Тридцать три - нос утри - Крапивин Владислав Петрович. Страница 19
Отец гладил на Винькином затылке отросшие волосы.
– Папа, ты насовсем вернулся? – И Винька вопросительно отодвинулся.
– Нет, что ты... Я только до вечера. Это случайный приезд. Машину отправил куда надо, а сам – сюда. Знаю, что мама на работе, а ты здесь...—
– У-у! Я думал, ты отслужил...
– Ну-ну, не гуди... Люда дома?
– Нету ее дома. Пошла в институт библиотечные учебники сдавать. А потом еще по всяким делам и к подругам, а после этого в ясли за Галкой и тогда уж домой.
– Жаль... Ну ладно. А ты как живешь?
– Я? По-всякому... Папа, я телескоп сделал, сейчас покажу! – Винька сбегал в дом за трубой. – Вот! Можно глядеть на что хочешь, только там все вниз головой. Он вообще-то для небесных наблюдений. Я Луну жду, но пока что ее не видать, новолуние...
Отец приставил трубу к глазу. Навел на дальний берег оврага.
– Да, приближает. Ощутимо. Это ничего, что вниз головой. В крайнем случае можешь сам встать на голову и наблюдать в такой позе..
– Ох, правда! Я попробую!
– Только шею не сверни... Ты, наверно, в лагере узнал, как эту штуку смастерить?
– В лагере... Папа! А еще я себе каюту устроил. То есть землянку. Пойдем!
Конечно, майору военно-воздушных сил несолидно было лезть через перила. Винька повел его через калитку и вниз по тропинке.
В землянке отец пригнулся, сел на застеленный одеялом топчан.
– Форменный блиндаж, – похвалил он. (И с того момента Винька называл свое жилище только блиндажом).
Отец погладил одеяло, заметил под ним край простыни.
– Ты что же, и спишь здесь?
– Да! Здесь как... в полевых условиях. Людмила сперва не хотела отпускать, но я ее переупрямил. Тогда она дала полушубок для подстилки и простыню с одеялом. И подушку...
Отец придвинул к себе Виньку, спросил вполголоса:
– А ночью-то не страшно... камарадо Винцент? – И глянул из-под козырька то ли с насмешкой, то ли с сочувствием.
– Нисколечко!.. Ну... то есть сперва чуть-чуть жутковато было. Но я со свечкой. Поставил ее в тарелку с водой, чтобы случайно не наделала пожара. А в другой раз уже без свечки, только рогожу откинул. Интересно смотреть, как среди ночи в овраге туман появляется. Такими пластами...
Винька не стал говорить, что в первую ночь, когда страх поднажал на него, он шепотом позвал: “Глебка...”
Может быть, Винька ненормальный. Нормальные люди, чтобы избавиться от страха, разве зовут тех, кто умер? Наоборот, мертвых полагается бояться. Но Виньке, едва он представил присевшего рядом Глебку, стало гораздо спокойнее.
Чего бояться-то?
От Глебки разве может быть что плохое?
От друзей не бывает несчастий...
“Ты не сердишься, что я взял для телескопа твое стекло?”
“Ничуть...”
“Жаль, что нынче не видать Юпитер. А то бы понаблюдали”
“Успеем еще...”
– Ты что шепчешь, Виньчик?
– Я?.. Не знаю. Так просто... Папа! А ты как там живешь? Тоже в блиндаже?
– Нет, что ты! В вагончике. Такой домик на колесах. У меня там отдельная комнатка. Вполне цивилизованная жизнь. И люди там неплохие. Скучаю только без вас... – Он посадил Виньку рядом, обнял за плечо, прижал. Винька боком ощутил выпуклую кобуру.
– Папа, а когда насовсем-то?
– Не знаю пока. Возможно, через две недели. Но могут и задержать. Дел там хватает...
– Каких дел?
– Военных. Переподготовка летчиков. И тех, кто в запасе, и кадровых. На новых машинах...
– Пап... Что ли, опять будет война?
– Ну... будет – не будет, а истребители всегда нужны. Может, как раз для того, чтобы ее не было... К тому же, надо помогать друзьям-братьям...
– Кому?
– Ну, ты радио-то слушаешь?
– Папа... Корея, да?
Отец вытянул губы трубочкой и стал смотреть перед собой. Я, мол, ничего не говорил.
– Я понимаю. Военная тайна... Папа! А тебя не отправят туда ?
– Никуда меня не отправят дальше Сухой Елани, не бойся. Возраст уже не тот...
– Пистолет вот дали, однако, – заметил Винька и шевельнул боком.
– Ну, пистолет положен. Потому что боевая техника там. И начальником караула быть приходится...
– Па-а... А можно его посмотреть? – выговорил наконец Винька жгучее желание. – Ну, хоть только в твоих руках! Я даже пальчиком не коснусь, вот! – Винька встал и спрятал за спину ладони.
Отец вздохнул почему-то и расстегнул кобуру. Вытащил вороненый пистолет. Вынул обойму, положил на топчан. Рывком затвора проверил: не осталось ли в стволе патрона. Щелкнул спуском. Взвел курок.
– На, пощелкай. Только не наводи ни на меня, ни на себя...
Винька еле поверил счастью. Взял во вспотевшие ладони плоскую рифленую рукоять. Тяжесть боевого оружия ощутилась не руками, а всем телом и нервами. “Ух ты...” Винька нацелился в сучок на фанере, нажал. “Чак”, – отчетливо сказал боек.
– Можно еще раз?
– Можно. Еще три раза. Взводи сам...
Щелк... Щелк... Щелк.
– Папа, это ТТ?
– ТТ. Давай сюда... И теперь послушай.
– Что? – Винька даже обиделся на неожиданно сухой тон.
– Вот что. Поиграл, а сейчас запомни: оружие – не игрушка. И если где-нибудь увидишь, не вздумай трогать без спросу и баловаться.
– Да знаю я! Мне и Николай говорил то же! Про ружье. Я и не касаюсь. Понимаю же...
– Все говорят “понимаю”, – отец устало сгорбился на топчане. – А потом... Ты думаешь, зачем я приехал? Привез погибшего солдата, хоронить... Он тоже все понимал, уставы читал, инструкции слушал. А тут на стрельбах вдруг взял да зачем-то прикладом карабина о землю. А в стволе патрон. Пуля вошла в подбородок, а вышла из затылка... Не приведись тебе в жизни видеть такое...
Винька стоял, будто виноватый, пока отец вставлял обойму и прятал пистолет.
– Папа, я знаю... Ты теперь за всех боишься. И за меня...
– Правильно знаешь... В жизни столько случайностей. Вроде бы и мирное время, а иногда как на войне...
– Да, папа... – шепнул Винька.
– Что “да”? – Отец снял фуражку, придвинул лицо. На лбу – красный след околыша.
– Папа, у меня тоже... друг погиб. В лагере. Ушел на речку, а там деревенский малыш в воду сорвался. Глебка кинулся, а плавать не умел. Маленького вытолкнул, а сам... – Винька глотнул.
– Боже ты мой... – И Винька в глазах отца увидел: “На месте этого Глебки мог быть и ты”.
– Я-то умею плавать...