Рассказы и сказки - Сахарнов Святослав Владимирович. Страница 66
Девочка, сжав пальцы у подбородка, замерла в восхищении.
- Мальчик, скажите, это ёж? - сладким голосом спросила она.
- Коза, - буркнул Вовка.
- А чем вы его кормите?
- Спичками.
Девочка обиженно надула губы и снова отвернулась к окну.
ЛЕНА
После чая военный достал из чемодана коробку, завёрнутую в газету, и положил её на стол.
Девочка сняла газету.
- Это игра "Цирк", - сказала она, глядя мимо Вовки. - Мальчик, вы будете играть?
Вовка засопел.
- Он будет, - сказала мама.
Игра была весёлой. Разноцветные фишки гонялись друг за другом, взбирались по лестницам, застревали в клетках со львами и падали с шатких трапеций. У девочки всё время выпадали пятёрки и шестёрки. Вовкина голубая фишка быстро отставала. Зелёная девочкина уже кончала игру, а голубая ещё болталась где-то в самом начале, между барабаном и дрессированным зайцем в кепке.
- Кончила! - торжествующе объявила Лена.
Вовка небрежно опрокинул свою фишку.
Взрослые беседовали.
- Вы знаете, в жёстком вагоне неудобно. Я в нём плохо сплю, жаловался Борис Павлович. - Простите, вы с мужем едете в Новый Порт?
- Я просто знакомый. - Фёдор покраснел.
- Извините.
Мама кивнула:
- Ничего. Мы все в Новый Порт. А ваша жена уже там?
Борис Павлович замялся:
- Н-нет. Она осталась в Москве, сдаёт экзамены в театральный институт. Провалится - приедет.
- Вы были когда-нибудь военным? - обратился он к Фёдору.
- Солдатом. - Фёдор снова покраснел. - Строитель теперь я.
- Строитель - это тоже почётно, - сказал Борис Павлович и зевнул.
У Вовы и Лены разговоры были свои.
- А я в этом году пойду в школу! - сказал Вовка.
- И я.
- А меня примут в пионеры.
- В первом классе не принимают.
- Это у вас. А у нас была такая школа.
- Мальчик, вы врёте! - сказала Лена.
Борис Павлович привстал.
- Елена! - сказал он. - Как ты можешь? Сейчас же извинись.
- Она смешная, - сказал Вовка, - говорит мне "вы".
- Не смешная, а вежливая, - сказала Лена и показала Вовке язык.
Вовка промолчал и примирительно произнёс:
- Меня ещё в прошлом году чуть в школу не взяли. По домам ходили, записывали, кому семь лет исполняется. И я записался. Мама такой шум подняла: говорит - нельзя обманывать. А я и не обманывал: я правда в школу хотел!
БЫЛ БЫ У МЕНЯ...
Вечером все вышли из купе, мама начала стелить постель.
- Странно, очень странно, - сказала она. - Отец с девочкой едет на Камчатку, а мать остаётся в Москве...
- Устроятся, она и приедет, - объяснил Вовка.
- Вот-вот, - сказала мама.
Немного погодя она спросила:
- А ты маму Степана видел?
- Нет. Дядя Фёдор говорит - она плохая.
Мама вздохнула:
- Конечно, плохая... Ты лицо уже мыл?.. Подумать только, живёт среди воров и пьяниц мальчишка, и никому до него дела нет... Ложись, уже поздно.
Когда они легли, Вовка обнял маму за шею и тесно прижался к ней.
- Ты что? - удивилась она.
- Мама, - шепнул Вовка, - а у нас когда-нибудь будет папа?
Мама вздрогнула.
- Зачем это ты? - тихо спросила она и погладила Вовкину голову.
В дверь постучали. Вошли Борис Павлович и Фёдор.
Вовка высвободился из маминых рук, отвернулся к стенке и начал чертить на ней пальцем треугольнички. Он вспомнил Кожаного, Гришку-Степана, торговку тётю Маню...
Вот у Степана тоже только мать. Когда они со Степаном шли по дороге, тот сказал: "Был бы у меня батька..."
Жаль Стёпу.
"Был бы у меня батька..."
КЛЕТКА
Тук-тук-тук! Тук-тук-тук! - стучат колёса.
Мчит поезд по Забайкальской степи, качает вагон. Тоненько звенит ложка в стакане. Под лавкой шелестит иглами, перекатывается в картонке Мурзик.
На одном полустанке Фёдор наконец раздобыл ящик, моток телеграфной проволоки и пошёл мастерить для ежа клетку.
Осторожно, чтобы не шуметь, он тюкал рукоятью ножа по гвоздям, гнул проволоку, сверлил лезвием отверстия в досках.
Когда клетка была готова, в неё пересадили Мурзика.
У клетки было съёмное - чтобы мыть - дно и проволочная удобная ручка.
РАЗГОВОР
Как-то, выйдя в коридор, Вовка увидел у окна маму и Фёдора.
Мама убеждала Фёдора в чём-то, то и дело разводя руками, настаивая, сердясь. Фёдор отказывался, нерешительно мотая головой.
Вовка подошёл ближе.
- Вы поймите, - говорила мама, - кроме вас, у него близких, по существу, нет. Взрослому мальчику всегда нужен мужчина-друг. И потом, как ему теперь жить? Под присмотром милиции? Он теперь всех будет бояться.
- Вы не знаете, сколько я с ним бился. Вот с таких лет. Сестра - та сразу махнула рукой: не могу, говорит. А я только в детский дом его два раза отводил. Убегает!
- Но ведь его ни в коем случае нельзя сейчас оставлять с матерью.
- Бумаги уже в интернате.
- Нельзя оставлять в Иркутске. Эти воры, которым он попал на глаза... Ужас! Из интерната он сбежит и опять будет у них.
- Ну, а я на Камчатке что с ним буду делать? Я ведь целый день работаю.
Мама покачала головой:
- Это всё так, но он вам не чужой... - Тут она заметила Вовку. Прекратим этот разговор.
Вовка понял, что они говорили о Степане.
"БЭ-Э!"
- Вова, будешь играть в "Цирк"?
- Нет.
- А читать стихи?
Кроме "Стакан-лимон, выйди вон", Вовка никаких стихов не знал.
- Тогда давай рисовать. Или писать буквы.
Вовка достал из чемодана зелёную тетрадь, вырвал из неё лист и протянул Лене.
- Бэ-э! - тянул он, вырисовывая в тетради пузатое "б". - Тэ-э! Лена, у тебя буква вверх ногами написана.
- Ничего подобного - это "у".
- Всё равно вверх ногами.
- Папа!
- Ну что ты, мальчик! - сказал Борис Павлович. - Лена права: у неё "у" как "у". Где ты видишь ноги?
Но буквины ноги Вовка видел совершенно отчетливо.
- Зато у твоего "э" палочка внутри колыхается!
- Елена, надо говорить "колышется"!
- А ты не можешь одним словом "сыр" и "рыс" написать!
Буквы ребятам нравились. Они были все разные, каждая со своим характером, толпились в тетради шумной ватагой, лезли друг на друга и ужасно неохотно выстраивались в слова.
Даже если это было короткое, одному Вовке известное, таинственное слово
РЫС
ЗНАКОМЫЙ КАЗАК
Поезд шёл уже третий день через горы, тайгу, реки. Конца не было грому колёс и рёву встречных поездов.