'Если бы я был учителем' - Соломко Наталья Зоревна. Страница 8
Это во дворе, у гаражей, парень моих лет разговаривает с пацаном.
- Ну, давай живо!
Пацан испуганно пятится.
- Меня в магазин послали за молоком... - бормочет он. - Попадет дома...
Гаражи надежно скрывают этот маленький грабеж от старушек, сидящих на скамеечке у подъезда. Зато мне с третьего этажа отлично все видно. И слышимость хорошая.
Я высовываюсь из окна.
- Эй! - кричу я. - А ну отзынь на три лаптя!
Парень задирает голову, ищет, кто кричал. Мы смотрим друг на друга.
- Как-как? - с ухмылкой спрашивает он. - Не совсем вас понял...
- Отзынь! - повторяю я.
Он вытряхивает у пацана деньги, смотрит на меня и улыбается.
- Может, выйдешь? - интересуется он. - Только, думаю, ждать долго придется...
Пацан уныло смотрит то на него, то на меня.
Я выхожу.
- Ты смотри, какой отчаянный! - ухмыляется парень. - И правда вышел... Ну а дальше чего?
- Отдай ему деньги! - говорю я.
- Правда? - спрашивает он. - А может, и тебе чего-нибудь дать?
- Отдай по-хорошему.
- Да что ты говоришь!..
Драться, честно говоря, мне не хочется. Я не люблю. Но, конечно, умею.
- Ну?! - говорю я ему.
- Что, драться, что ли, будем, бамбино? - ухмыляется он, состроив мне из пальцев "козу". - Смотри, забодаю...
("Смотри, забодаю" он говорит уже лежа. Упал он так неожиданно для себя, что еще не сообразил, что тут лучше промолчать...)
- Отдай ему деньги! - говорю я.
Он вскакивает, замахивается, снова падает...
- Отдай!
- ........! - говорит он, сузив глаза.
- ........! - отвечаю я.
- Убью! - обещает он и снова замахивается. - Гадом буду - убью!
- Будешь, будешь! - успокаиваю я, выворачивая ему руку. Это очень больно - мне выворачивали. Поэтому я стараюсь держать некрепко, так, чтоб не вырвался только, но он орет и брыкает ногами.
- Пусти! Ой-я!
- Отдашь?
- Пусти, отдам!
Я отпускаю. Парень вскакивает и отбегает к гаражам.
- Ты! - говорит он оттуда шипящим голосом. - Я тебя запомнил! Жди! и убегает.
Пацан понуро стоит в стороне.
- Да ладно, - говорю я. - Чего ты...
- Дома попадет...
- Сколько у тебя там было?
- Два пятнадчика...
Я лезу в карман пиджака. Но кармана нет, потому что, выбегая, пиджак я не надел.
- Пошли, - говорю я. - В общаге пиджак.
- Да ладно... - вздыхает он.
- Пошли, пошли.
На вахте сидит очень строгая женщина, ее задача, как я понял, никого не пускать. Ни за что!
- Куда? - спрашивает она строго.
- Домой! - решительно отвечаю я.
- А кто это с тобой? Посторонних не пускаем! - говорит она еще строже.
- Я пойду?.. - говорит пацан.
- Никуда ты не пойдешь, - говорю я. - Это не посторонний, это мой брат.
- А-а... - понимающе говорит женщина. - То-то, я гляжу, похож вроде... Ну, тогда ладно. Погоди, фамилию запишу... - И она пишет, бормоча: - Комната во-семь-де-сят семь... брат... Как брата звать?
Я смотрю на мальчишку.
- Митька...
- Ми-тюш-кин Ми-тя... - записывает женщина. - Ишь ты... Идите-идите...
Мы идем.
- Чай будешь пить? - спрашиваю я.
- Не... Меня дома ждут...
Я достаю из кармана мелочь.
- Спасибо...
- Заходи, - говорю я.
- Ладно... - соглашается он не очень уверенно.
- Нет, правда... Приходи, поиграем как-нибудь...
Пацан смотрит удивленно.
- Да я один тут торчу... - объясняю я. - В целом доме. И знакомых у меня в городе - никого...
- Завтра приду... - говорит пацан и уходит. А потом свистит под окном.
Я выглядываю.
- А тебя... А вас как зовут?.. - спрашивает он.
- Андрей.
- Вы не ходите один вечером... С Тобиком лучше не связываться!..
- С каким Тобиком?
- Ну с этим... которому ты дал...
- Ладно, - говорю я. - Спасибо.
Пацан убегает. Снова вокруг тихо и пусто. И еще целая неделя до возвращения рыжей...
- Вот бы ты был учителем у нас! - говорит Василь.
- Не, он не успеет... - говорит Митька. - Нам еще семь лет учиться, да? А ему четыре в училище да пять в институте...
- Я сразу после училища пойду, я буду у малышей учителем, - говорю я.
Митька считает, зажмурив один глаз.
- Все равно не выходит... - вздыхает он. - Мы тогда уже в восьмой перейдем...
- Жалко! - говорит Василь. - А у нас учителка такая злющая в первом классе была! Чуть чего - ка-ак закричит! У нас один даже заикаться от нее начал, во!..
Теперь мы везде ходим втроем. Митька, Василь и я. Митька и Василь всегда вместе. Это Митька так сказал, когда пришел на следующий день.
- Заходи! - я ему обрадовался, хоть и не знал совсем.
- Только я не один... - нерешительно предупредил Митька.
- Ну заходи не один...
И сначала в комнату вошел круглоголовый улыбчивый Митькин друг, а потом сам Митька.
- Как это вы прорвались вдвоем? - удивился я.
- Я же брат... - напомнил Митька. - А Василь через окно в туалете...
- Ну даете! - сказал я им. Мне смешно было смотреть на их серьезные, решительные лица. Но был, правда, рад им. - Хорошо, что пришли, а то я тут почти помер от тоски...
- Мы тоже... - вздохнул Митька.
- Нас в городской пионерский лагерь отдали, - сообщил Василь.
- Ну?
- Так мы сбежали, - улыбнулся Митька. - Я сказал, что брат приехал... Ну и отпустили... Пойдем на пруд!
И мы стали путешествовать: то на пруд, то в зоопарк. Или просто ехали в центр и бродили по улицам. Я уже не боялся заблудиться.
Нам хорошо было втроем. Но вчетвером было бы лучше. А рыжая все не возвращалась. Ее не было уже сто лет и не будет еще тысячу. И три дня.
Они поймали меня утром, на берегу, когда Митька и Василь скакали и брызгались, еще не решаясь прыгнуть в воду.
- Ну что, гад, попался? - белозубо улыбнулся мне парень.
Тобик. Он был не один, Митька точно мне тогда сказал. С ним было еще пятеро. Тобик улыбался, а они стояли чуть позади и смотрели без улыбки.
Я уже разделся, рубашка и брюки лежали на песке. Я наклонился, чтобы поднять их - мне как-то сразу захотелось одеться, но Тобик наступил на одежду.
- Ничего, - сказал он. - И так сойдет.
Эти, что стояли за ним, промолчали.
Я, в общем, не испугался. Пугаться было бесполезно. Страшно ведь, когда ждешь и неясно, что будет. А тут все, в общем, ясно. Я однажды видал такую драку. В поселке, у клуба, вечером. Их было много, они свалили его и стали пинать. Я до сих пор помню, хоть это давно было. А тот, кого пинали, кричал что-то, пытался обнять их за колени...
Ни за что!.. Нужно убежать! Или прыгнуть в воду и уплыть, фиг с ней, с одеждой, у меня еще есть брюки и рубашка...
Я начал потихоньку отходить к воде. Они не мешали мне, стояли и смотрели. Видно, не ждали от меня такой подлости, думали, что я благородно позволю попинать себя всласть...
Конечно, так было бы красивее: драться одному против шестерых. Во всяком случае, пока стоишь на ногах... А потом? Когда они меня свалят и ногами им будет удобнее?..
Надо сматываться, это точно! Я сделал еще шаг назад... Нет, я не боялся их, я их ненавидел! Я думал о них раньше. Ну, не об этих именно, а вообще о таких, я их много видел... Мне они никогда не нравились, но когда они никого не пинали ногами, а просто бродили в одиночку по улицам и глаза у них были тоскливые, как у людей, мне было их жалко. Я думал: так получилось, что они - не люди... Это их несчастье. Я жалел их потому, что ничего у них не было в этой их дурацкой и злой жизни и ничего им было не надо... Есть... Пить... Ходить толпой, чтоб все расступались и боялись их... А зачем нужно, чтоб их боялись, они ведь и сами не знают... Мне это странно было: ведь все мы родились похожими, и все - людьми... Как же они стали такими? Разве они не знают, что если пнуть человека ногой, то ему больно? Или знают и им это нравится? Почему? Может быть, их не учили быть людьми? Но тогда кто-то ведь виноват в этом?.. Кто-то должен был их научить?.. Я поэтому решил стать учителем... Потому что я и сам мог быть таким, только мне пнуть было трудно... Мне жалко было... Но я же помню... Живешь-живешь, и всякий над тобой хозяин, всякий командует как хочет. Потому что он - сильный. Или он - старше. А ты - маленький, ты делай что велят. А обиды копятся, просто нет сил пока ответить... И все думаешь: вот вырасту, тогда я вам!.. Я вам всем!..