Тахиона - Грай Татьяна. Страница 7
– Охотнички, – зло сказал Сергиенко. – Не удивительно, что сургоры от них в океан удрали. Тайфун – что? Мелочь. Его все-таки издали видно и слышно.
Контейнер, изготовленный из усиленной прочности металлизированной пластики, оказался начиненным спорами, – и эти споры, выделив парализующие вещества, замерли в протоплазме, – готовились к вегетационному периоду.
– Выходит, они вроде тех грибов, что сквозь бетон пробиваются, – сказал Скрибнер. – Ничем не остановишь. Сильны.
– Нужно показать их сургорам, – предложил Тронхэйм, – и объяснить…
– Сначала найди на них управу, – перебил его Скрибнер, – а потом уже устраивай демонстрацию последних моделей.
Утро шестого дня ничем не отличалось от пяти предыдущих. Предполагалось, что сегодня Тронхэйм повторит попытку настичь колдуна, Сергиенко попробует добиться аудиенции у Дек-Торилы. Ланской по-прежнему занимался «сороконожками» и ничего больше знать не хотел, а Скрибнер изводил командира, требуя разрешения на повторный осмотр развалин материкового поселения. Рассчитывал найти другие рисунки.
Ипполит Германович, прикидывая мысленно различные варианты разговора с Карпацико-тином (в случае, если вообще удастся с ним поговорить), шел не спеша к шлюпке, когда вдруг заметил метнувшуюся между пальмами тень. Тронхэйм остановился, всматриваясь. Никого… Он подошел ближе к месту, где заметил движение, и увидел притаившееся за мохнатым стволом существо… От неожиданности Тронхэйм тихо вскрикнул, и существо, подскочив на месте, помчалось к берегу и скрылось под водой.
Тронхэйм торопливо вернулся в дом и, найдя Винклера, доложил о происшествии. Саймон Корнилович несколько мгновений молча смотрел на социолога, переваривая сообщение, затем приказал:
– Всех собрать.
И когда группа собралась в столовой, Винклер без предисловий сказал:
– Тронхэйм видел «арбуз». Тот самый, на ножках.
– Где, – вскочил Скрибнер.
Тронхэйм махнул рукой в сторону пляжа:
– Здесь, рядом с домом.
– Зеленый арбуз? – полюбопытствовал Сергиенко.
– Нет, – сказал Ипполит Германович, – не зеленый. Коричневый, в светло-желтую полосочку.
– Большой?
– Арбуз как арбуз, – пожал плечами Тронхэйм, – размеры вполне арбузовые.
– Куда девался? – спросил Скрибнер.
– В воду. Нырнул и исчез.
– Он один был?
– Я видел одного.
– Так, – Винклер хлопнул ладонью по столу. – Чую приближение событий. Хотелось бы знать, каких именно. На сегодня поездки отменяются, всем быть в лагере.
Расположившись так, чтобы видеть кромку воды, Скрибнер и Тронхэйм сидели в пальмовой роще. Адриан Антонович подобрал орех, валявшийся неподалеку, и перекатывал его в ладонях, вполуха слушая Тронхэйма. Ипполит Германович все еще переживал неудачу своей попытки встретиться с Карпацико-тином, и поэтому принялся рассуждать о колдунах вообще.
– … и по-прежнему остается абсолютно невыясненной природа этого явления, – говорил Тронхэйм, набирая в горсть песок и разбрасывая его вокруг себя, словно сеятель зерна. – Почему начало везде и всегда одинаково? Гипотез по этому поводу создана масса, равно как и теорий… и все они усердно опровергают друг друга, а если учесть к тому же, что любая научная теория имеет как минимум два выхода в реальность, – так сказать, два лица… или может быть, лучше сказать, что любая теория двухвалентна? – то и вовсе получается, что в этом вопросе концов не найти, клубок предвзятых мнений, и ничего больше. Почему всегда – колдун, знахарь, ворожея? Почему мы ни разу не встретили племенную культуру, реально видящую мир, без мистики, суеверия, мифа?
Скрибнеру было безразлично – почему. Его интересовали причины гибели материковых поселений; но на материк его не пустили, и он слушал Тронхэйма – делать все равно нечего, отчего и не послушать?
– … одно и то же явление природы можно объяснить по-разному, и сложность заключается в отборе – как отобрать наиболее приемлемое, убедительное из этих объяснений? Почему на ранних этапах любые мыслящие существа верят в душу, духов, почему всегда возникают системы традиционных верований, и как следствие – фетишизм?
– Не знаю, – буркнул Скрибнер. – Не все ли равно?
– Что значит – все равно? – возмутился Тронхэйм. – Ты соображаешь, что говоришь? Впрочем, тебе, конечно, все равно, функционер несчастный… А вот мне каково?
– А что – тебе?
– А… – Тронхэйм махнул рукой, изображая полную безнадежность. – Что с тобой говорить… Попробуй понять, голова, – невозможно решить задачи экспедиции, не обращаясь с сургорами. Но пока мы не знаем их мифов, мы не знаем ничего об этих людях и не узнаем, будь уверен. А мифы рассказаны неполно, потому что колдун по каким-то причинам решил, что чужакам их знать незачем. А причины эти можно понять, исходя из пропущенной части мифа… то есть круг замыкается. Колдун – посредник между миром людей и миром духов, и если жизнь племени основана на вере, кто пойдет против могущественного знахаря? К тому же он лекарь… Я не хочу сказать, – продолжал Ипполит Германович, подумав, – что колдуны в принципе вредное явление, нет. Они не только охраняют веру и традицию, но и хранят знание… создают его, расширяют, передают следующим поколениям… но одновременно создают и касту знающих. Всегда и везде – одно и то же. Культура представляет собой целое, объединенное либо религией, либо искусством… либо общественными условиями. На раннем этапе – всегда религия. И бывает иногда очень трудно найти общий язык с представителями правящей касты; вот и здесь тоже. Как только напорешься на недоверие знахаря…
– А ты не напарывайся, – посоветовал Скрибнер. – Ты лучше заболей. Он придет тебя лечить – вот и поговорите.
– Забо… – Тронхэйм не договорил, вскочил и быстро ушел в лагерь.
Скрибнер фыркнул и запустил вслед социологу орех. Несколько морских птиц, огромных, как альбатросы, пронеслись с гиканьем мимо острова. Скрибнер проводил их взглядом и посмотрел на пляж. Песок неподалеку слегка шевельнулся. Скрибнер сделал стойку. Но из-под песка неторопливо выбралась маленькая зеленая черепашка с блестящим, словно отполированным панцирем. Вылезла и зашлепала к воде. Скрибнер чертыхнулся. В нем зародилось и не оставляло теперь чувство тревоги. Пройдясь между пальмами и подумав, Скрибнер вышел на берег. На ближайшем атолле, видимом с Ки-Нтот, возникло движение. Едва различимые фигурки заметались между домиками; вскоре отчалила лодка и на полной скорости понеслась в океан, – мимо Ки-Нтот, к девятому атоллу. Скрибнер, наплевав на запрет командира, сел в шлюпку и пошел на перехват местного суденышка.
– Я прекрасно понимаю твое нетерпение. – Винклер говорил сухо. – Но сегодня ты никуда не поедешь. И завтра, скорее всего, тоже. И никто никуда не уедет из лагеря, пока автоматы не найдут этих… арбузов. И пока мы не выясним, что это за зверь и с чем его едят.
– Но, Саймон…
– Нет, – отрезал Винклер. – Тема закрыта. Найди себе занятие на месте.
Тронхэйм, донельзя рассерженный, вернулся на пляж и обнаружил исчезновение Скрибнера и одной из шлюпок. Сообразив, в чем дело, он вновь пошел к командиру. Винклер успел уйти на корабль, и Тронхэйм уже собрался вызвать его, но в это время зазвучал голос автомата:
– Всем, всем… Внезапный шторм. Защита усилена. Выход из лагеря закрыт. Всем, всем. Штормовое предупреждение.
Тронхэйм дал сигнал экстренного вызова командира, и когда Винклер появился на экране, почти закричал:
– Скрибнер в море. Удрал.
– Что?..
Через секунду в воздух взлетели тускафы – роботы-спасатели – и рассыпались над океаном в поисках Скрибнера.
Но не нашли его.
Винклер вызвал группу в рубку «Эксора», и теперь все четверо слушали, как автомат уныло повторяет:
– Скрибнер, вас вызывает командир… Скрибнер, вас вызывает командир…
Ответа не было. Скрибнер словно растворился в океане. Тайфун, ожидавшийся по расчетам в конце следующей недели, налетел внезапно. Ветер несся над островами, завывая и свистя, пальмы гнулись, роняя орехи, – но в поселках сургоров не заметно было никакого движения. Сургоры, казалось, и не думали об опасности. Сергиенко, взглянув в очередной раз на метеодатчики, сказал негромко: