Тридцать три - нос утри - Крапивин Владислав Петрович. Страница 31
– Одна, две, три, четыре...
Винька вытащил Кудрявую из ольховника, стремительно растер своей ковбойкой, усадил на траву, помог натянуть носочки и сандалии. Поставил ее, набросил и дернул вниз платье, застегнул сзади пуговку...
– Тридцать шесть, тридцать семь... Ну, долго еще считать?
– Да все уже, все, – засмеялся Винька. – Они давно улетели!
Шурилехи обернулись. Сделали вид, что удивились.
– Ой, Яга! То есть Валька! А мы думали, Шуруп тут один... Вода теплая?
– Как козье молоко, – сказал Винька, влезая в штаны.
– Винь, ты приходи сегодня на Площадку, – попросил Шурка. – Смоленские зовут в футбол играть, обещают нас раздолбать всухую. А у нас ребят мало, поразъехались.
– Приду.
– А ты, Зуева, приходи болеть, – предложил Леха. – Будешь топать и свистеть, как на “Динамо”.
– Я не умею свистеть...
– В другой раз придет, – сказал Винька. – Сегодня у Кудрявой важные дела.
Они подошли к мазанке со стороны огорода.
– Подожди-ка! – вспомнил Винька. И присел на плоском бугорке, где густо цвели веселые лютики. Достал спичечный коробок. – Смотри, Кудрявая, кто у меня есть!
– Кто! – она села на корточки рядом.
– Вот... – Винька вытащил жука.
– У, какой красивый... – Она мизинцем погладила твердую спинку, разделенную вдоль чуть заметной щелкой. Спинка и правда была не совсем черной, отливала на солнце зеленым золотом.
– Винь, он у тебя зачем?
– Чтобы ты полюбовалась.
– Спасибо... Ну, я полюбовалась. Теперь отпустим, да? Смотри, он просится на волю.
– Пусть еще потерпит минуту...
– Винь, он знаешь будто кто? Генерал Монк! Тот, которого д’Артаньян украл и привез во Францию в ящике. Ты зимой рассказывал...
– Правда!
– А английский король его отпустил!
– Правильно! Значит, я буду король... А ты королева... Вы свободны, ваше превосходительство!
Жук, переваливаясь, ушел в траву. Винька подумал, что здесь “генералу Монку” будет не в пример вольготнее, чем на дворе. Но он был слегка огорчен, что Кудрявая не оценила его смелость в обращении с рогачом. И напомнил:
– В книжке про Тома Сойера написано, как такой же зверь вцепился в собаку. Во время церковной службы...
– Да... – Кудрявая улыбнулась, но как-то рассеянно. Или задумчиво. – Я еще другую книжку вспомнила. Про Буратино. Там стихи, будто про нас.
– Какие?
– Такие...
И засмеялась уже не задумчиво, а переливчато.
– Ага! – обрадовался Винька. —
И закончили вместе:
Винька даже на спину повалился от смеха. Но Кудрявая опять сделалась серьезной:
– “Все лето” не выйдет. Сейчас мама позовет.
И точно:
– Валю шка! Ты где?!
Винька помог Кудрявой перебраться через изгородь и прыгнул сам.
– Тут мы, тетя Нина!
– А! Встретились, друзья-товарищи! С приездом!
– Мама, Виня мне во-от такого жука показал1
– Жук – дело хорошее. А где вы были-то? Купались, небось?.. Купались, купались, не отпирайтесь!
– Мы не отпираемся, – храбро сказал Винька. – Мы только чуть-чуть окунулись. Да вы не бойтесь, тетя Нина, я ее с любой глубины вытяну, если что... – И почему-то суеверно вспомнил про Глебку. Но не поддался страху. – А там и глубины-то всего вот так! – Он чиркнул себя по животу, где под ковбойкой пряталась рогатка
– Да я не про то. Голова-то мокрая, а нам в больницу пора, чадо ты непутевое...
Мама Кудрявой сходила в мазанку и вынесла полотенце.
– Давай вытру как следует.
– Я сама... – Кудрявая села на валявшийся в траве чурбак, принялась тереть голову.
– Подожди! Давай как в парикмахерской!.. – Винька вытащил мячик с дыркой, нажал. Вырвалась воздушная струя. И еще, еще! Подсохшие светлые пряди разлетались, воздух щекотал Кудрявой уши и шею. Она смеялась:
– Что это у тебя?
– Специальная сушилка.
– Ой, мячик...
– Не мячик, а физический прибор. Для разглядывания черноты.
Винька сел рядом и разъяснил Кудрявой про настоящий черный цвет.
– Вот, смотри в дырку. Там самый-самый черный мрак. Самая-самая Тьма ... Видишь?
– Вижу, – выдохнула Кудрявая. – Страшно немножко...
– Все-то тебе страшно! – Винька нажал мячик, воздух ударил Кудрявой в нос. Она чихнула и весело замотала головой.
– Винь, черная чернота пахнет резиной.
Винька проводил Кудрявую и ее маму вверх по лестнице, шепнул: “Не бойся там никаких врачей” и поспешил в таверну “Адмирал Бенбоу”.
Людмила была дома.
– Носишься где-то голодный. Возьми на печке суп и макароны.
Винька поел. Перед футбольной встречей с пацанами со Смоленской улицы нужны были силы.
...Игру команда Зеленой Площадки продула со скандальным счетом: три – одиннадцать. Ну, пару голов можно было оспорить, однако все равно разгром полный. Эдька Ширяев разглядывал разодранную на колене штанину и жаловался:
– Ведь раньше-то мы их обыгрывали как дошкольников. А тут... будто злой дух нас преследовал... – Он был начитанный человек, хотя и не очень интеллигентный снаружи. – Одиннадцать штук нам вдолбали, это же удар по самолюбию. Да еще за штаны попадет...
У Виньки тоже не обошлось без потерь. Во-первых, один из “смоленских” крепко саданул ему по косточке. Во-вторых, сперли рогатку. Перед игрой Винька сунул ее под бревна, лежавшие у забора, а когда хотел взять обратно – там не рогатка, а фиг на постном масле. Скорее всего, ее прибрал кто-то из малолетних болельщиков, которые пришли со Смоленской. А кто еще? Никакой дух, даже самый злой, рогатки не крадет.
Да, он не крадет, но... он может, наверно, нагнать всякие несчастья...
Нехорошая догадка зашевелилась у Виньки в душе. Или где-то в желудке, не поймешь. В общем, неприятно засосало внутри. Винька сплюнул и сердито прогнал глупые мысли.
Он пошел к себе домой, на улицу Короленко, чтобы повидаться с мамой. Повидался. Узнал, что папа уже уехал.