Рассказы, сказки, стихи - Осеева Валентина Александровна. Страница 13

А она, вместо того чтобы жаловаться, растроганно отвечала:

- Да не устала я, милок... Ни чуточки не устала...

И гладила Леньку по щеке жесткой от работы ладонью.

По ночам мать тяжко вздыхала. Ей не давало покоя, что Ленька отбился от школы. Она пробовала заговаривать об этом, но Ленька молчал, съеживался и озлоблялся. Тогда мать пыталась хитрить с ним и иногда утром, искоса поглядывая на сына, говорила:

- Батюшки! Время-то, время-то бежит! Девятый час, поди... - и клала перед ним сумку с книгами.

Ленька подходил к окну и, забывшись, смотрел на улицу. Из всех дворов выбегали школьники. Ленька барабанил по стеклу пальцами, хмурился, о чем-то думал про себя, но в школу не шел.

- Сынок! - окликала его мать.

Ленька вздрагивал, как человек, застигнутый врасплох.

- Сходил бы ты к Татьяне Андреевне, сынок. Повинился бы ей по-хорошему.

- Не в чем мне виниться, - сурово отвечал Ленька и, чтоб прекратить разговор, выходил из избы.

"Выгонит он нас", - тревожно думал Егорка, шагая по улице с соседскими ребятами Степой и Митрошей. Митроша был рослый и крепкий. Степа - тонкий и длинный. Егорка - приземистый и круглолицый. Все трое были неразлучными друзьями и всюду являлись вместе. Зная наперечет семьи фронтовиков, они заходили к ним как свои люди и деловито принимались за работу: кололи дрова, носили воду, перебирали вместе с хозяйками проросшую картошку и, уходя, говорили:

- Если что надо, гукните в школу, мы сразу и придем!

С первого дня войны Митроша, Степа и Егорка вывешивали в колхозной избе-читальне сводки. Переписывали они их крупными печатными буквами и заканчивали всегда одними и теми же словами: "Да здравствует непобедимая Красная Армия!"

Все село знало и любило этих ребят, и везде чувствовали они себя желанными гостями, но сегодня, идя к Леньке, Егорка хмурился и молчал кажется, ни за что не пошел бы он к Чистяковым, если б не Татьяна Андреевна.

Ленька был дома. Он сидел за столом, а мать стояла у печи и, глядя на огонь, вспоминала последнее письмо отца. Было оно писано чужой рукой и послано из какого-то госпиталя. Отец ни на что не жаловался и только короткой припиской сообщал, что малость вышел из строя и лежит в госпитале.

Дверь с шумом хлопнула, и в избу ввалилось трое ребят. Ленька поднял голову и увидел Егорку. Егорка снял шапку и оглянулся по сторонам.

- Мы к тебе, тетя Поля! - улыбаясь, сказал он и поправил за поясом топор. - Вишь, ребята по работе соскучились! Не помочь ли чего по мелочи? Здорово, хозяин! - кивнул он растерявшемуся Леньке.

Пелагея поставила ухват и заволновалась:

- Ишь ты... Скажи пожалуйста... Да кто же это вас прислал-то?

- Мы сами по себе! - весело сказал Егорка.

- Сами сознательные! - буркнул от двери Митроша, подпирая головой притолоку.

Тонконосый длинный Степа вытащил записную книжку и важно сказал:

- Ну, в чем тут нужда? Говори, тетя Поля! Я заявление могу от тебя написать! И сам в район его отнесу!

- Что ты, что ты! - замахала руками Пелагея. - Зачем людей зря тревожить? Время военное. Не мы одни!

Митроша потянулся и потер варежкой нос.

- К делу! Спрашивай, Егорка!

- Чего спрашивать? Сперва снег с крыши скинем - больно много снегу этой зимой... А там, глядишь, и еще какая работенка найдется. - Егорка дружески кивнул Леньке. - Пошли во двор! Лопаты давай!

- Вот-вот... - заторопилась вдруг Пелагея. - Когда б вы мне сарайчик починили: поросенок у меня там в дырку выскакивает. Вот кабы починили - не набегаюсь я за ним...

Ленька бросил на мать сердитый взгляд, надел тулуп и вышел из избы. Сердце его кипело обидой на мать, на ребят, на Егорку. Больше всего на Егорку, державшего себя как ни в чем не бывало. Он не знал, что Егорка, выполняя мудреное задание Татьяны Андреевны, чувствует себя неуверенно и старательно прячет эту неуверенность. Оба исподтишка следили друг за другом. Ленька с ненавистью смотрел, как Егорка, весело насвистывая, подошел к сарайчику, вытащил старые тряпки, которыми Пелагея затыкала большую дыру в стене, шлепнул по носу выглянувшего оттуда поросенка и сказал:

- Хрюшка-то у вас небось по всему двору бегает?

- Выскакивает, выскакивает! - снова подтвердила Пелагея.

Егорка вытащил из сарая доску, повертел ее в руках, примерил и стал обтесывать.

- Гвозди есть?

Ленька пошел в кладовку. Железная крыша трещала под Митрошиными сапогами, по двору сновала длинная фигура Степы, от сарайчика доносились веселое посвистывание и стук топора. Сердце у Леньки сжималось от стыда и обиды, что на его дворе хозяйничают непрошеные гости, тогда как ему, Леньке, ничего бы не стоило сделать все это самому. Он долго копался в ящике с гвоздями и горько повторял:

- Приедет отец - все расскажу!

Митроша вытащил из-под снега промерзшие бревна.

- На починку они тебе не пойдут, - постукав топором по гнилому стволу, сказал он Леньке. - Давай матери на дрова изрубим!

Стиснув зубы, Ленька в сердцах схватил топор и всадил его в бревно. Митроша молча вытащил топор и бросил его на крыльцо.

- Пилу давай!

Окончив работу, мальчики полезли на крышу и потом долго топтались на дворе, отряхивая с валенок и полушубков снег.

- Да, тяжело тебе... Такая семья не шутка, - протянул Егорка, поглядывая на Леньку.

В горле у Леньки заклокотало от злости, и, захлебываясь словами, он хрипло забормотал:

- Моя семья! И никому до нее дела нет! Я большак! Отец меня сам назначил! Сам я и справлюсь здесь!

Он задохнулся и обвел взглядом ребят.

- Справишься так справишься! - безразлично сказал Митроша, хлопая мокрыми варежками. - Пошли, что ли!

Степа косо поглядел на Леньку, обидчиво дернул носом, спрятал в карман записную книжку и шагнул за Митрошей.

- А за помощь... спасибо! - бросил им вслед Ленька.

Егорка облокотился на перила крыльца.

- Ступайте! Я приду потом, - кивнул он ребятам.

Ленька вызывающе посмотрел на него.

- Это ты правильно сделал, - сказал вдруг Егорка.

- Чего? - удивился Ленька.

- Я и сам не люблю, когда мне помогают, - не отвечая на его вопрос, задумчиво сказал Егорка. Он прищурился и помотал головой. - Смерть не люблю!

- А ко мне пришел? - с упреком спросил Ленька.

- Я пришел... - замялся Егорка и посмотрел на Леньку. - Ты вот все... на охоту ходишь.

- На охоту? - переспросил Ленька и, засунув руки в карманы, поглядел на товарища сверху вниз. - На зайцев хожу! А тебе что?

"Увязаться за мной хочет!" - подумал он про себя.

- А не ловятся зайцы-то? - тихо и неуверенно спросил Егорка, чувствуя, что не с того начал и не так ведет разговор, как нужно.

- Ничего! - хвастливо сказал Ленька и, увлекшись, начал рассказывать о своих похождениях. Рассказал и про заячьи уши, которые он чуть руками не схватил, и про силки с зайцами.

Егорка слушал его с улыбкой, щурясь на белый снег; он думал о Татьяне Андреевне: "Что ей скажешь? Зря ведь шатается..." Ему стало жалко Леньку. Он прервал его на середине рассказа и нетерпеливо спросил:

- Да на что тебе зайцы-то? На что!

- Как на что? - опешил Ленька. - Ведь семья у меня! Что ни заяц, то шапка! Я в тот раз ноги отморозил - думал, пропаду вовсе, - неожиданно для себя пожаловался он. - Болото... Ветер в ушах свистит... - Он поежился. Вот так-то и отец, бывало...

Егорка вспомнил, как встретил у ворот школы посиневшего, промерзшего Леньку. Он заволновался:

- Брось ты это... зайцев своих! Не доведут они до добра! Ведь ты в школу не ходишь!

- А я в школу и не пойду, - твердо сказал Ленька.

- Почему? - удивился Егорка.

- Из-за тебя не пойду, из-за ребят не пойду, из-за Татьяны Андреевны не пойду! - неожиданно со злостью выпалил Ленька.

Егорка смотрел на него испуганными глазами.

- Татьяна Андреевна не верит мне... Думает - гуляю, шатаюсь... Голос у Леньки дрогнул. - Никто жизни моей не знает!