Голубой шалаш (Миниатюры, сказки, баллады) - Вангели Спиридон Степанович. Страница 10

Висело хрипло

Карканье над нею.

И стаи птиц

Неслись со всех сторон,

И ночь от них

Была ещё чернее.

Но мать всё шла

По путаным следам

В обитель Солнца

С думою привычной.

Надеялась увидеть

Светлый храм,

А перед ней

Был сельский дом обычный.

Красавца-Солнца

Не было.

Пустым

Казался дом.

Её Луна встречала.

Детей своих

Две утренних звезды

Луна тихонько

На руках качала.

И мать,

Луной едва освещена,

Ей поклонилась

С думой о детишках:

- Здоровья вам,

Красавица-Луна,

И вашим дочкам

Звёздочкам-малышкам.

- О, господи,

С какой ты вестью, мать?

- С одною, материнскою,

Извечной.

Вот торопилась

Солнышко застать.

Но где оно?

- В пути своём, конечно.

- Есть просьба

У меня к тебе, Луна:

Висят у Солнца

В комнате котомки.

Все дни мои

В одной из них сполна

И всех ночей

Бессонные потёмки.

Но Солнце

Выдаёт мне лишь по дню,

А ты, Луна,

Даёшь мне лишь по ночи.

Как тут успеть

Обуть-одеть семью

И накормить

Всех сыновей и дочек?

Отдай, Луна,

Мне дней моих запас,

Чтоб я сама

Его распределила.

Пусть месяцы

Я проживу за час,

Зато поднять детей

Мне хватит силы.

- Не много ль просишь?

Дни свои до дна?!

- За тем и шла,

Чтобы унести все годы.

- Ну что ж, бери,

Ответила Луна,

Но помни,

Ты нарушишь ход природы.

- Что делать!..

И Луна опять:

- Бери,

Но знай:

Когда котомка опустеет,

Увидишь шаль зелёную

Внутри,

И будет эта шаль

Навек твоею.

Она тебя укроет

С головой

И с жизнью разлучит,

И с Солнцем красным...

- У каждого

Удел и выбор свой,

Вздохнула мать.

Чего уж там. Согласна.

И вышла в путь

С котомкою своей.

А вслед Луна

И звёздочки кричали:

- Чем больше из сумы

Достанешь дней,

Тем раньше попадёшь

Под полог шали.

Идёт она

С котомкой за спиной,

Печальна,

Но добычею довольна.

И мысли материнские домой

Стремятся,

Обогнав её невольно:

"Уже я близко.

Скоро к вам приду.

Без мамы

Ночь одну поспите.

Я вам несу

Одежду и еду.

Вы завтра мне навстречу

Выходите".

...Сгущалась тьма,

И мать над родником

Испить воды холодной

Наклонилась,

Но вдруг упала

И мертвецким сном,

Придавлена усталостью,

Забылась.

И налетела вмиг

Со всех сторон

На спящую

Воронья злая свора,

И в хищном этом

Облаке ворон

Её котомка

Опустела скоро.

Они все дни

Из сумки растрясли,

И там, где их

Вытряхивала стая,

Деревья поздней осенью

Цвели,

Багряные тюльпаны

Прорастали,

Стеной в степи

Вставали зеленя,

Мычала тёлка,

Петухи кричали,

Метали сгустки

Чёрного огня

На тризне жизни,

На пиру печали.

То не людской,

То был вороний пир,

Проснулись волки,

Рыскали лисицы,

И слышалось

Шуршанье тёмных крыл.

Лишь мать спала,

Забыв воды напиться.

А утром

Разлетелось вороньё.

На зеркале

Слепой воды гадая,

Мать глянула в родник.

И на неё

Со дна смотрела

Женщина седая.

- О, боже!

Я ли это?

Что со мной?

Как долго я спала?

И где котомка?

Молчит ковыль,

Полынь стоит стеной.

Осенний ветер,

Пустота и только...

Какой предзимний

Холод на душе!

Шальные сквозняки

Листву листали...

Находит мать

Котомку на меже,

А в ней

Лишь крошки дней

Да зелень шали.

В селе её никто

Не узнаёт,

Детишки из ворот

Не выбегают.

Лишь старший сын

К ней из дому идёт

И мать-старушку

Нежно обнимает.

И вот, не в силах

Слезы удержать,

Она детишкам

Раздаёт подарки:

Достала из котомки

Шапку мать

Да три рубашки,

Полотняных, ярких,

Да пару старых валенок,

Конфет

И хлеба с крупной солью.

- Это мама!

Добрее нашей мамы

В мире нет!

Не ликовал сынок лишь

Старший самый...

А мать уж окуналась

В суету:

Замазывала печь,

Белила, мыла.

И у калитки

Деревце в цвету

Уже под самый вечер

Посадила.

А утром,

После тягот и дорог,

Так плохо ноги

Матери служили!

Каким высоким

Кажется порог

Её избы!

И руки, как чужие...

Не стало сил

По дому хлопотать.

На небе,

Серо-пепельном, усталом,

Глазами поискала

Солнце мать,

Бескровное,

Оно светило вяло...

Тут ласково

К ней старший сын приник:

- Есть и моя

Котомка дней у Солнца.

Пусть Солнце даст

Тебе из дней моих,

А то твоих

Осталось лишь на донце.

Но мать в ответ

Ему сказала:

- Нет.

Пусть дни твои

У Солнца подрастают.

Вам надо дорасти

До взрослых лет.

А мне и так

Пока что сил хватает.

Ещё делянку надо

Распахать...

И в степь ушла,

Затянутая далью.

И там, в степи,

Вдруг превратилась мать

В смиренный холмик

Под зелёной шалью...

БАЛЛАДА О ПАХАРЕ

- Хэйс, Жоене, ча, Плэване*!

Режьте гору острым плугом.

Борозда, как пух, Плэване,

Если встретим зиму снова,

Если не споткнёмся в поле,

Будет хлеб, как солнце, круглый,

Будет у тебя полова.

Торопи, Жоене, друга,

Время нам помочь не хочет

Ходят сумерки за плугом,

Чёрный ветер пахнет ночью.

- Хэйс, Жоене, ча, Плэване!

Управляй волами, пахарь,

Пусть твой плуг, Ион, достанет

Из земли солёной мякоть.

Торопись, чернеет небо,

Так кричал со дна котомки

Прошлогодний ломоть хлеба.

Ходит плуг и тянет в гору

Борозды, как паутины,

Ходит плуг с двумя рогами,

Крик не слышит журавлиный,

И не сходит за цветами,

Любит видеть за собою

Парня с тёплыми руками.

Когда был Ион моложе,

Плуг вошёл в его ворота

И сказал: "Пошли на поле.

В поле, баде, ждёт работа.

Осень стороной обходит

Двор, в котором нету плуга.

Ведь без плуга стынут печи,

Ведь без плуга плачут дети.

Гость пойдёт к твоим соседям,

Не услышишь в двери стука,

И собачий лай утихнет

Во дворе твоём - без плуга".

И пошёл Ион за плугом.

Не хватало дней Иону,

Чтобы сделаться Ньютоном,

Чтобы походить по свету

Магелланом иль Колумбом.

Стал Ион ходить за плугом,

Чтоб кормить свою планету.

------

* Хэйс, ча - понукания для быков.

ПЕСНЬ ПШЕНИЧНОГО ЗЕРНА,

которое заговорило

и сказало руке человека:

Пора моя настала.

Снеси меня в поля,

Где в сером небе больше

Не видно журавля!

Ты колыбель качала

Зелёную мою,

Начнём же всё сначала...

Ой, баюшки-баю...

И пусть в земле, как ночью,

И сыро, и черно,

Ты за меня не бойся,

Я буду не одно!

Но перед тем как в праздник

Выпечь каравай,

Родне моей в амбаре

Поклон мой передай.

Неси ж меня, родная,

В просторные поля,

Где в сером-сером небе

Не видно журавля.

Когда сынок мой, колос,