Весна сорок пятого - Туричин Илья Афроимович. Страница 38

Петр научился исполнять эту работу, он стал солдатом в самом высоком смысле этого слова. Он научился не задавать лишних вопросов, не произносить лишних слов. Он не завидовал чужим наградам и не кичился своими. Он научился думать только о том, как лучше ему, солдату, на своем месте ударить врага. Погибнуть на войне просто, победить - труднее. Он начал понимать неторопливую мудрость Яковлева, вспоминал его обкатанные окопным временем, родившиеся в огне афоризмы. И повторял их молодым бойцам. Те выслушивали и усмехались. Уж очень простыми казались они, эти фразы. Но Петр знал: пройдет немного времени и ребята познают их истинную цену и в свою очередь будут повторять молодым. Это - закон войны: накапливать и беречь опыт.

Петр шагал по тылам своего полка, мимо сгоревших немецких танков, разбитых орудий, покореженных автомашин. По обеим сторонам дороги зеленела молодая травка, кое-где набухшие почки на кустах лопнули, проклюнулись листики, будто на кусты набросили легкую зеленую кисею. Весна! А пахнет соляркой, гарью, обожженным металлом. Дважды его останавливали патрули, проверяли документы. Третий патруль остановил на входе в деревушку, от которой остались целыми два дома. На развалинах других кое-где копошились жители с лопатами, ломами. Копали огороды, складывали в штабеля годные еще обгорелые доски, целые черепицы. Идя селом, не похожим на русские деревни, Петр впервые ощутил, что он уже не на своей земле, это - далекая Чехословакия! Вот куда ты дошел, Петр Лужин, куда принес освобождение!

Неподалеку женщина тащила чугунный верх от плиты; верно тяжелый, потому что она волокла его по земле, оставляя глубокий черный след.

Петр подошел, молча приподнял волочащийся край. Женщина улыбнулась, сказала:

– Дякуем пекне!

[2]

"Дякуем"… Совсем по-белорусски.

Он помог дотащить чугунную плиту до сгоревшей хаты, приметил свежевырытую землянку - временное жилище. Успели уже!

Потом пошел в штаб.

Подполковника Боровского, который его вызывал, не оказалось на месте. Велели подождать.

Молоденькая девушка в форме младшего лейтенанта, ладно подогнанной по тонкой, тщедушной фигурке, коротко стриженная, склонилась над столом, заваленным бумагами и письмами. Разбирала их, читала, шевеля губами, будто по слогам.

Петру хотелось разыскать отца. Он где-то здесь, раз командует дивизионной разведкой. Пока не появился Боровский, можно бы и повидаться. С тех пор как они разговаривали в концентрационном лагере, Петр не видал его, хотя приветы получал и даже шоколад, которым по-братски поделился с товарищами.

Петр кашлянул и поднялся со стула.

– Товарищ младший лейтенант, разрешите обратиться?

– Вы мне?

– Так точно.

Девушка смутилась.

– Слушаю вас.

– Вы не знаете случайно майора Лужина?… - Видя, что девушка пытается что-то вспомнить, он добавил: - Герой Советского Союза. Шрам у него на щеке.

– Из разведки, - кивнула девушка. - Иногда заходит.

– Разрешите мне его повидать, товарищ младший лейтенант.

– Пожалуйста. Только я вам не начальник.

– Вы - старшая по званию. Не положено уходить без разрешения. Разрешите идти?

– Идите.

Петр вышел из комнаты очень довольный собой.

Под наскоро сколоченным навесом дымила походная кухня. Невдалеке за огородами виднелась госпитальная палатка, напомнившая Петру шатер шапито. Где-то призывно ржала лошадь. Петр подошел к повару, рябому немолодому бойцу в белой куртке и пилотке.

– Друг, где тут разведчики? Мне майора Лужина.

Повар покосился на него, помешивая большой деревянной лопаткой в котле.

– Второй день не приходит. Видать, сытый. Или умотал куда по делам. У них сейчас самое дело.

Ответ озадачил Петра и огорчил. Он хотел было спросить у повара, где располагаются разведчики, чтобы сходить самому, но в это время из-за госпитальной палатки показался подполковник Боровский. Петр узнал его сразу. Боровский шагал крупно прямо по перекопанной земле, помахивая полевой сумкой в такт шагам. Лицо его было хмуро.

Петр повернулся и заспешил в штаб.

При появлении Боровского младший лейтенант вскочила. И Петр встал, неторопливо, с достоинством.

– Сидите, - подполковник бросил полевую сумку на стол…

– Товарищ подполковник, рядовой Лужин…

– Вижу, - прервал его Боровский. - Здравствуй! - Он оглядел Петра. - Воюешь?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Садись. Командир дивизии разрешил отозвать тебя в мое распоряжение. У меня переводчика убили, лейтенанта. Из лесу пальнули - и наповал. Вот такие дела.

– На фронте? - спросил Петр, понимая, что вопрос глупый.

– У нас всюду фронт. Не только на передовой, - жестко сказал Боровский. - Мы чекисты! Знаешь, что такое чекисты?

– Так точно.

– Так что не думай, что тебя в санаторий отозвали. Обедал?

– Никак нет.

– Идем.

Петр вышел из штаба вслед за подполковником. Тот шагал быстро, приходилось приноравливаться к его размашистому шагу. Подошли к кухне.

– Кожин, обедать, - бросил на ходу Боровский и снял фуражку. - Садись, Лужин. Кожин у нас большой мастер по гречневой каше со свининой.

– Сегодня пшенная, товарищ подполковник, - сказал Кожин, ставя на стол две тарелки пшенной каши с мясной подливкой. - Приятного аппетита.

– Спасибо.

Ели молча. Каша действительно оказалась вкусной. Потом Боровский сказал:

– Отступая, фашисты оставляют в нашем тылу небольшие группы для разведки, для диверсий. - Он словно бы рассуждал сам с собой, но Петр понимал, что все это говорится для него, и слушал внимательно. - Мне нужен человек боевой и со знанием языка. Разве лучше тебя найду? И знакомые мы старые, - Боровский усмехнулся. - И орден у тебя боевой. И медаль "За отвагу". Вопросы есть?

– Никак нет.

– Тогда бери автомат, пару дисков, каску. Через полчаса двинемся.

– А… - Петру очень хотелось спросить Боровского об отце, но в последний момент проглотил слова, готовые сорваться.

Боровский смотрел на него выжидающе.

– А… плащ-палатку брать, товарищ подполковник?

– Возьми. Ночи прохладные, и дождь возможен.

Корпус генерал-лейтенанта Зайцева, взломав оборону противника, погнал его перед собой. Немцы пытались цепляться за маленькие городки и поселки, свернуть в предгорья, ждали подкреплений. Знали, что к ним на помощь идут танки и самоходки, направляются стрелковые дивизии. Но дивизии не доходили. Они натыкались на взорванные мосты, на завалы в ущельях; их щипали и рассеивали партизанские отряды. А Красная Армия надвигалась неумолимо, неся свободу словакам и чехам.

Десять суток с подполковником Боровским казались Петру сплошным недосмотренным сном. Они тряслись на "виллисе" по дорогам и бездорожью, лежали в засадах, вылавливали разрозненные группы немцев, допрашивали пленных, помогали местному населению избавляться от предателей. Не хватало времени для еды и сна.

– Ничего, Лужин. Чуешь весну? Это мы принесли весну!

Три десятка автоматчиков следовали за ними на грузовике. Брезентовый верх натягивали только в дождь. Но дождя почти не бывало. Деревья оделись в легкое кружево зелени. В деревнях висели сине-бело-красные и красные флаги, как в праздник. Да это и был праздник. Великий праздник освобождения.

В одном селе увидели на площади толпу, возле кибитки с брезентовым верхом. Боровский приказал остановиться. Петр вышел вслед за ним из "виллиса".

В толпе раздавались дружные взрывы смеха. Подошли поближе, их уважительно пропустили к кибитке. Над раздвинутым пестрым занавесом висела голубая доска с плачущей и смеющейся масками. А между масками надпись: "Boli sme a budeme!". А под ней меж раздвинутых пестрых занавесок, на маленькой сцене, трехглавый зеленый дракон, извергая из пастей дым, собирался съесть прекрасную принцессу.