Общество «Будем послушными» - Несбит Эдит. Страница 35
Мы выставили постовых — они улеглись животами на стену и должны были произвести тихий предупредительный свист, если заметят что-нибудь подозрительное.
Мы прорыли тоннель, вроде того, что однажды прорыли в поисках сокровища (и засыпали с головой Альберта). Времени на это ушло немало, но ради приключения Бэстейблы и их друзья усилий не жалеют. Мы разложили вещи, придав им по возможности естественный вид, и снова засыпали их грязью. А потом вернулись домой и сели за чай. На этот раз к чаю даже гренок не было, только хлеб с маслом.
Когда мы собрались укладываться, Алиса тихонько шепнула Освальду:
«Я буду ждать у тебя у двери вашей комнаты, когда все уснут! Никому ни слова!»
Освальд подумал было, что это наколка, но Алиса еще раз сказала ему, что все всерьез.
Ему удалось не заснуть — для этого он покусывал себя за язык и тянул за волосы, ведь настоящий герой не устрашится боли, когда это нужно для приключения.
Все уснули сном невинной юности, Освальд поднялся и вышел — за дверью его уже ожидала Алиса.
Она сказала: «Я нашла несколько старых вещей на верху буфета, они еще больше чем наши похожи на древние римские. Пойдем вместе и закопаем их тоже — вот все удивятся».
То было опасное и дерзостное предприятие, но Освальд не дрогнул. Он сказал сестре:
«Погоди минутку», — и за минуту он успел натянуть штаны и жилет и даже положить в карман несколько мятных леденцов, на случай простуды. Это лишний раз доказывает, каким опытным исследователем и приключенщиком был Освальд.
Было немножко прохладно, но луна светила вовсю, и мы даже решили, что нужно будет как-нибудь еще совершить какое-нибудь отважное путешествие при луне. Мы вышли через переднюю дверь (дядя Альберта закрывает ее только когда сам ложится спать, в двенадцать, а то и в час ночи), и мы помчались, быстро и бесшумно, через мост и поля прямо к римским развалинам.
Алиса потом говорила мне, что она побоялась бы, будь там темно. Но луна светила почти как днем.
Освальд прихватил с собой лопату и газетный лист.
Мы взяли не все горшки, которые приглянулись Алисе, а только те два, которые не были разбиты — кривые такие штуковины из того материала, из которого обычно делают цветочные горшки. Мы приподняли лопатой поверхность раскопок и стали вынимать землю руками, аккуратно складывая ее на газету, а когда прорыли достаточно глубоко, засунули туда наши горшки и забросали их землей и снова аккуратненько прикрыли и все разровняли. Дерн выпрямляется снова, точно резиновый. И мы проделали все так осторожно, что нигде не наследили.
Мы вернулись домой — трава была очень влажная и красивая при свете луны — поделили мятные леденцы и улеглись спать, и никто ничего не заметил.
На следующий день пожаловали наши древности. День был страшно жаркий, и все сто человек выстроились под деревьями на лужайке, точно воскресная школа собралась на пикник. Тут были пироги двенадцати разных сортов, и хлеб с маслом, как черный, так и белый, и крыжовник, и сливы, и бутерброды с вареньем. Девочки украсили стол цветами и ровно в три мы услышали, как целая толпа людей движется по дороге. Древности входили в главные ворота и останавливались посередине — по двое, по трое или сразу целая дюжина, и вид у них был неуклюжий и скованный, точь-в-точь, как у учеников воскресной школе на вышеупомянутом пикнике. Пришло еще несколько джентльменов, это были их «учителя»: эти уж ничуть не стеснялись, а направились прямиком к двери дома. Тогда дядя Альберта, который нисколько не задавался, а вместе с нами подглядывал за ними из окна (в нашей детской очень удачные небольшие ставни) сказал нам:
«А это Правление Общества».
Мы все пошли вниз (по такому случаю мы принарядились), и дядя Альберта принял Правление Общества с таким видом, будто он — местный феодал, а мы все — его ближние вассалы.
Он поговорил с ними о датах и королевских указах, записях в летописях, развалинах и основаниях, о сэр Томасе Уайтте и Юлии Цезаре, о норманской архитектуре и старинных церквях и зубчатых оградах (я бы предпочел читать энциклопедию, это и то легче). Наконец, дядя Альберта заметил, что у нас уже и челюсть отвисла (верный признак мозгового переутомления), и шепнул нам:
«Бегите вниз и смешайтесь незаметно с этой толпой!»
Мы вышли на лужайку — там было полно мужчин, женщин и даже один ребенок. Ребенок этот оказался девочкой, к тому же очень жирной, но мы все равно попытались поболтать с ней (одета она была в красное платье из плотной ткани, такой только кресла обивать). Она даже разговаривать с нами не захотела. Мы уж подумали, что она из интерната для глухих детей и ее научили только говорить «да» и «нет», но потом услышали, как она говорит своей мамочке: «Зря ты меня сюда притащила, все равно мне не дали чай в той красивенькой чашечке, и все пирожки тут невкусные». Вот врунья, сама съела пять больших кусков пирога, а потом еще пирожки и целую тарелку слив. А красивых фарфоровых чашек у нас было всего двенадцать.
Некоторые взрослые разговаривали с нами, но все как-то скучно, потом их президент прочел целую лекцию о Моат-Хаузе, в которой мы ни слова не поняли, и все остальные тоже произносили речи (и их мы тоже разобрать не могли, кроме только той части, в которой они благодарили нас за наше гостеприимство).
Дора, Алиса, Дэйзи и миссис Петтигрю разливали чай, а мы только успевали подавать тарелки и чашки.
Дядя Альберта отозвал меня в сторонку и просил быть свидетелем тому, как он вырвет у себя в отчаянии последние волосы: всего собралось 123 любителя древностей — сто двадцать три!
Наконец, наступило время раскопок, и сердца наши возликовали, когда мы, прихватив свои шляпы, присоединились к огромной процессии Древностей. Все они тащили с собой плащи и зонтики, хотя на небе не было ни облачка — уж такие они были люди. Все дамы были в самых строгих шляпках и не снимали перчаток, хотя любой знает, что за городом приличия вполне позволяют снять перчатки и даже шляпу.
Мы хотели подойти поближе, чтобы не пропустить ничего из раскопок, но дядя Альберта поманил нас в сторонку и сказал:
«Предоставим арену гостям — хозяева займут места на галерке, откуда, насколько я понимаю, нам откроется прелюбопытное зрелище».
Мы согласились влезть вместе с ним на римскую стену, хотя при этом кое-что и теряли, ведь рассмотреть всех подробностей мы не могли. Но было видно, как работники копают, и достают из земли какие-то вещи (наши горшки!) и передают их любителям древностей. Мы знали, что это наши римские горшки, но эти любители отнеслись к ним как-то легкомысленно, хотя мы и слышали довольные смешки. И только когда они дошли до нашего с Алисой тайного клада, все они столпились, и мы услышали, как они галдят, и поняли, что они все-таки купились.
Потом толпа стала вновь распадаться на плащи и шляпки и просачиваться к нашему дому, так что стало ясно, что дело идет к концу. Мы во всю прыть помчались домой, и там Президент объявил дяде Альберта:
«Замечательная находка — очень интересно. Один из них ваш. Нет, нет, не возражайте! Ну, если вы так настаиваете…»
Постепенно эта толпа стала таять, будто снег, и мелкими ручейками растекаться с лужайки, гостевание закончилось, и нам осталась только груда немытой посуды и вытоптанная трава.
Вечером мы замечательно поужинали на той же лужайке — все-таки помимо прочего оставалось еще немного пирогов — а когда царственный владыка неба склонился к западу (проще говоря, совсем уж под вечер), Алиса сказала:
«Давай теперь расскажем».
Мы доверили рассказывать Дантисту, поскольку это была его идея, но все время помогали ему, потому что он еще не научился рассказывать все по порядку.
Когда мы все закончили, дядя Альберта сказал: «Ну что ж, это позабавило вас и это позабавило наших друзей, любителей Древностей».
«Позабавило?» — встревожено переспросила Дэйзи. — «Разве они — разве они догадались, что это ненастоящее? В „Венке из маргариток“ они ничего не заподозрили».