Таня и Юстик - Железников Владимир Карпович. Страница 9

"Почему ты снял е г о?" - спросил дядя.

"Гвоздь немного расшатался", - соврал я.

"Ну, прибей же... А что случилось с тобой? - спросил он у Пятраса. В последнее время ты изменился. Не здороваешься с Грёлихом. Смотри, это мальчишество до добра не доведет. Я понимаю, тебе тяжело. Ты один среди чужих. Вот и обратись с молитвой к господу, попроси его поддержки... Если бы ты был взрослым и воспитывался как твой отец, я бы не говорил этого. Но у тебя все впереди, и ты еще не знаешь, как правильно жить. Может быть, прав твой отец... А может быть, я?"

Я увидел глаза Пятраса и испугался, что он сейчас сделает что-нибудь непоправимое, и стал сильно бить молотком, вбивая гвоздь. Думал помешать их разговору, но разве можно было Пятраса остановить.

"А как же учитель Слуцкие? - спросил Пятрас - Работает у фашистов, расстреливает людей да еще забирает их вещи и каждый день ходит в костел. Это его что, тоже бог учит?"

"Не кощунствуй!"

"А потом он приходит к вам причащаться, и вы отпускаете ему грехи! А я не буду предателем".

"Я тоже никого не предал... Миколас, перестань стучать, повесь его. Идемте, нам пора в костел".

"Никуда я не пойду".

"Дядя, он видел, как на улице расстреляли пленного".

"Пока он живет в нашем доме, он будет ходить в костел".

"Не буду", - ответил Пятрас.

"А если я тебе скажу. "Оставь мой дом"?"

"Я сам уйду! - крикнул Пятрас. - Мне противна вся эта ложь!"

...Я не заметил, как мы дошли до дома Лайниса, и он взял меня за локоть, чтобы остановить.

- Вам не страшно жить в этом городе? - спросил я.

- Не знаю, - ответил Лайнис. - Я не думал об этом.

- По вашей улице всегда проводили пленных, - сказал я. - И отца Телешова тоже, когда его опознали. - Лицо у Лайниса по-прежнему ничего не выражало, незаметно было, чтобы он волновался. И вдруг у меня вырвалось: А из вашего окна все это было видно.

- Было, - ответил Лайнис и пошел к своему дому.

Дома у Лайниса было необжито и воняло псиной. Седой, облезлый пес вильнул нам хвостом и ткнулся мордой в подставленную руку Лайниса. Я склонился к нему и начал осмотр, но сам все время думал о Лайнисе. Видел его дряблую шею, небритый подбородок. Он что-то сказал о собаке, но я не слышал его слов и снова подумал, что из его окна было видно, как гнали пленных красноармейцев.

А в нашем окне он мог увидеть и еще кое-что...

"Кто здесь?" - спросил дядя.

"Добрый вечер, господин священник", - ответил Лайнис.

"В чем дело?"

"Извините, у вас свет в окне. Могут быть неприятности... Учителя Гольдберга затравили собаками, а девчонку кто-то спрятал..."

- Не жрет ничего, - сказал Лайнис. - Даже от колбасы нос воротит.

- Ей лет пятнадцать, - сказал я. - Все равно что человеку девяносто.

- Значит, - Лайнис тяжело вздохнул, - отжила свой век.

Уже на пороге я остановился и спросил Лайниса, помнит ли он, как в то утро, когда к нам принесли Леню Телешова, он предупредил нас о том, что в нашем окне свет.

- Вроде помню, - Лайнис задумался. - А может, и нет. Перемешалось у меня в голове все.

Я вышел от Лайниса. Домой идти не хотелось. Медленно побрел по улице, спешить было некуда. На противоположной стороне улицы, вдалеке, я увидел мужчину, который шел в мою сторону. Это был Телешов. Я спрятался в подъезд первого дома; он прошел мимо, я видел его лицо, и свернул к дому Лайниса. Неужели он тоже подозревал Лайниса? Пожалуй, нет. Просто искал собеседников.

Дома была одна Даля, она собиралась в магазин.

- Как ты себя чувствуешь?

- Ничего, - ответил я. - А где Юстик?

- Ушел с ними, - сказала Даля.

У меня чуть не вырвалось, что я видел Телешова одного и что он пошел к Лайнису. Но потом я сдержался: незачем было ее лишний раз беспокоить.

- У тебя усталый вид, - сказала Даля. - Думал об э т о м.

- Немножко, - признался я. - Самую малость.

- Если бы немножко, - сказала Даля. Жена меня хорошо знала. - Целый день твоя голова была там. - Она показала на потолок, имея в виду, что я думал об Эмильке.

"Хорошо бы так, - подумал я, - это было бы еще ничего".

Она была в прихожей, когда хлопнула дверь и в комнате появился Лайнис. Он неловко поздоровался с нами, словно мы сегодня не виделись, и спросил:

- Где... этот... ваш гость?

- Не знаю, - ответил я. - А разве он не был у вас?

- Был, - Лайнис помялся, - но хотел еще зайти... А я уезжаю.

- Уезжаете?

- Давно собирался, - сказал Лайнис. - Тут недалеко. На хутор. Собаку отвезу и там оставлю... Раз такое дело... - и ушел. Проходя мимо окна, он всунул по привычке голову и добавил: - Значит, передайте ему...

- Пойдешь со мной? - спросила Даля.

- Нет.

- Ну ладно... Пожалуй, и я не пойду. Обойдемся. - Она явно не хотела оставлять меня одного. - Ты даже не заметил, что я в новом платье?

- Да, да, - ответил я. - Хорошее платье. - Но сам подумал о Лайнисе. Чем его так напугал Телешов, что он решил уехать?

Даля спросила меня о чем-то еще, я не разобрал ее слов, и она окликнула меня:

- Миколас!

- А?

- Ты меня не слушаешь?

- Сейчас, Даля. - Я выбежал из комнаты и появился в окне на том самом месте, где только что стоял Лайнис. - Мне надо узнать... Проверить...

- И ты?

- Стань вот сюда, - попросил я и показал, куда стать. - Марта тогда стояла на этом месте... Я спрячусь... А ты скажи что-нибудь негромко...

- Ни к чему это, Миколас... Он уже старый...

- Чуть громче, - попросил я.

- Ну что ты так узнаешь? Слышал он или не слышал твоего разговора, это еще ничего не доказывает. Ты как ребенок.

"Действительно, - подумал я, - разве это доказательство его вины, его предательства?"

- Приехали, наговорили, напутали, - сказала Даля, - а зачем, зачем?.. Скорее бы, скорее прошел этот день!

Осталось всего два часа, но я боюсь, что после их отъезда нам тоже будет трудно.

- Миколас, прошу тебя, ради Юстика... Телешов злой.

- Не говори так, - сказал я. - Это неправда. Он одержимый, с ним нелегко, но он не злой.

- Послушай, может быть, ты войдешь в дом? На нас смотрят.

Я вернулся. Даля, не давая мне опомниться, набросилась на меня:

- Какой ты, право, чудак... И фантазер... Почему обязательно Лайнис?

- Если это не Грёлих и не Лайнис, тогда кто же? - Мне не хотелось ей этого говорить, но я сказал: - Остаются двое: Телешов и я.

- Договорился! С таким же успехом можно обвинить дядю и Марту, сказала Даля. - Давай поставим на этом точку.

- Тише, - попросил я Далю и прислушался. - Кто-то ходит на чердаке.

- Займись лучше чем-нибудь. Не сиди без дела.

Даля вздохнула и вышла. Она тоже, конечно, устала. Я видел, как она, проходя через прихожую, кинула взгляд на чердачную дверь. Я снова прислушался. Нет, больше ничего не было слышно.

"Кто-то там ходит" - эти слова первым произнес Грёлих. Он их сказал в тот момент, когда я вернулся, не найдя Пятраса. Тот не ночевал дома после своего разговора с дядей. Они сидели и играли в шахматы, дядя и Грёлих. Я вошел, и Грёлих произнес:

"Кто-то там ходит, - и поднял голову к потолку. - И это не в первый раз".

"Добрый день, господин Грёлих", - нарочно громко сказал я.

"Здравствуй, здравствуй..."

"Дядя, Пятрас не приходил?"

"Нет".

"Вы ищете Пятраса, я - Хельмута... Миколас, а ты не видел его? Вчера на вокзале он избил русского мальчишку. Вечно шляется около эшелонов с этими несчастными... Этот разговор - между нами..."

"Отправьте его обратно в Германию, - сказал дядя. - Здесь все слишком на виду. Он погубит свою душу".

"О какой душе вы говорите, - ответил Грёлих, - когда у всех теперь душа перешла в страх за собственную шкуру! Все только и мечтают сохранить себя за счет другого, набить брюхо и схватить чужой кусок... Вот вам и вся душа".

"Вы ошибаетесь", - заметил дядя.