Пещера Лейхтвейса. Том первый - Редер В.. Страница 30

Прежде чем Зигрист успел удержать несчастного, принявшего в пылу гнева и обиды такое роковое решение, старший лесничий Эдуард Рорбек скрылся уже в мрачном лесу.

Глава 14

ВЕНЧАНИЕ ПОД УГРОЗОЙ СМЕРТИ

Священник села Доцгейм, расположенного в живописной, но уединенной местности среди гор Таунаса, сидел однажды при свете лампы в маленькой комнатке, служившей ему библиотекой и рабочим кабинетом. Было уже за полночь, а патер Бруно все еще не мог оторваться от своих любимых книг. Наконец он встал, подошел к окну и задумчиво посмотрел на маленькую церковь, белые стены которой были озарены серебристым светом луны.

Патер Бруно был еще молод и имел благородную И представительную наружность. Всего несколько лет тому назад он был еще блестящим офицером при дворе герцога Нассауского и носил светское имя граф Бруно фон Фельдерн, считаясь одним из наиболее жизнерадостных и веселых придворных кавалеров. Но в один прекрасный день распространился слух, что граф Бруно решил удалиться от мирской суеты и сделаться священником.

И действительно, молодой граф куда-то скрылся и несколько лет прожил в уединении, вдали от всех. А когда он снова появился, то носил уже не расшитую золотом форму, а черную священническую сутану; вместо того, чтобы за вином и картами в обществе прекрасных женщин предаваться радостям жизни, он принял место священника в маленьком горном селе Доцгейм, вел уединенную, скромную жизнь пастыря, пекущегося о больных и умирающих своего прихода и возвещающего темному народу слово Божие.

Неужели же на самом деле в сердце молодого священника заглохло все, что связывало его раньше с шумной и веселой жизнью? Неподвижно стоял он у окна и тихим шепотом поверял безмолвной ночи свои сокровенные мысли:

— Лора! Дорогая Лора! Ты, только ты одна заставила меня покинуть мир и посвятить себя служению церкви. Я хотел забыть тебя, хотел уничтожить твой дивный образ в душе моей, но до сих пор не могу сделать этого, не могу. Все снова и снова восстает он предо мною, и снова я вспоминаю наши прогулки с тобой в герцогском парке, рука об руку, как добрые товарищи детства. Я лелеял надежду, что настанет время, когда ты, славная, милая Лора, будешь моей женой. Но одной ночи было достаточно, чтобы разбить все мои мечты о счастье. Я увидел тебя с другим мужчиной под тем самым деревом акации, в коре которого я вырезал твои и мои инициалы. Это был гоф-курьер герцога — Лейхтвейс. В ту ночь я похоронил свою любовь к тебе и распростился с миром. На другой же день я подал прошение об отставке. Я ушел от мира и облекся в власяницу послушника в далеком монастыре. С течением времени меня назначили священником сюда, в это маленькое село, к сожалению, слишком близкое к тому двору, где я раньше делил с тобою горе и радость моей жизни. Я должен был видеть своими глазами, как свершилась твоя судьба, бедная Лора. До меня дошла весть о том, что твой возлюбленный подвергся наказанию у позорного столба, что твой отец против твоей воли выдал тебя за венгерского графа Батьяни и что ты утопилась в свадебную ночь. С тех пор я еженощно молюсь о спасении твоей души и прошу Бога, чтобы Он простил тебя, бедное обманутое дитя. Упокой, Господи, душу ее и даруй ей там на небесах то счастье, которого она была лишена на земле.

Молодой священник молитвенно сложил руки, крупная слеза скатилась по его лицу. Низко опустив голову на грудь, он закрыл окно, погасил лампу, снял сутану и лег на свою жесткую постель. Вскоре он уснул, и тишину нарушало лишь его размеренное дыхание.

Вдруг кто-то отодвинул задвижку на окне. Какая-то темная фигура, при помощи невидимого помощника за окном, влезла в комнату через окно и легкими шагами приблизилась к постели. Чья-то мягкая рука прикоснулась к лицу спящего.

Патер Бруно встрепенулся.

— Кто здесь? — прошептал он. — Если моей помощи требует умирающий больной, то я сейчас буду готов. Пока перейди в другую комнату.

Темная фигура ушла в смежное помещение. Молодой священник поспешно надел на себя черную сутану, зажег маленький фонарь, который он всегда брал с собой при ночных требах в селе, захватил все, что нужно было для этого, и перешел в столовую.

— Я готов. Куда вы поведете меня? — спросил он.

Но в то же мгновение он в испуге отшатнулся.

— Господи помилуй! — проговорил он дрожащим голосом. — Уйди от меня, искуситель, читающий в душе моей. Не искушай меня этим видением. Я верю в Господа Бога. Мое сердце, правда, было когда-то преисполнено земной любви, но я не нарушу своей клятвы.

Патер Бруно стоял как окаменелый. Широко открытыми глазами смотрел он на молодую красивую женщину, которая с печальной улыбкой на устах подошла к нему.

— Я не призрак, — мягким голосом проговорила она. — Я не воскресла из мертвых, патер Бруно. Не мертвая, а живая Лора фон Берген стоит перед вами. Я согрешила и пришла к вам с покаянием и мольбою.

Она упала перед ним на колени.

Бруно тяжело вздохнул.

— Встань, Лора фон Берген, — беззвучным голосом произнес он. — Итак, ты жива, ты не утонула в Рейне, как говорили люди? Скажи мне, где ты теперь скрываешься, что сталось с тобой, чистая, невинная девушка, прелестное подобие Божие.

Затаенный страх звучал в голосе молодого священника, когда он задал этот вопрос некогда горячо любимой девушке. Но Лора не встала.

— Я явилась к тебе, патер Бруно, — тихим голосом произнесла она, — чтобы покаяться тебе в моих прегрешениях и просить тебя о милости, в которой ты мне не должен отказать, так как этим ты спасешь меня от дальнейшего греха.

— В чем же ты хочешь сознаться мне и о чем будешь просить меня?

— Я не сумела отказаться от греховной любви, — начала Лора. — Я последовала за тем человеком, которого всем сердцем полюбила, и отдалась ему.

— Лейхтвейсу?

— Да, Лейхтвейсу. Преподобный отец — ведь так я должна теперь величать графа Бруно, моего товарища детства, — не осуждай меня. Я полюбила Лейхтвейса и люблю его теперь еще больше, чем прежде. Вопреки Божьему закону, живу с ним в подземной пещере, без благословения священника отдалась я ему и чувствую себя матерью его ребенка, который уже шевелится у меня под сердцем.

— Несчастная! Что ты сделала?

Мертвенная бледность покрыла лицо молодого священника; он задрожал так сильно, что должен был опереться на спинку кресла.

Лора залилась слезами.

— Я поступила так, как должна была поступить, — зарыдала она. — Я сделала то, что должна была сделать каждая женщина, если она хочет уважать самое себя. Самое святое чувство в жизни — эта любовь, и кощунственен тот закон, который пытается подавить влечение женщины к избраннику ее сердца.

Патер Бруно печально покачал головой.

— Я вижу, — воскликнул он, — что ты составила себе свои собственные взгляды на жизнь! Но они ложны, совершенно ложны. Что было бы с людьми и лучшими их чувствами, если бы каждая женщина сходилась с избранником своего сердца без благословения церкви? Это только слепое повиновение инстинкту, но не великому, святому чувству. Но разница между людьми и животными именно в том и состоит, что человек обладает волей и не должен совершать поступков, в которых не может оправдаться перед Богом. Ты согрешила, Лора, ты тяжко согрешила.

— Ты еще не все знаешь, преподобный отец, — продолжала Лора свою исповедь. — Ты еще не знаешь, что Лейхтвейс сделался разбойником и что я помогаю ему в его преступных делах.

— Это только последствия твоего первого проступка, — ответил молодой священник. — Раз ты отдалась этому человеку, то неминуемо должна была последовать за ним в ту бездну, в которую он тебя вовлек.

— Может ли Небо простить мне мои прегрешения? — тихо спросила Лора.

Молодой священник помолчал немного, но потом решительно произнес:

— Да, оно может простить тебя, Лора фон Берген, ибо наш Спаситель, принявший смерть на кресте за спасение наших душ, прикоснулся рукой к грешнице Магдалине, каявшейся у ног Его: «Да простятся тебе твои прегрешения!»