Волшебные сказки - Несбит Эдит. Страница 22

— Теперь, я полагаю, мы можем его разбудить, — сказал король.

И они, сев на корабль, возвратились в столицу своего королевства и сразу направились во дворец, где прошло детство принцессы Эверильды. Там, в маленькой потайной комнате спал Главный Волшебник страны, которая за это время из республики вновь превратилась в монархию. Когда его разбудили, волшебник на радостях чихнул семь раз подряд и потребовал себе на ужин гренки с сыром и дюжину печеных луковиц.

— После стольких лет голодания, — сказал он, потирая руки в предвкушении трапезы, — я, пожалуй, могу себе позволить некоторые гастрономические излишества.

Ему немедленно доставили требуемые блюда, и пока волшебник предавался чревоугодию, король и принцесса готовились к свадьбе, которая состоялась в тот же вечер.

Принцесса стала королевой, и они с королем по сей день царствуют в своей стране, оставаясь все такими же красивыми и молодыми, ибо человек, однажды прошедший через пламя любви, доброты и страданий, никогда уже не будет старым, уродливым или несчастным.

КОЛЬЦО И ЛАМПА

Будучи, без всяких сомнений, человеком вдумчивым и любознательным, вы, мой дорогой читатель, наверняка неоднократно задавали себе вопрос: куда подевались все те полезные и занимательные вещи, о которых вы когда-то читали в старинных сказках? Я имею в виду сапоги-скороходы, меч-кладенец, шапку-невидимку и… и так далее, перечислять можно до бесконечности. Могу вас уверить, что эти вещи никуда не исчезли, они по-прежнему остаются в нашем мире; просто люди стали уделять слишком много внимания новомодным изобретениям — радио, рентгеновским лучам, аэропланам — и в погоне за новизной напрочь забыли о настоящих, давным-давно открытых чудесах. А если вы чудес не ищете, то вы их и не находите — как правило, не находите, хотя и здесь бывают исключения; иным людям стоит лишь выйти за дверь собственного дома, как с ними начинают происходить удивительные события, к которым они вскоре привыкают, как к ежедневному завтраку в половине девятого. Но уж если кому-нибудь попадет в руки действительно волшебная вещь, он обычно старается скрыть этот факт от окружающих, опасаясь, что ему все равно не поверят, да еще, чего доброго, сочтут психически ненормальным. Две таких волшебных вещи совсем недавно побывали у знакомой мне девочки, живущей в графстве Суссекс; она не рассказала об этом никому, кроме меня и еще одного человека. Мне вообще часто рассказывают истории, в которые никто другой бы не поверил — я же верю буквально всему, уж такой у меня характер.

Девочку из графства Суссекс звали Серафина Бодлетт. Собственно, она была родом вовсе не из Суссекса, просто она каждое лето проводила в гостях на одной из тамошних ферм. Трудно найти место более подходящее для игр на свежем воздухе — в ее распоряжении был весь обширный район Суссекских холмов — и для более серьезных занятий, как, например, уход за животными и их кормление, что также было на редкость увлекательным занятием. Одна беда: все обитатели фермы успели выйти из детского возраста и некому было составить Серафине компанию в ее играх. Дочь фермера, мисс Пэтти, очень славная девушка, охотно соглашалась сыграть с ней партию-другую в шашки, но, к сожалению, Серафина терпеть не могла именно эту игру и почти всегда отклоняла ее любезное предложение.

Стояли долгие летние дни, и Серафина ложилась спать, когда на улице было еще светло. Обычно она засыпала не сразу, а, лежа на широкой постели и глядя сквозь полупрозрачный полог на решетчатое окно и массивный дубовый комод, уставленный разнообразными коробочками и шкатулками, пыталась придумать себе подругу, чтобы поиграть с ней хотя бы во сне. Но, пробуждаясь на следующее утро, она каждый раз с огорчением вспоминала, что спала совсем без сновидений.

Гостиная была самым интересным местом в этом доме, но Серафине (впредь для краткости я буду звать ее Финой, как поступают многие ее знакомые) не разрешалось устраивать здесь свои игры; жалюзи на окнах были всегда наполовину опущены, что придавало комнате слегка таинственный вид и делало ее еще более привлекательной.

Временами мисс Пэтти приводила Фину в гостиную и доставала из шкафов диковинные вещи, привезенные ее братом-моряком из дальних плаваний в чужие страны. Там были украшения дикарей с южных островов, изготовленные из сухих семян, бусинок и кусочков тростника; пузатые индийские божки с количеством рук гораздо большим, чем требуется приличному человеку; отделанные бисером подушечки для иголок; чучело одноглазого попугая (или, вернее, одноглазое чучело, поскольку при жизни попугай, скорее всего, имел оба глаза); китайские джонки, вырезанные из слоновой кости, а также великолепная пагода, сработанная, по словам мисс Пэтти, из цельного куска слонового бивня. Пагода нравилась Фине больше всех остальных экзотических сокровищ гостиной. Она представляла собой семиэтажную башню с подвешенными под крышей маленькими золотыми колокольчиками, которые мелодично звенели, когда мисс Пэтти снимала с пагоды стеклянный колпак и осторожно встряхивала деревянную подставку. Разумеется, самой Фине встряхивать пагоду не дозволялось, потому как эти восточные штучки — дело тонкое и деликатное, и с ними нужно уметь обращаться.

— Откуда взялась эта пагода? — неоднократно спрашивала Фина.

— Она находилась в Летнем Дворце китайского императора в Пекине, — всякий раз отвечала мисс Пэтти, — но мой брат Боб никогда не говорил мне, каким образом она ему досталась.

Порой она добавляла, что братец Боб побывал в Пекине во время последних волнений вместе с большой, хотя и не совсем научной экспедицией. Тогда многие ее члены — солдаты, матросы и офицеры — привезли домой красивые и дорогие китайские вещи.

Затем Фине разрешалось еще разок заглянуть в маленькие окошки пагоды, после чего на нее вновь надевался стеклянный колпак и Фина в сопровождении мисс Пэтти покидала гостиную.

Однажды, бесцельно бродя вокруг дома, Фина нашла себе компаньона для игр. Им оказался толстый, неуклюжий и очень забавный щенок фокстерьера. Вместе они славно повеселились, но потом щенок куда-то улепетнул, а Фина отправилась в дом, чтобы вымыть руки, поскольку веселье в понимании щенка заключалось в шумной возне с прыжками и кувырками посреди пыльной дороги, и ей волей-неволей пришлось играть на щенячьих условиях.

Проходя мимо гостиной, она заметила, что дверь ее, вопреки обыкновению, была открыта. В тот день мисс Пэтти проводила в комнате уборку, прерванную появлением разъездного торговца, с которым она сейчас разбиралась у черного хода, уточняя цену на носовые платки, шелковые платья, заколки, булавки и гребни. Позднее Фина не раз гадала, был ли этот торговец настоящим торговцем или же это был замаскированный волшебник, благо у нее появился серьезный повод для подобных подозрений.

Надо сказать, что Фина, будучи послушной и хорошо воспитанной девочкой, ни в коем случае не вошла бы в комнату, куда ей входить запрещалось. Но поскольку ей никто не запрещал заглядывать в комнату, она воспользовалась случаем и, остановившись на пороге, обвела взглядом полки шкафов и поверхность комодов. Вот китайские джонки, вот чучело попугая, а вот… тут она вздрогнула и сказала:

— О Боже! Она ведь сейчас упадет! Наверняка упадет, стоит только хлопнуть дверью.

В этот миг и впрямь хлопнула дверь главного входа и пагода покачнулась — она стояла на самом краю этажерки, так что одна из черных резных ножек ее подставки висела в воздухе.

— Я должна ее поправить, — сказала Фина, — иначе она может разбиться до того, как я успею позвать мисс Пэтти.

Она быстро вошла в комнату, осторожно взяла в руки подставку вместе с пагодой и стеклянным колпаком, но поставить ее в безопасное место не успела.

Случилось так, что щенок фокстерьера выбрал именно этот момент для того, чтобы ворваться в комнату и неуклюжим тявкающим клубком кинуться под ноги девочке. Фина вскрикнула, покачнулась, и в следующую секунду она, щенок, подставка, стеклянный колпак и драгоценная пагода образовали на полу беспорядочно копошащуюся кучу.