Общество «Будем послушными» - Несбит Эдит. Страница 18

Новый водопад обрушился с потолка как раз в районе камина и растекся опустошающим потоком по всей комнате. Я не раз уже отмечал, сколь изобретателен ум Освальда, но я просто вынужден снова упомянуть об этом: он (Освальд) мигом приволок из соседней кладовки большую доску, закрепил один ее конец возле камина, а другой конец прислонил к спинке стула; мы укрепили эту плотину нашими ночными рубашками (все равно они уже никуда не годились) и полотенцами, подставили с другой стороны ванночку — и мощный поток, подобный Ниагаре, устремился прямо в предназначенный для него сосуд. Вода смешалась с золой и была очень грязная, за окном выл ветер, а Ноэль еще приговаривал: «Если это не из-за дождя, а лопнули трубы, это удовольствие влетит нам в копеечку». Едва ли стоит упоминать, что Денни, как всегда, читал стихи, и порой даже прекращал работу, чтобы красивее декламировать. Мы очень вежливо попросили его не болтать языком, а делать дело. Но в общем-то, он старался, как и все мы.

Вода текла, текла, текла. И откуда на крыше берется столько воды?

В конце концов мы поняли, что придется звать миссис Петтигрю и будь что будет. Для начала мы пошли и разбудили Алису, чтобы она уж и передала миссис Петтигрю внушающие ужас вести.

Алиса привела миссис Петтигрю (в ночном чепце и красной фланелевой распашонке), и мы на миг прекратили работу и затаили дыхание в ожидание ее приговора.

Но она даже не сказала «Что вы тут опять натворили?!» (в глубине души Освальд опасался именно этого). Она просто уселась на мою кровать и давай повторять:

«Господи Боже! Господи Боже! Господи Боже!» — и так сто раз подряд.

Тут Денни и говорит: «Я как-то раз видел в одном коттедже дырки в потолке и тот человек сказал мне, что это делается специально — если крыша протечет, потому что если вся вода соберется и давит на потолок, потолок может упасть, а если проделать дырки, вода потечет через них, и можно будет что-нибудь подставить и собрать всю воду».

Мы взяли кочергу и проделали в потолке девять дырок и подставили все наши тазики, кувшины и ванночки, и вода перестала растекаться по полу, но мы все равно работали как ниггеры, и даже Алиса и миссис Петтигрю.

Дождь прекратился к пяти утра, к семи вода с потолка стала течь помедленнее и наконец, уже только капала. Мы исполнили свой долг.

Впервые в жизни я провел всю ночь на ногах и мне это очень понравилось. Мы уже не стали укладываться в постель, а полностью оделись и спустились вниз. Правда, днем мы все повалились и заснули, хотя вовсе не собирались этого делать.

До завтрака Освальд успел подняться на крышу, чтобы поискать ту дырку, через которую к нам попал дождь. Дырку он не нашел, зато обнаружил мячик в сливной трубе, которая, как потом выяснилось, проходит через стену дома и выходит в ров. Такая вот глупая история. Когда после завтрака пришли рабочие, они осмотрели крышу и чердак дома и сказали, что из-за дождя на крыше собралось очень много воды, ведь парапет, о котором я упоминал раньше, не позволяет воде просто стечь с крыши по стене, а в трубе, по которой обычно сливается дождевая вода, должно быть, что-то застряло («чужеродное тело», так они сказали), но что именно, они не знают, похоже, дождь в конце концов вышиб это чужеродное тело, поскольку теперь труба совершенно чистая.

Когда нам объявили это, пальцы Освальда судорожно сжали притаившийся у него в кармане промокший мячик. Он все понял, но сказать не посмел. Он слышал, как рабочие гадают, что это было за чужеродное тело, а это «тело» лежало у него в кармане, но он так и не вымолвил ни единого слова.

Я не собираюсь заступаться за Освальда, но право же: так ужасно было сознавать себя невинной причиной столь ужасной катастрофы, не говоря уж о суровом нраве миссис Петтигрю. Но, конечно, все это никак не извиняет Освальда, да он и сам знал, что не должен молчать.

Дядя Альберта вернулся к ужину, но ужин прошел в молчании. Только когда мы приступили к чаю, он глянул на нас и сказал:

«Вчера произошла очень странная вещь. Как вы знаете, рыбаки хотели устроить состязание. Для этого специально запрудили реку. И вот какой-то озорник додумался открыть шлюз и выпустить всю воду. Людям испортили праздник. Нет, Алиса, дождь им не помешал бы, они как раз предпочитают удить в дождь. „Корона с Розой“ тоже потерпела убытки, потому что почти все рыбаки так обозлились, что уехали первым же поездом и весь обед пропал даром. А самое страшное — баржа, которая лежала по ту сторону шлюза на дне, поднялась вместе с водой и перевернулась, и весь ее груз рухнул в реку. На барже, между прочим, был уголь».

Пока он произносил эти слова, мы, знавшие в чем дело, не знали куда девать глаза. Мы попытались отвлечься бутербродами, но хлеб с маслом показался нам сухим и черствым, а те, кто поспешно отхлебнул глоток чая, подавились им, закашлялись и в глубине души пожалели, что им вздумалось пить этот чай.

Едва дядя Альберта кончил обвинительную речь, Алиса ему сказала: «Это все мы наделали».

И мы рассказали ему обо всем, что произошло. Только Освальд молчал и все ощупывал в кармане чужеродное тело, сокрушаясь, что не ответил откровенно дяде Альберта, когда тот еще перед чаем попросил объяснить, что же произошло ночью.

Мы все выложили и дядя Альберта еще раз объяснил нам, четко и коротко, что мы натворили, скольким людям испортили удовольствие и сколько денег нашему папе придется выложить за то, чтобы уголь выловили со дна реки, а если его достать не удастся, придется оплатить весь этот груз.

Когда он закончил эту речь, Алиса разревелась (слезы так и капали в тарелку, совсем как ночью вода с потолка) и сказала:

«Никакого толку! Мы так старались быть хорошими, мы так старались, и ничего не вышло! Мы самые плохие, и я хотела бы умереть!»

Мы все очень испугались, когда такое услышали, но Освальд все-таки не удержался и посмотрел на дядю Альберта — уж очень ему хотелось знать, что он на это ответит.

Дядя Альберта очень серьезно сказал: «Девочка моя, ты должна сейчас чувствовать себя очень плохо, потому вы и в самом деле многое испортили. И, конечно, за это вы будете наказаны» (нас лишили карманных денег, запретили подходить к реке и еще много всякого). «Однако», — продолжал он, — «продолжайте стараться, потому что, как вам всем хорошо известно, вы все очень непослушные дети, и от вас очень много неприятностей».

К этому времени Ноэль уже тоже плакал, и даже Дикки присоединился к Алисе.

«Но вы не самые плохие, и не стоит даже говорить об этом».

Он поднялся, поправил воротничок и засунул руки в карманы.

«Очень хорошо, что вы плачете», — сказал он, — «и поделом вам. Но вот что я должен вам сказать». И он произнес слова, которых Освальд никогда не забудет, хотя Освальд, в отличие от остальных, их вовсе не заслужил, поскольку чужеродное тело по-прежнему лежало у него в кармане, а он еще ни в чем не признался.

Он сказал: «Я уже много лет знаю вас, и все мы помним, сколько раз за это время вы ухитрялись попасть в беду, но ни разу на моей памяти ни один из вас не солгал и не сделал ничего низкого, ничего постыдного. Всякий раз, когда вы поступаете плохо, вы честно признаетесь в этом. Это уже немало, а со временем вы научитесь и всему остальному.»

Он вынул руки из карманов и лицо его прояснилось. Трое из четверых преступников поняли, что гроза прошла и бросились в его объятия. Дора, Дэйзи, Денни И Г. О., как известно, не принимали участия во вчерашнем преступлении.

Но Освальд не кинулся в объятия. Мысленно он принял и скрепил клятвой решение уйти из дому и стать безвестным солдатом. Он в последний раз притронулся к мокрому мячику, вынул руку из кармана и произнес те последние слова, которые должны были все объяснить его родным прежде, чем он покинет дом и уйдет в армию. Он сказал:

«Может быть, Алиса и все остальные заслуживают вашего прощения и всего, что вы сказали, — я от души надеюсь, что они этого заслуживают. Но я недостоин, потому что это мой мячик свалился в трубу, и из-за него вода залила всю нашу спальню. Я понял это еще утром и до сих пор молчал».