась она к мальчику, который заканчивал переписывать набело свое сочинение. — Сейчас, последний штрих, и картина будет готова. — сказала она, и вскинув палец, бросила на окно запятую, отчего картина превратилась в сплошное мокрое пятно. Окно, словно обидевшись и собрав воедино всю влагу со стекла, выплеснуло ее на подоконник, а затем и на пол.

На полу мгновенно образовалась новая лужа.

— Да ну тебя! — обиделась Капа на окно. — Я к тебе со всей душой, а ты…

— Переволновалась, — вздохнул Сема, и подошел к луже. — Видно мне придется убирать, — с вздохом сказал он, и сев в самую ее середину, перевернулся в ней. Через минуту, лужа исчезла, немного остудив разгоряченный пыл высушенного любовью осьминога. Встрепенувшись, мокрый Сема бросил любовный взгляд на Капу.

— Ты опять за свое, да? — негодующе воскликнула она, поймав его взгляд.

— Не буду, не буду! — тут же опомнившись, умоляюще зачастил осьминог, вспомнив про золотую рыбку в аквариуме. Но непослушные щупальца помимо его воли непроизвольно продолжали тянуться к любимой.

— А ну, сидеть! — приказал им Сема, — а не то оторву и выброшу, — строго предупредил он.

Щупальца сразу же пугливо стали прятаться, заползая под Сему.

— Учти, скоро я уже не смогу ими управлять, — предупредил Сема Капу. — Они волнуются, словно океан, во время урагана. Мои моральные и физические силы на исходе.

— Тогда я завяжу их в узел, — ответила Капа, и немного подумав, добавила. — В морской.

— Пожалуйста, перестаньте спорить, — попросил Феня. — Вы мешаете мне делать уроки.

— Не буду, извини, — шепотом произнесла баба Тоня. Она только что зашла в комнату и услышала последние Фенины слова, приняв их на свой счет.

— Я пойду схожу в свою квартиру, испеку пирог, а то у меня на этой чудо-кухне, тесто не поднимается. Выглянет из кастрюли, посмотрит испуганно по сторонам, и обратно под крышку прячется. Скоро спать, а у меня еще ничего не готово. Тесто какое-то капризное нынче пошло. Вот раньше тесто было! Пыхтит, ухает, но поднимается. В печь мама его поставит, а он на всю улицу пахнет, ноздри щекочет! Мы, бывало, с улицы прибежим, наедимся им, и опять, айда на улицу. А сейчас хлеб какой? Даже в магазин за ним идти неохота, ноги болят.

Баба Тоня ушла, продолжая что-то недовольно ворчать себе под нос. В квартире наступила тишина, которую нарушала только Капа, копающаяся в маминой шкатулке, да Сема, томно вздыхающий при каждой новой шляпке, доставаемой Капой из шкафа и нахлобученной на ее голову. В аквариуме негромко побулькивала Заря, в одиннадцатый раз пересчитывая неожи-данно самым чудесным образом свалившиеся ей на голову богатства. Для этого она завела книгу, и аккуратно переписывала туда все свое движимое и недвижимое имущество. Жемчуг попал в разряд движимого имущества, потому что его можно было легко перемещать и двигать в пределах аквариума, а вот золотая амфора попала в графу недвижимости, потому что как рыбка не билась, но сдвинуть сосуд с места никак не смогла.

Феня собрав портфель, облегченно вздохнул и откинулся на спинку стула. Но тут в прихожей раздался звонок.

— Мы кого-то ждем? — подпрыгнула от неожиданности Капа.

— Я? Нет. Сема, а ты?

Сема отрицательно покачал головой.

— Заря, может ты ждешь кого-нибудь?

Заря выглянула из аквариума и потупив глазки, предположила, что это наверно женихи, решившие во что бы то ни стало добиться ее руки и сердца, после того как она превратилась в богатую особу.