Галя - Новицкая Вера Сергеевна. Страница 49

— Ну, вот видишь, конечно! Он любит тебя, ты любишь его, так в чем же дело? — торопливо настаивал он на ответе.

— Да, правда, люблю, но не настолько, чтобы принести для него жертву, — пояснила Галя.

— Жертву? — теперь удивился уже Таларов.

— Да, жертву, — кивнула девушка. — Сегодня, когда Борис Владимирович заговорил со мной, когда ждал моего ответа, я вдруг увидела вас в окне. В ту же минуту я ясно сознала, почувствовала, что, соглашаясь на его предложение, я должна буду потерять вас, уйти в другую семью, стать вам совсем чужой… Вам, на которого я с раннего детства привыкла смотреть как на самого близкого, самого родного, самого дорогого мне человека! Вам, которому я всем обязана, о котором я постоянно думаю, одна мысль об отъезде которого страшит меня, особенно теперь, после этого лета, проведенного вместе, после тех долгих, грустных, но дорогих недель, пережитых у Асиной кроватки, после того, как я всем сердцем приросла к вам, к этой милой крошке, к вашим тревогам, вашим радостям, вашей жизни…

И вдруг добровольно отказаться, потерять вас, стать вам чужой?!. Нет, такой жертвы я не в силах принести Борису Владимировичу!

— Полно, моя девочка, полно, моя крошка, — растроганный, все более и более волнуясь, начал Таларов. — Тебя просто страшит перемена условий жизни, ты именно «приросла», как говоришь, к здешней обстановке, но переход совершится, и ты будешь счастлива…

— Никогда!.. Никогда!.. — убежденно воскликнула Галя. — Сегодня, в самый важный момент нашего объяснения мне достаточно было увидеть ваше расстроенное лицо, чтобы в то же мгновение вся моя душа рванулась к вам. Я уже ничего не слышала, не слушала даже… Я была здесь, с вами! Мое сердце уже болело от вашей еще неизвестной мне боли, и весь предыдущий разговор, и все остальное мигом слетело с меня и рассыпалось брызгами. Нет, неправда! Неправда! Не жертва это! Милости прошу: возьмите, возьмите меня с собой! — страстно воскликнула Галя. — Дядя Миша, вы молчите, — снова начала она. — Вы не согласны? Вы боитесь поручить мне вашу Асю? Значит, вы не доверяете мне как прежде, не любите меня больше?… — скорбью звучал упавший голос.

— Не люблю? — Таларов грустно усмехнулся. — Если бы я был молод, как Ланской, и не помят жизнью, я бы знал, как поступить! Я бы сказал: «Моя дорогая Галочка, ненаглядная моя девочка, будь матерью моей одинокой сиротке, протяни мне свою руку, и дружно, душа в душу, пройдем с тобой дорогу жизни. Но теперь — связать юную жизнь со своей, уже надломленной? Это эгоизм, это еще жертва!

— Не жертва, а счастье, — горячо перебила Галя. — Громадное, светлое, недосягаемое счастье! Даже во сне я о нем не мечтала. И как светла, как легка будет эта дорога. Как отрадно будет идти по ней! — восторженно воскликнула девушка.

— Ты не боишься? — глядя на нее счастливыми глазами, со сразу помолодевшим, преобразившимся лицом, спросил Таларов.

— Чего? Счастья? — со звучащей в голосе глубокой уверенностью вопросом же ответила Галя.

Взявшись за руки, счастливые и взволнованные, они стояли, как бы стараясь этим тесным рукопожатием еще прочнее закрепить и так уже навсегда крепко связанные свои жизни.

А там, совсем близко, раздавались мелодичные звуки оркестра, они сливались с чириканьем ранних пичужек и с тихим шелестом росистой изумрудной листвы, которую ласкал легкий предрассветный ветерок. Нежно алело пробужденное первой улыбкой солнца разгоравшееся небо, и молодой зарождавшийся день приветливо заглядывал в распахнутые окна комнаты, где тоже занималась светлая заря новой жизни.