Сестры - Бут Пат. Страница 11

– Она не боялась признаться нам! – закричала Софи. – Она же не побоялась сейчас. Да ты взгляни на нее. Она же наслаждается! Она ничего не говорила, потому что хотела нанести мне удар. Только Бог знает, почему.

– А что ты думаешь делать с ребенком, Джули? Ты намерена растить его здесь, с нами?

– Я думала, его можно будет выкинуть прочь. – Джули больше не улыбалась. В ее голосе звучала ненависть, и Ричард Беннет заметил в ней то, чего не видел раньше. У него заломило в затылке. Его Джули. Такая тихая, содержательная. Такая умная, загадочная. И в этом тихом омуте водились черти – неведомые, незаметные, – и вот они вылезли, чтобы разрушить их жизнь.

– Не говори так, Джули. Даже если это и шутка, – тихо проронила Софи. В голосе слышались вопрос, просьба подтверждения.

От улыбки Джули кровь застыла в жилах Софи.

– Ты просто не заметила, да, мама? Ты не замечала, как мне было плохо по утрам, и тебя не беспокоило, когда я начала есть все подряд. Тебя лишь волновало, что у тебя дочь – толстуха, но и то не особенно, ведь ты сама прибавляла в весе и беспокоилась о том, что мужчины перестанут флиртовать с тобой.

– Не смей так разговаривать со своей матерью! Ричард, нам, наверное, стоит пригласить доктора Камерона. Это ненормально. Происходит что-то ужасное.

Улыбка вновь исчезла с лица Джули. Пока она говорила, лицо ее осунулось, голос дрожал от годами сдерживаемой ярости.

– Ты права, мама. Происходит нечто ужасное, и я скажу тебе, в чем дело. Все дело в тебе! Ты убиваешь моего папу. Медленно, но верно ты его убиваешь. Ты держишь его в этой ничтожной стране, где ему ничего не платят и карьера его не движется, а сама ведешь себя как шлюха, унижаешь его, потому что он обезумел от любви к тебе. Ты этого не знаешь? Ты что, не понимаешь, что делаешь?

Софи бросилась к ней. Джули глядела, как мать приближается, гордая, защищающая себя. Она не отступила ни на шаг, чтобы увернуться от удара. Напротив, подставила лицо, щеку метательному снаряду, в который превратилась рука ее матери. Черт побери, какое значение имеет боль, если ты выиграла?

Мрачные сизые облака неслись по свирепому небу, но дождь никак не начинался. Джули Беннет прижималась к окну, подтянув колени к тугому животу, и жалела, что рядом нет никого, кто мог бы ее раздражать.

Она чувствовала, как внутри у нее все плавится. Ее мучила депрессия, она была повсюду: засела в голове, слетала с веток, оголившихся деревьев на Итон-сквер, в ее утробе, где ребенок неистово цеплялся за жизнь; в сыром, промозглом воздухе, в котором носились тощие голуби и сгущался вечерний туман.

Целыми днями она кружила по комнате, не в состоянии собрать силы и что-нибудь сделать: зажечь свет, пролистать журнал «Квин», даже включить телевизор. Ее точила одна и та же мысль, одна мысль и бесчувствие – полная апатия, сжимавшая ее в своих неотвязных тисках.

С болью в сердце думала она о родителях. В нескольких милях отсюда они готовятся к «радостному» событию. Ее мать отправилась в клинику в девять часов утра и теперь, должно быть, разыгрывается очаровательная сцена рождения ребенка в привилегированной клинике «Линдо Винг» в Сента-Мэри. Ее мать, с капельками испарины на лбу, выглядит на те миллионы долларов, которые она уплатила, чтобы ее ребенка извлекли на свет. Каждый врач, находящийся в комнате, уже немножко влюблен в нее, и каждая нянечка, каждая смертная испытывает сейчас приступы острейшей зависти к ней. А снаружи по зеленому линолеуму вышагивает ее отец, исполняя роль «беспокоящегося» папочки, его брови хмурятся в приличествующей случаю озабоченности, глаза вопрошают, все тело в напряжении ждет приближения развязки драмы. Если бы только ее ребенок мог появиться на свет! Это именно то, что нужно. Безумный телефонный звонок, неистовая гонка в грозу, через весь Лондон, сквозь ветер и дождь, гром и молнии – и картина счастливого семейства разлетится вдребезги!

Она изучающе разглядывала свой округлый живот. Там было тихо, как в могиле. Ее ребенок уснул. Проклятье!

Она снова встала и бесцельно прошлась по гостиной, над которой поработал Дэвид Млинарик. Комната слишком напоминала Софи, и оттого Джули ненавидела ее: спортивное фото, Стаббс и вполне приличный Сарториус, маленькие столики со вставленными в рамку фотографиями румынских предков на них и странного вида портреты кого-то из британских королей.

Все так предусмотрительно, во всем общепринятый хороший вкус. Терракотовые стены с бордюрами из ткани, стильная смесь мебели от Шератона и «бидермейер», «интересные» штучки – западноирианский людоедский кинжал, вырезанный из человеческого ребра, «очень современная» скульптура Элизабет Фринк, изображающая фигуру воина в шлеме, и две-три «безделушки» – серебряные шарики на пружине, вечный двигатель, который выдавал в их владельце не только вкус, но и чувство юмора.

Джули поплелась в коридор, намеренно избегая кабинета отца, где курительные трубки, кожаный Честерфилд, бронзовая лампа, – убранство в духе «Плейбоя» полярно отличалось от вкусов матери. Как сильнейшим магнитом, ее влекло в комнату, которой предстояло стать детской.

Обои от Гэрродза, изображающие плюшевого мишку, указывали на ожидание мальчика, но детская кроватка какого-то нового образца, расписанная нейтральными цветами, говорила о том, что родителей вряд ли особенно волновал пол ребенка. Джули тоже было все равно. Она медленно приблизилась к кроватке, и какой-то внутренний голос приказал ей пнуть ее изо всех сил. И когда она сильно ударила по кроватке и полетели крашеные щепочки, Джули испытала единственную радость за весь этот долгий день.

Пеленки уже лежали в шкафу. Целые коробки их, готовых принять детские какашки; устрашающие в своем благодушии. Джули вскрыла стерильную упаковку, принесенную из магазина для будущих матерей. Она запустила туда грязные пальцы и вывалила все на пол. Как можно ненавидеть то, чего здесь нет? Ответ: ненавидя того, от кого это нечто родится. Как можно навредить тому, кого ненавидишь? Ответ: отравить ему самый светлый день в его жизни.

Как славно! Кто-то позаботился о том, чтобы купить вазелин, и цинковую мазь, и детскую присыпку «Джонсон». Джули сгребла все это. Она вымазала цинковой мазью подушку, испачкала вазелином занавески с веселеньким детским рисунком и припорошила все это присыпкой. Триумфальное возвращение домой не обойдется без маленьких неприятностей. Но вставал другой вопрос: как испоганить упоительный момент рождения ребенка? Очень просто. Надо начать рожать своего собственного. Прямо сейчас. И душераздирающе кричать до тех пор, пока никто не сможет ни о чем другом думать, кроме тебя.