Белка - Ким Анатолий Андреевич. Страница 77

Итак, вместо того чтобы творить, Георгий выбрал себе скромную роль наблюдателя скарабеев; творить ему вовсе и не нужно было, потому что все, что хотел бы он выразить, отлично выражали жуки, бегая по холсту. Так Георгий стал основоположником "скарабеевой живописи"; а его первый ученик, Станислав Зборовский, собирал в отдельную коробку наиболее строптивых жуков - с тем чтобы потом, когда картина бывала, по мнению шефа, почти готова, пустить на нее строптивца, вымазанного какой-нибудь особенно яркой краской, - таким образом и получались те самые "траектории вольного духа", о которых распинались в статьях искусствоведы, купленные Евой.

Она скупала на корню и всю "скарабееву живопись" Георгия, а затем, организовав грандиозную рекламу, перепродавала. Так появился в Австралии новый модный художник мистер Азнаур, картины которого стали продаваться по неслыханным ценам. Георгий купил яхту и пустился в кругосветное путешествие, в то время как пан Зборовский, от процветания ставший розовым и полным, усердно трудился дома под зорким наблюдением своей хозяйки. Георгий все еще любил Еву, да, любил ее, но почему-то ему хотелось по возможности чаще быть в разлуке с нею, подолгу не видеть ее. "Лучше всего было бы, - думал он, - переселиться мне на другую планету, потому что эта, на которой мы живем, вся истоптана ее кошачьими следами".

Однажды во время плавания яхта мистера Азнаура, претерпев в океане жестокий шторм, вынуждена была срочно идти к ближайшему берегу, чтобы произвести кое-какой необходимый ремонт. Через двое суток яхта доковыляла до пустынного уютного залива и стала на якорь. Хозяин яхты с механиком Цапфе сошли на берег и, оставив шлюпку, отправились в разные стороны, надеясь отыскать какое-нибудь человеческое поселение.

Проходя по белой косе вдоль обрывистого берега, поверху заросшего густым тропическим лесом, Георгий вдруг увлдел, как сорвался с крутого обрыва пласт склона и потек вниз песчаным ручейком - я подумал, что какой-нибудь зверь незаметно махнул мимо меня, потревожив песок, и скрылся в джунглях; в голове моей после недавнего адского шторма все еще гудело, мутилось, и ноги были пьяными, земля под ними так и шаталась.

Я шел осторожно, враскачку, оглядывая прелестный, прямо-таки оперный ландшафт безлюдного залива, остановился, закурил, и тут услышал громкий шепот: "Туан! Туан! Не ходить дальше", - женский голос, казалось, исходил прямо из обрыва. Так оно и оказалось - когда потревоженный песок благополучно сполз вниз, на месте, откуда начинался его поток, оказалась небольшая дыра, и оттуда-то звучал голос.

Я поднялся, увязая ногами в песчаном потоке, поближе к норе и, нагнувшись, увидел в ее глубине сверкающие глаза. "Кто бы это мог сидеть в норе да говорить оттуда по-английски?" - подумал я и громко произнес: "Хелло! Вылезайте, вы что там делаете?" - "Туан, не могу, моя вся есть голая, - был ответ. - А вы сами скорее возвращайтесь шлюпка и уплывайте. Уходите отсюда скоро, пока не поздно!" - "Что тут происходит и куда это я попал? - удивился я. - Кто вы, черт побери, и почему это я должен убегать?" - "Ах, туан, не надо спрашивать, надо уходить, если ваша не хочет, чтобы нас убили!" - "Но кто это может нас убить? - сказал я. - Ведь кругом никого нет". - "Хорошо надо посмотреть, туан, очень хорошо посмотреть..." - "Да никого нет, говорят вам, стал я убеждать странную женщину. - Ну, отвечайте, не бойтесь. Кто вы? Что это за страна?" - "Я раньше работала Америк, - начала женщина из норы, - я много служила у хороший господа, умею английский, французский говорить. Я вернулась и открывала свой дело, ресторанчик. У меня был дети: две дочки, но пришел крыс и съел мои дочки". - "Какая крыса, о чем ты говоришь?" - воскликнул я и тут же подумал, что вот послал бог какую-то сумасшедшую. "Крыс, очень много крыс... У нас самая добрая страна, все другие страны есть плохие. В нашей стране самая большая правда, все правильно, остальное все неправильно. У нас есть Главный Крыс, он приказывал половина людей убивать, а потом опять делить пополам и снова половину убивать... Он сказал: сегодня счастье не надо, надо потом счастье. Для этого надо много работы и много убивать. Деньги не надо, муж и жена не надо, дом не надо - а надо всем быть как крыс, кушать мясо из человек, кушать его печенка..." - "Что ты такое несешь, полоумная", - крикнул я с отвращением и, махнув рукой, хотел отойти от песчаной норы.

И тут наверху, над обрывом, шевельнулись ветки, высунулась голова в круглой каске, обтянутой брезентом. Рядом высунулась другая такая же голова... Вдруг они так и посыпались с обрыва, выскакивая из кустов. Кое-кто из них был вооружен автоматом или скорострельным карабином; все в касках, в защитных рубахах с короткими рукавами, и все в длинных юбках-саронгах, под которыми, как мне показалось, у каждого была привязана кривая сабля, приподнимавшая край подола. "Зачем вы меня обманывать, - охнув, горестно прошептала женщина в пещерке, - теперь я умирать". И она попыталась, торопливо обрушивая верхний край норы, засыпать вход.

Ее тут же заметили, и трое коренастых молодчиков, на вид совершенно юных, с веселыми воплями подскочили к яме и, смеясь, стали тыкать туда палкой, словно вызывая из берлоги зверя. Меня они словно не замечали, с пустыми взглядами проходили совсем рядом со мною, и никто из них даже не покосился в мою сторону. Вот это и казалось мне странным, невероятным, словно сновидение наяву: вроде бы я был для них невидимкой! Но в дальнейшем...

Женщину вытащили-таки из норы, выволокли за ногу, она и впрямь оказалась совершенно голой, невероятно грязной и лохматой, словно неухоженное животное. Однако человеческий стыд не умер и в этом одичавшем существе, женщина легла на землю, вся сжавшись в тугой, судорожный комок страха и отчаяния, обхватив ноги руками, а коленями прикрывая живот и грудь. Подошел и по этим худым коленям стал колотить прикладом карабина юный солдатик, лет четырнадцати на вид. И тогда женщина, распустив судорожное сплетение рук и ног, послушно вытянулась на спине и раскинула по песку жалкие, отощавшие ноги...