Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В.. Страница 21

Настоятельница в ужасе отшатнулась, монахини закрыли лица и глухо восклицали:

— Горе! Горе нам! Она кощунствует! Она святотатствует!

— Схватите ее! — проскрежетала сквозь зубы сестра Варвара. — Есть еще одно средство сломить ее упрямство. Бросьте ее в Совиную башню! Отныне она будет содержаться там, в этой старинной башне, где в прежние времена погиб не один преступник, где гнездятся хищные птицы, где в полночное время являются привидения. Там она останется до тех пор, пока не раскается… или пока не умрет.

— Какой ужас! — перешептывались монахини. — Лучше смерть, чем Совиная башня.

Обе монахини-прислужницы бросились на Лору. Лора отбивалась, как могла, но к первым двум монахиням присоединились другие. Наконец сестра Розарва схватила Лору за талию, бросила ее к подножию алтаря и связала ей обе руки веревкой.

— Возьми назад свои слова, пока еще не поздно! — воскликнула настоятельница.

— Я жена разбойника Лейхтвейса, — произнесла Лора. — Он освободит меня. Он поймет письмо, которое вы заставили меня написать под угрозой смерти… он поймет, что я писала его только рукой, но не сердцем.

— Унесите ее и заприте в башню.

Прислужницы унесли несчастную девушку, а остальные монахини начали петь молитвы. Их голоса заглушали крики Лоры.

Спустя четверть часа прислужницы вернулись и встретили настоятельницу на пороге церкви.

— Мы заперли ее, — доложила сестра Урсула. — Сегодня ночью она будет находиться только в обществе хищных птиц.

Настоятельница кивнула головой.

Вдруг раздался три раза подряд звон монастырского колокола.

— Кто бы мог так поздно явиться к нам? — недоумевала настоятельница. — Пойди, сестра Розарва, спроси в чем дело и принеси мне ответ в мою келью.

Спустя несколько минут в келью настоятельницы вошла сестра Розарва и с ней еще монахиня, но, по-видимому, из другого монастыря, так как на ней было не серое, а коричневое монашеское платье.

— Эта благочестивая сестра желает поговорить с тобой, — сказала Розарва. — Она пришла из Франкфурта и говорит, что принесла тебе письмо.

— Письмо? От кого?

— От почтенного патера Леони, — ответила незнакомая монахиня, покорно опуская свои красивые темно-голубые глаза.

— От патера Леони! — воскликнула настоятельница голосом, выдававшим и изумление и глубокое уважение. — Дай сюда письмо.

Сестра Варвара отошла к окну своей кельи и внимательно начала читать письмо. Чем дальше она читала, тем становилась все сосредоточеннее.

Тем временем сестра Розарва с нескрываемым любопытством оглядывала незнакомую монахиню. Та была очень хороша собою: стройна, высока ростом, с бледным лицом. Из-под капюшона предательски выбивались шелковистые пряди каштановых волос. Она все время перебирала четки и тихо шевелила губами, произнося молитву.

Вдруг настоятельница обернулась и сказала:

— Пойди, сестра Розарва, и немедленно приготовь маленький флигель в конце монастырского сада. Эта благочестивая сестра останется у нас в течение нескольких дней, быть может, и неделю. Но так как на нее наложена особая, секретная епитимья, то она будет жить не среди других сестер, а в полном уединении.

Сестра Розарва кивнула головой и ушла.

Как только дверь закрылась за ней, настоятельница быстро подошла к незнакомой монахине и пытливо посмотрела ей в лицо.

— Вы мужчина? — прошептала она.

— Да, — мягко ответил незнакомец.

— Вы еврей, и зовут вас Натаном Финкелем, вы родом из Гетто во Франкфурте-на-Майне, и родственники считают вас умершим, погибшим во время пожара в доме вашего отца?

— Совершенно верно.

— Патер Леони, считающий вас достойным служить нашей церкви и принять святое крещение, спас вас и себя через потайную дверь в соседний дом. Но так как патер Леони опасается преследования со стороны ваших родных, то он счел нужным скрыть вас на некоторое время. Чтобы быть вполне уверенным в успехе, он одел вас монахиней, и вы проведете несколько недель на нашем острове. Разумеется, вы не можете жить под одной кровлей с сестрами; вы не должны ни сообщаться, ни даже говорить с ними. Вы поселитесь в отдаленном флигеле, и лишь по ночам вам будет разрешено прогуливаться в монастырском саду. Если вы согласны подчиниться этим требованиям, то я готова оказать вам приют.

Натан поклонился и поднес к губам руку настоятельницы.

Она еще раз взглянула на него и сказала:

— Вы не похожи на еврея. Конечно, патер Леони имеет свои основания так глубоко интересоваться вами. Вы, несомненно, достойны его доверия, и мне нечего указывать вам на то, что вы должны хранить в строгой тайне все то, что вы услышите и увидите в ограде этого монастыря и вообще на этом острове.

Натан снова молча поклонился.

— Идите за мной, я провожу вас к вашему новому жилищу, — сказала настоятельница.

Она с Натаном вышла в монастырский сад, окутанный уже ночным мраком. Перед маленьким домиком в самом конце сада, построенным сотни лет назад, она остановилась и движением руки предложила Натану войти.

В домике было всего несколько маленьких комнат. Одна из них была обставлена старинной мебелью, а другая, смежная с первой, исполняла назначение библиотеки. Все стены этой комнаты были заставлены высокими полками, заполненными старинными книгами в кожаных переплетах.

Над этими двумя комнатами был расположен маленький чердак. В первой комнате сестра Розарва наскоро устроила постель, зажгла лампу и поставила на стол кое-какую закуску из монастырской кухни.

— Вот ваша келья, — сказала настоятельница, — здесь вы будете скрываться, пока патер Леони найдет нужным дать мне дальнейшие распоряжения относительно вас. Не забывайте вашего обещания хранить в тайне дела нашего монастыря. А теперь прощайте. Да благословит вас Господь.

Сестра Варвара быстро ушла, и Натан остался один. Он закрыл дверь изнутри и сбросил монашескую рясу. Благодаря густым занавесям на окнах никто не мог заглянуть в комнату, да в сущности здесь и опасаться не надо было. Затем Натан сел за стол и остался вполне доволен поданным ему ужином.

Натан Финкель нисколько не жалел, что сделался учеником католического священника. Силой своего тонкого ума патер Леони сумел воздействовать на высокоодаренного юношу; а так как Натан давно уже с глубоким отвращением наблюдал за жизнью евреев в Гетто и в частности за темными делами своего отца, то нетрудно было вселить в его юную душу стремление к иной вере, а тем более католической, которая действует одинаково сильно как на душу, так и на воображение.

Кроме того, Натан был очень честолюбив. Будучи евреем, он в те времена не видел перед собой никакой будущности, если не хотел только видеть смысл всей жизни в стремлении к наживе. Но в качестве служителя католической церкви ему открылось блестящее будущее.

Не раз уже бывало, что бедный, но одаренный священник получал со временем влиятельное место епископа, даже становился кардиналом. А там… там можно было мечтать дальше о папской тиаре, владычестве над миром.

В сильном возбуждении Натан шагал взад и вперед по комнате.

— Да, я пытаюсь подняться до самых верхов, — шептал он, глаза его горели и щеки покрылись румянцем, — я не хочу менять веры только для того, чтобы в качестве бедного священника служить в каком-нибудь захолустье. Пусть этим занимаются другие, менее честолюбивые, чем я. Мою голову будет украшать кардинальская шапка, а там, быть может, и…

Он умолк. Опьяненный честолюбивыми мечтами, он подошел к окну и немного отодвинул занавес, чтобы вдохнуть свежий ночной воздух. Но вдруг отшатнулся от окна.

В нескольких шагах от него проходили три монахини. Две из них несли в руках какие-то странные предметы. Натан всмотрелся пристальней и увидел, что это розги, связанные из прутьев, с шипами на концах. А третья — Натан сразу узнал ее, так как в эту минуту луна вышла из-за туч — была сестра Варвара, настоятельница монастыря.

— Вы намочили розги в воде? — спросила она своих спутниц, а когда те подтвердили это кивком головы, она продолжала: — Надеюсь, что сегодня же ночью мы сломим упорство этой грешницы. Она должна подчиниться моей воле, иначе поколеблется мой авторитет.