'Если бы я был учителем' - Соломко Наталья Зоревна. Страница 2
- Не!
Анна Михайловна глядит на меня с тоской.
- Будешь отвечать или нет? - спрашивает она, хотя, конечно, уверена, что стихотворение я не выучил.
- Буду! - назло ей говорю я.
Она настораживается, понимая, что ничего доброго ждать от меня не приходится.
- Однажды в студеную, зимнюю пору, - рассказываю я, - сижу за решеткой в темнице сырой. Гляжу - поднимается медленно в гору вскормленный в неволе орел молодой...
Класс радостно хохочет.
- Митюшкин, прекрати немедленно! - требует Анна Михайловна.
- И, шествуя важно, в спокойствии чинном, - не прекращаю я, - мой грустный товарищ, махая крылом ("Это вам за Афанасьева!" - думаю я), в больших сапогах, в полушубке овчинном, кровавую пищу клюет за окном (А это - за Цыбулько)...
- Митюшкин, я кому сказала! Замолчи!
Я не замолкаю.
- Дежурный, быстро за директором!
Приходит директор...
Директор у нас молодой, только что из института. Очень странный никогда не ругается. И всех боится. А может, просто вежливый такой. Мне его даже жалко иногда.
- Андрей... - вздыхает он. - Ну зачем ты опять срываешь урок?..
Я молчу.
- Ведь ты же прекрасно знаешь это стихотворение. Почему же было не рассказать просто, без... - он замолкает, затрудняясь назвать мое очередное хулиганство как-нибудь вежливо. - Ну, без этой демонстрации...
Я молчу.
- Да что вы с ним разговариваете? - удивляется Анна Михайловна. - Ему же хоть кол на голове теши - не стыдно!
- Я думаю, вы ошибаетесь, - отвечает директор. - Андрей, пойдем ко мне, поговорим...
- Не пойду!
- Почему?
- Неохота!
- Митюшкин! Ты соображаешь, с кем разговариваешь? - зловеще интересуется Анна Михайловна.
- Оставьте его, - тихо говорит директор, лицо у него грустное. Садись, Андрей. После уроков зайди, пожалуйста, ко мне, если тебе не трудно... Продолжайте урок.
Он уходит. В классе напряженная тишина.
- И когда мы от тебя избавимся, Митюшкин?! - с тоской спрашивает Анна Михайловна.
- Сейчас, - отвечаю я, беру сумку и ухожу, посвистывая.
Я иду по коридорам. Быстрее, еще быстрее. Бегом - по лесенке. Бегом через двор!
Я добегаю до большой сосновой поленницы во дворе, прячусь за нее и плачу...
... - Ты чего? - шепчут из-за поленницы. - Кто тебя?
Я трясу головой, торопливо вытираю глаза - только этого не хватало!.. Кто еще там?
В щели между поленницей и забором сидит пацан с большими ушами. Маленький, класса из третьего.
- Ты чего тут? - спрашиваю я.
- А меня из класса выгнали... - глаза у него несчастные. - А ты... ты почему плачешь?.. Побили?
- Дурак, что ли?! - говорю я. - Это я - плачу?!
- Значит, показалось... - говорит он поспешно. - А меня побьют...
- Кто?
- Отец. Его сегодня в школу вызывают...
- Может, обойдется?
- Что ты... - шепчет он. - Обязательно побьет... Он из-за двойки знаешь как лупит!.. Шлангом от стиральной машины! А сегодня, может, и убьет совсем...
- Да ты вылезь, - говорю я. - Чего ты туда забился-то?
- А ты драться не будешь?
- Я же не отец!
Он сидит, не вылезает.
- Ну и что, - говорит он. - Ты большой, вы все такие, большие, лишь бы стукнуть...
- Да не бойся, ну!
Он забивается еще дальше.
- Нет, - бормочет он, - вот ты уйдешь, тогда я вылезу... И уеду!
- Куда?
- Далёко... На поезде! У меня деньги есть - рубль сорок три копейки... - отвечает он. И вдруг испуганно замолкает, с ужасом глядит на меня и начинает тихонечко скулить...
- Ну, чего ты опять?
- Не отбирай! - скулит он. - А то мне уехать будет не на что!..
- Ты ненормальный, что ли! - сержусь я.
Он не отвечает, плачет горько.
- А ну вылезай! - ору я, протискиваюсь в щель, тяну его из-за поленницы.
- Не реви! Слышишь?!
Он испуганно замолкает, лезет в карман и протягивает мне на грязной маленькой ладони железный рубль и медяки.
Треснуть ему, что ли?
- Дурак! - говорю я. - Как тебя зовут?
- Митрием... - едва слышно отзывается он и все тянет мне свои копейки.
- Пошли ко мне, - говорю я.
- У меня больше нету! - вздрагивает он. - Чесно слово!
- Пошли, говорю! Есть хочешь?
Молчит, не верит мне.
- И ночевать можешь, зачем тебе уезжать? Да убери ты свои деньги...
Митрий мигает короткими светлыми ресницами.
- Ну, пойдешь?
- А можно?.. - спрашивает он.
- А зачем он с мельницами дрался?
- Я же тебе говорю: он думал, что это злые волшебники.
- А они?..
Мы лежим, укрывшись толстым маминым одеялом, темнота вокруг, тишина, только часы тикают.
- Чего - они?
- Они на самом деле не были волшебниками?
- Не, они были просто мельницы, а он думал, они злые волшебники... Он хотел защитить людей - ему было их жалко...
- А он живой еще?
- Умер...
- Жалко... - вздыхает Митрий и надолго замолкает. Я думаю, что он уже спит, но он снова вздыхает и говорит:
- Лучше бы был живой... Расскажи еще чего-нибудь...
- Поздно, в школу проспим.
- Ну расскажи...
Я рассказываю. Он слушает, посапывая.
- А ты откуда это все знаешь?
- Из книг.
- Правда? А я их и не читаю!..
- Вот и будешь всю жизнь за поленницей сидеть!
- А сам-то на второй год остался! А страшно - на второй год остаться?
- Страшно.
- А как - страшно?
- Отстань!
Он опять долго лежит и молчит. Потом:
- Андрюха... А давай всегда так жить. Вместе, а? Ты мне про все рассказывать будешь...
И ждет, что я отвечу.
- Не знаю... Тебе дома не разрешат...
- А давай уедем! Завтра, а? Или прямо сейчас!
- Не... Мне нельзя... У меня мать в больнице...
- Ну тогда давай потом уедем, когда ее отпустят! Мы и ее с собой возьмем, а?
- Не... Она не хочет уезжать, я ее уже звал...
Митрий вздыхает.
- А давай тогда завтра в школу не пойдем, а? Чего нам туда идти? Тебя без матери ведь не пустят...
- А ты?
- Не пойду. Меня ж дома потеряли, будто я уехал, а я в школу припрусь! Знаешь, чего будет!..
- Ну ладно, тогда не пойдем... - соглашаюсь я. И оттого, что завтра не надо идти в школу, мне становится легко, спокойно и радостно. Я засыпаю.
Весь день мы проводим в лугах.
Я учу Митрия сидеть на лошади. Дядька Самойленко смотрит на нас, курит и молчит. Он вообще не любит разговаривать.
Митрий не очень способный ученик: он трусоват, цепляется за лошадиную гриву, и глаза у него круглые, отчаянные.
- Ну чего трусишь? - сержусь я. - Тут ведь падать невысоко, не бойся!
- Боязно...
- Я знаю, чего ты трусишь! Ты коня боишься, дурак!
Митрий виновато молчит.
- А ты не бойся, он добрый.
- Да... - тоскливо тянет Митрий. - Как лягнет...
- Больно ему надо! Что он, глупый, что ли? Ты погладь его. Ну?..
Митрий с ужасом приближается к моей любимой муругой лошадке и негнущимися пальцами гладит ее по носу.
Лошадка прядает ушами, внимательно глядит Митрию в глаза.
- Видишь, совсем нестрашно!
Солнце катится по небу быстро. Вот оно уже и на западе... Мы возвращаемся домой.
- Как быстро день прошел!.. - вздыхает Митрий. - Хорошо было. Мы завтра еще пойдем, а?
- Да вон же он! - кричат надрывно у нас за спиной.
Митрий вздрагивает, оглядывается и сереет лицом.
Огромный небритый дядька бежит к нам, топая сапогами.
- Митенька, где же ты пропадал, сынок! - он хватает Митрия на руки, прижимает его к себе.
- Папа! - орет Митрий, обнимая дядьку за шею. - Папочка!
Дядька гладит его по вздрагивающим лопаткам, говорит хрипло:
- Я этой учителке башку-то сверну, ты не бойсь ее, Митрий!
Митрий заходится в плаче. Дядька тяжело и широко шагает вверх по улице, уносит его...
Я иду домой.