Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В.. Страница 2

— Спасибо, милый. Ты не раскаешься в том, что пожалел палача. Одному Богу известно, как я страдаю, исполняя мое презренное и кровавое дело… Но она этого хочет… Она заставляет меня заниматься этим позорным ремеслом… Ты ведь хорошо знаешь, о ком я говорю?

— Конечно. О твоей жене, рыжей Адельгейде, — отозвался с презрением Лейхтвейс. — Да, я знаю, что она тебя, честного человека, покрыла позором. Она, правда, прекрасна собой, но порочна и лукава. Тебе следовало бы бежать от нее, Фукс. Этот демон в образе женщины погубит твою душу.

Палач тяжело вздохнул.

— Не могу!.. не могу… — глухо простонал он. — Я весь в ее власти, я должен остаться палачом до тех пор, пока она этого желает. — Но, тише… сюда едут какие-то всадники.

Лейхтвейс быстро взглянул в ту сторону, куда указывал палач. Вдруг брови его нахмурились и глаза засверкали ненавистью.

— Это мой смертельный враг едет сюда, чтобы надругаться надо мной и унизить меня, — пробормотал он дрожащим от злобы голосом. — Я чувствовал, что гордый граф Сандор Батьяни не упустит случая сорвать на мне злобу. И я должен молчать!.. Я беспомощен, бессилен и осужден переносить молча оскорбления от этого наглого венгра. Я лишен возможности защищаться или отомстить. Боже милосердный, я с ума схожу при одной только мысли об этом.

— Мужайся, милый Гейнц! Вооружись терпением и перенеси это испытание. Ведь этот венгр знатный господин. Избави Боже его рассердить. Ведь он пользуется особым благоволением герцога и уж несколько недель, как помолвлен с самой красивой фрейлиной герцогини, прелестной молодой графиней Лорой фон Берген.

При этих словах палача Лейхтвейс низко опустил голову, руки его задрожали так, что кандалы на них зазвенели, и он чуть слышно с горечью прошептал:

— Да, он помолвлен с Лорой фон Берген.

В этот момент грубый удар кулаком в лицо прервал его размышления. Вскрикнув, он поднял голову и увидел перед собою богато одетого всадника, который поднял руку, чтобы нанести ему еще удар.

Это был человек лет тридцати; иссиня-черные волосы его по тогдашней моде были тщательно завиты и спускались мелкими локонами на узкий лоб. На желтом безбородом лице неприятным блеском сверкали глаза под нависшими широкими черными бровями. Кровавым пятном выделялись ярко-красные губы. Он был мал ростом, но гибок и, видимо, силен. Одет он был в богатый придворный костюм.

Одновременно с графом Сандором Батьяни на площади появилось несколько других придворных. Все они сидели на красивых конях. Батьяни обратился к ним, насмешливым жестом указывая на Лейхтвейса:

— Вот он, этот негодяй, осмелившийся охотиться в лесах герцога. Взгляните, какая у него гордая осанка даже у позорного столба. Я его сейчас проучу. Я отниму у него охоту заниматься браконьерством. Эй, Риго! Дай-ка сюда хлыст. Я отхлещу как следует этого бродягу.

Риго, слуга графа, льстивый и хитрый цыган, одетый в богатую, шитую золотом ливрею, подобострастно подал своему господину собачью плетку.

— Бей безоружного человека, трус! — крикнул Лейхтвейс, глядя в упор на своего врага. — Но горе тебе, граф Батьяни, если когда-либо я на дороге встречусь с тобой. Тогда я уж не промахнусь, как в ту ночь, и метко попаду в твое подлое сердце.

— Негодяй, — тихим голосом проговорил граф, совсем наклонясь к нему, — ты еще имеешь наглость признаваться, что был в ту ночь в парке с моей невестой, графиней Лорой фон Берген, а стрелял в меня, а не в оленя.

— Не произноси этого чистого имени, граф Батьяни, — дрожащим от волнения голосом проговорил Лейхтвейс, — она добровольно никогда не станет твоей женой. Правда, если ты способен издеваться над человеком, закованным в цепи и не имеющим возможности защищаться, то, пожалуй, не остановишься и перед тем, чтобы силой заставить покориться несчастную девушку.

Злобный смех послужил ответом на эти слова.

— Через неделю Лора фон Берген будет моей женой, — торжествующим голосом проговорил граф, — а в это время преступник Генрих Антон Лейхтвейс будет сидеть на хлебе и на воде в тюрьме.

Глухой крик отчаяния вырвался из груди Лейхтвейса. Точно зверь, рвущийся из клетки и жаждущий броситься на своего мучителя, Лейхтвейс напряг все силы, чтобы сломать оковы. В эту минуту он был страшен: лицо побагровело, пена выступила на губах, все мускулы и жилы напряглись. Но граф Батьяни, насмешливо хохоча, замахнулся хлыстом. Вдруг кто-то сзади схватил его за руку.

— Не делайте этого, граф Сандор Батьяни, — послышался звучный женский голос. — Вспомните серый дом в городе Чегедине. Не бейте… Не бейте безоружного!

Граф, как ужаленный, круто обернулся. Рядом с ним стояла необычайно красивая женщина с роскошными рыжими волосами. Она была во всем черном, благодаря чему еще резче выделялась ослепительная белизна ее кожи и огнем пылали пышные рыжие волосы.

Весь Висбаден знал эту красавицу, и все же, несмотря на ее красоту, все без исключения старались избегать встречи с ней, так как она была женой палача. Кроме того, она слыла колдуньей, знающей тайны составления и применения разных ядов и волшебных напитков.

Взглянув на нее, граф Сандор Батьяни побледнел и изменился в лице. Но он не посмел посмотреть в ее загадочные серые глаза и лишь вполголоса проговорил:

— Зачем ты защищаешь его? Он мой враг.

— Ты сам себе враг, граф Сандор, — прошептала жена палача, — последуй моему совету. Не оставайся здесь на лобном месте. Уезжай скорее и прими все меры к тому, чтобы через неделю состоялась твоя свадьба с Лорой фон Берген.

По-видимому, рыжая Адельгейда пользовалась каким-то странным, загадочным влиянием на знатного графа, любимца герцога. Не возражая ни одним словом, Сандор Батьяни осадил коня, а затем, вместе с остальными придворными, скрылся, свернув на одну из ближайших улиц.

— Что это значит? — с изумлением крикнул палач, глядя на свою жену. — Ты знаешь графа?.. Откуда?

Она не удостоила его ответом. С блестящими глазами обернулась она к Лейхтвейсу, мрачно глядящему на нее, по-видимому, не ощущающему даже благодарности за оказанную ему услугу.

— Я избавила тебя от оскорбления со стороны графа, Гейнц, — шепнула она ему на ухо, — я избавлю тебя и от тюрьмы, если ты только подаришь мне свою любовь.

— Я не люблю тебя, — тихо, но решительно ответил осужденный, — ты жена другого, и уходи отсюда, искусительница.

Красавица звонко рассмеялась.

— Я знаю, почему ты пренебрегаешь мной, Гейнц, — произнесла она, — ты влюблен в златокудрую Лору фон Берген, а знатная фрейлина герцогини тоже не погнушалась ответить на любовь слуги. Но я говорю тебе: ты будешь принадлежать мне, рыжей Адельгейде, жене палача, и никому больше. — С этими словами она отошла и скрылась за углом ратуши.

Медленно и скучно тянулось время. Лейхтвейс мужественно переносил тяжелое наказание. Он стоял с закрытыми глазами, и никто не мог бы узнать, что творилось в душе несчастного юноши. Лишь изредка, да и то лишь на одно мгновение, открывал он глаза и смотрел вдаль, как бы надеясь на что-то. Кого ожидал он? Кого искали его жадные взоры?

Наконец настала ночь и скрыла все под своим темным покровом. Площадь перед ратушей была совершенно пуста. Жители Висбадена разошлись по домам; мало-помалу угасал свет в окнах. Кругом стало совершенно темно и тихо. Все уснули. Не спали только палач да осужденный у позорного столба.

Масляные лампы, которыми обыкновенно освещали улицы Висбадена, в эту ночь, по распоряжению премудрого совета старейшин города, не зажигались, так как по календарю полагался лунный свет. Но луна изменила Висбадену и ни единым лучом не озаряла улицы города. Грозные, мрачные тучи заволокли луну, быстро несясь над громадами окрестных гор, прозрачными очертаниями высившихся в туманной дали.

— До полуночи остался всего час, — проговорил палач, — ты, вероятно, устал, бедняга. Кругом никого нет, — я попробую снять с твоей шеи оковы.

Сделав для Лейхтвейса это доброе дело, принесшее тому облегчение, Мартин заявил, что его сильно клонит ко сну. Он вытянулся на ступенях лестницы и вскоре уснул.