Виктор Вавич (Книга 2) - Житков Борис Степанович. Страница 47
Она вдруг быстро засеменила ножками в полутемный коридор и в раскрытую дверку, направо, круто свернула Виктора. И в большом зеркальном шкафу увидал Виктор ее и у ней за плечом, над желтым шелковым плечом, свое лицо и полицейскую фуражку - и удивился фуражке, как будто не знал, что она на его голове. Совсем другая, думал, его голова. Варвара Андреевна секунду стояла перед зеркалом, глядела радостно на себя. Потом быстро обернулась:
- Запирай двери! На ключ. Ключ сюда дай! - она засунула ключ куда-то в платье.
Вавич стоял и обводил глазами розовую в цветах мебель и китайскую ширму с птицами.
Варвара Андреевна села с размаху на диванчик, и вздулся на платье легкий шелк, и чуть, на миг один, Виктор увидал длинные желто-розовые чулки и пряжки на шелковой ленте.
- Ну, раздевайся, - смеялась Варвара Андреевна. Виктор снял шашку, расстегивал шинель.
- Сюда, сюда, на крючок вешай. Шашка у тебя острая? Настоящая? Вынь! Ух, какая! Дай сюда. Вытри масло это.
Виктор вынул новенький носовой платок, обтер шашку. Шашка строго блестела, как полузакрытый настороженный глаз.
- Дай, дай! - Варвара Андреевна приоткрыла зубки, и глаза напряглись над шашкой. Она пробовала пальчиком лезвие, острие конца.
- Ух, какая... - жадно шептала Варвара Андреевна.
Виктор вешал шинель и видел, как она повернула шашку концом в грудь, в самый низ треугольного выреза, и тихонько давила. Она сидела прямо и скосилась широким глазом в зеркало. Потом она встала, подняла высоко руку, и Виктор видел в зеркало, как она дышала и вздрагивала - и медленно засовывала шашку в декольте, за платье, пока эфес не остановился у выреза, медный, блестящий.
- Что вы делаете?..
Виктор подошел сзади, вплотную и чувствовал, как вздрагивало тело и скользило под шелком.
Варвара Андреевна вдруг резко повернулась к нему.
- Режь! Режь платье! - сквозь сжатые, сквозь оскаленные зубки приказала и откинула в стороны руки и кинула вверх головку. - Режжь! - и Варвара Андреевна затрясла головой.
Виктор взялся за эфес, и теплота груди влилась в руку.
- Поверни... к платью... так! Режь!
Виктор осторожно стал двигать шашкой, слышал, как лопался шелк, отлетали кнопки. Он не мог уж удержать руки, и зубы сжались, как у Вари, и Виктор дернул под конец шашку.
- Хах! - Варя запрокинула голову, закрыла глаза. Платье распалось.
Варвара Андреевна плескала себе в лицо над мраморным умывальником, стукала ножкой педаль.
- Фу! И чего я тебя так люблю, - говорила Варвара Андреевна сквозь всплески воды, - дурак ты мой! Ведь ты дурак, - и Варвара Андреевна засмеялась, глядела веселым, мокрым лицом на Виктора. - Поверь мне, честное слово - ду-рак. А прямо, - и она снова заплескалась, - прямо замечательный... Как ты к бомбе-то! ух! и пошел, и пошел! А бомба-то, знаешь, не настоящая. То есть ужасная, ужасная! - Варвара Андреевна встряхивала мокрыми руками. - В ней масса взрыву, только она не могла взорваться, офицеры сказали - можно гвозди заколачивать... А Грачек умный... Сеньковский глупее. То есть и так и сяк. А ты... Да! А третий вовсе был дурак! Ура!
- Грачек мерзавец, - сказал Виктор, насупился.
- А ты? - и Варя вытянула к нему головку, личико смешное в мыле.
Виктор краснел, в висках стучало, и смотрел вбок, на дверь.
Варвара Андреевна была уже в коричневом бархатном платье с высокой талией, с белыми кружевами и пахла свежим душистым мылом.
- А я сейчас кофе. Кофе! Ко-фе! Ко-ко-фе! - запела Варвара Андреевна, и Виктор слышал, как она отворяла ключом дверь.
Было начало четвертого, когда Виктор уж застегнул шинель, оправил на боку шашку.
- А эту конфету съешь дома, - и Варвара Андреевна схватила из вазочки леденец, совала поглубже в карман Виктору. - Ай, ай! А это что? Шарик, бумажка!
Виктор дернулся, криво улыбнулся. Варвара Андреевна отскочила, легко приплясывала и быстрыми пальчиками разворачивала бумажку.
- Мм! - замотала она головой. - От жены, от жены. Виктор хотел схватить бумажку, но Варвара Андреевна прижала бумажку к груди и серьезно глядела на Виктора.
- Она в положении, должно быть? - вполголоса спросила Варвара Андреевна.
- Да. - Виктор нахмурился. - И вообще... дела.
- Какие дела? Не ерунди! - Варвара Андреевна уже строго глядела на Виктора. - Какие дела? Говори! Денег нет?
- Да вот, отец у нее. Старик...
- Ну? Конечно, старик. Что ты врешь-то?
- Выгнали, был тюремным, теперь так. Ну и... дела поэтому.
- Дурак! Ерунда, устроим. Это вздор. Иди домой. Или нет: сначала в Соборный. Представься. Виктор стоял.
- Ну? Ах да! На, на! - и Варвара Андреевна протянула Виктору смятую, как тряпочку, бумажку.
Не выставлять!
- ЧТО ж это такое? Что же в самом деле? - говорил Виктор на улице. И отряхивал голову так, что ерзала фуражка. - Черт его знает, черт его один знает. Что же это вышло? - И Виктор вдруг встал у скамейки и сел. Быстро закурил, отвернулся от прохожих - нога на ногу - и тянул со всей силы из папиросы, скорей, скорей.
"Пойду к Грунечке, все скажу! Она тяжелая, нельзя, нельзя тревожить. И без того беспокойство. Господи! Потом скажу. Или понемногу".
- Ух! - сказал вслух Виктор и отдулся дымом. И вдруг увидал красный крут от укуса на правой руке. Виктор стал тереть левой ладонью, нажимал. Укус рдел. Виктор тер со страхом, с отчаянием, и легким дымом томление плыло к груди поверх испуга. Виктор выхватил из кармана перчатку, и вывалилась наземь конфета, легла у ноги. Виктор видел ее краем глаза, а сам старательно и плотно натягивал белую замшевую перчатку. Огляделся воровато, поднял конфету. Сунул в карман. На соборе пробило четыре.
- Как бы сделать так, - говорил полушепотом Виктор и поворачивался на скамейке, - сделать, чтоб не было. Времени этого черт его... отгородить его - вот! вот! - и Виктор ребром ладони отсекал воздух - вот и вот! - а это долой! И ничего не было. - И вспомнил укус под перчаткой.
- Ты с кем это воюешь? - Виктор вскинулся. Он не видел прохожих, что мельтешили мимо. Сеньковский стоял перед скамьей, криво улыбался. Виктор глядел, сжал брови, приоткрыл рот. - Был? Или идешь? Идем. - Сеньковский мотнул головой вбок, туда, к Соборному.
Вавич встал. Пошел рядом.
- Ну как? - Сеньковский скосил глаза на Вавича и улыбался, прищурился. - Эх, дурак ты будешь, - и Сеньковский с силой обхватил и тряс Вавича за талию, - дурачина будешь, если не сработаешь себе... Только не прохвастай где-нибудь. Ух, беда! - И Сеньковский сморщился, всю физиономию стянул к носу и тряс, тряс головой мелкой судорогой. - Ух!
Вавич толкал на ходу прохожих и то поднимал, то хмурил брови. И только, когда Сеньков-ский толкнул стеклянные с медными прутиками двери, тогда только Вавич вдруг вспомнил о лице и сделал серьезный и почтительный вид, степенным шагом пошел по белым ступенькам.
- Да пошли, пошли! - бежал вперед Сеньковский.
- Да, да! - вдруг стал Вавич. - Послать, надо послать. Можно там кого-нибудь? - Он тяжело дышал и глядел осторожно на Сеньковского.
- Я говорю: идем! - Сеньковский дернул за рукав, и Виктор вдруг рванул руку назад, отдернул зло.
- Оставь! - и нахмурился, остервенело лицо. - И ладно! И черт со всем! - сказал Виктор, обогнал Сеньковского и первым вошел в дежурную. Барьер был лакированный, и два шикарных портрета царя и царицы так и ударили в глаза со стены. - Как мне пройти к господину приставу? - сказал Виктор громко надзирателю за барьером.
Надзиратель вскочил, подбежал.
- Господин Вавич? - И потом тихо прибавил: - Пристав занимается с арестованным. К помощнику пройдите. Сеньковский здоровался с дежурным через барьер.
- С этим все, - шепотом говорил дежурный Сеньковскому, - с детиной с этим.
- Ну?
- Да молчит, - и тихонько на ухо зашептал, а Сеньковский перегнулся, повис на барьере.
- Только мычит, значит? А не знаешь, пробовал он это, свое-то?