На дальних мирах (сборник) - Сильверберг Роберт. Страница 11

Нортроп надел наушники. Сработал контакт, и он почувствовал знакомый импульс волнения. Когда включился усилитель восприятия, излучение на миг рассеялось по залу. Экран прояснился.

На нем возник старик. И гангренозная нога. И доктор Стил, полный сил и энергии, с ямочкой на подбородке, лучший хирург сети; его талантливая голова стоила двести пятьдесят тысяч долларов в год. В руке Стила сверкал скальпель.

Нортроп начал потеть. Биотоки чужого возбужденного мозга передавались через усилитель, и режиссер ощутил, как вздрогнула гангренозная нога, как по лбу старика разлилось слабое облако боли, ощутил упадок сил и предсмертное состояние восьмидесятилетнего человека.

Пока суетились сестры, готовя Гарднера к ампутации, доктор Стил проверял электронный скальпель. На готовую для демонстрации ленту належится музыка и дикторский текст — сладкое к горькой пилюле, а сейчас Нортроп видел перед собой лишь немые кадры и чувствовал биотоки мозга больного.

Голая нога заняла пол-экрана.

В тело вонзился скальпель.

Нортроп содрогнулся, ему передалась чужая боль. Он ощутил ее, неистовую, жгучую, адскую, пронизавшую все его существо, когда скальпель рассек воспаленную плоть и гниющую кость. Нортропа била дрожь, он закусил нижнюю губу и сжал кулаки. Но вот мучения кончились.

Боль ушла. Сменилась катарсисом. Нога больше не посылала импульсы усталому мозгу. Наступил шок, убивший боль, и с ним пришло успокоение. Стил продолжал операцию, принесшую смерть старику. Он снова пришивал ампутированную ногу к навсегда уснувшему телу.

Замелькали темные кадры, и экран погас. Позднее съемочная группа увяжет отснятый материал с интервью, которые дадут родственники старика Гарднера, может быть, добавит кадры похорон, высказывания ученых по проблемам гангрены у людей пожилого возраста. Но это уже незначительные детали. Главное — запись передала то, чего требовали зрители: подлинное, тошнотворное ощущение чужой боли, они его получили в полной мере. Это был бой гладиаторов без гладиаторов, мазохизм под личиной борьбы за здоровье человека. Запись получилась. Лента завладеет миллионами зрителей.

Нортроп смахнул пот со лба.

— Похоже, мы устроили для себя неплохое представление, ребята, — с удовлетворением заключил он.

Это чувство удовлетворения не покидало его, когда он возвращался домой. Весь день прошел в напряженных трудах: Нортроп вместе с помощниками доводил запись до полной кондиции, монтировал кадры, отшлифовывал детали. Он наслаждался искусной работой. Она помогала забыть омерзение, вызванное кое-какими картинами.

Когда Нортроп покидал здание, уже опустилась ночь. Он миновал главный выход; навстречу ему из темноты шагнул нескладный человек невысокого роста с усталым лицом. Он сильной рукой схватил Нортропа и грубо втолкнул назад в вестибюль.

Сначала Нортроп его не узнал. Перед ним было пустое, невыразительное лицо, стертое лицо мужчины средних лет. Потом он догадался.

Гарри Гарднер. Сын умершего старика.

— Убийца! — пронзительно закричал Гарднер. — Ты убил его! Он бы жил сейчас, если б применили анестезию! Подонок, ты убил его, чтобы телезрители пощекотали свои нервишки!

Нортроп окинул взглядом вестибюль. К выходу кто-то приближался. Режиссер облегченно вздохнул. Надо ошеломить это ничтожество, чтобы он в страхе кинулся прочь.

— Послушайте, — начал Нортроп, — мы применили все самые последние достижения медицины, все, что она могла дать для здоровья вашего отца. Мы обеспечили ему самое лучшее обслуживание. Мы…

— Вы убили его!

— Нет, — возразил Нортроп, но больше ничего не успел сказать, ибо увидел стальной блеск бластера в тяжелой руке человека с невыразительным лицом.

Нортроп отпрянул назад. Поздно. Гарднер нажал на спуск, затвор ослепительно засиял, и огненный луч вонзился в живот режиссера с такой же силой, с какой скальпель хирурга рассек больную гангренозную ногу старика.

Гарднер стремительно бросился прочь. Его ботинки загромыхали по мраморному полу. Нортроп упал, прижав руки к животу.

Луч прожег костюм режиссера. В его животе зияла рана, огонь пронзил тело, внутренности на ширину восемь дюймов и дюйма четыре в глубину. Боль еще не пришла. Нервы Нортропа пока не получили послания от оглушенного мозга.

Но вот они получили его; Нортроп извивался, бился в предсмертных муках, на этот раз собственных.

Он услышал шаги.

— Боже! — воскликнул чей-то голос.

Нортроп, превозмогая боль, открыл глаза: Маурильо. Но почему именно Маурильо?

— Доктора, — прохрипел режиссер. — Скорее! Господи, какая мука! Помоги мне, Тед!

Маурильо посмотрел на Нортропа и улыбнулся. Он молча сделал несколько шагов к таксофону, опустил жетон и, ударив кулаком по аппарату, заставил его сработать.

— Пришлите фургон, срочно. У меня есть товар, шеф.

Нортроп корчился в нестерпимых страданиях. Маурильо присел рядом с ним.

— Доктора, — умолял Нортроп. — Хотя бы укол… Сделай укол. Боль…

— Вы желаете, чтобы я убил боль? — засмеялся Маурильо. — Нет уж, дудки! Держитесь, пока есть силы. Надо протянуть до тех пор, пока мы не наденем на вашу голову шляпу с проводами и не отснимем картинки.

— Но вы уже не работаете на меня, вас перевели…

— Конечно, — ответил Маурильо. — Я перешел в «Трансконтиненталь». Они тоже начинают лепить кроваво-кишечные шоу.

Нортроп изумленно раскрыл рот. «Трансконтиненталь» — это же мелкая пиратская компания, которая сбывает ленты в страны третьего мира, бог знает куда! «У них даже нет собственной сети, — подумал Нортроп. — Они никому не платят. Какая жалкая участь — умереть в адских муках ради выгоды подлых торговцев видеозаписями. В такое мог вляпаться только Маурильо».

— Укол! Ради бога, Маурильо, укол!

— Ничего не могу поделать. Фургон вот-вот будет здесь. Они вас заштопают, и мы все чудненько отснимем.

Нортроп закрыл глаза. Он чувствовал, как расползаются внутренности, как их пожирает пламя. Он страстно хотел умереть, обмануть Маурильо.

Напрасно. Нортроп продолжал жить и страдать.

Он протянул еще час. Достаточно для того, чтобы отсняли агонию. Перед самым концом его охватила злая обида — он стал героем чужой программы.

БУДУЩИЕ МАРСИАНЕ

[4] Перевод Л.Огульчанской.

1

Межпланетный челночный корабль «Бернадотт» вздрогнул, резко накренился и неотвратимо пошел навстречу холодным, уснувшим охристо-красным просторам Марса. Майкл Ахерн, инспектор Организации Объединенных Наций, впервые летел на красную планету. Он с волнением всматривался в обзорный кормовой иллюминатор, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь признаки жизни.

Тщетно. До купола, под которым располагалась колония, было еще далеко, и Ахерн различал лишь унылый, наводящий тоску песок. Он нервничал, как настоящий тайный агент, о мнимо секретной миссии которого известно там, куда он направляется. Ахерна неожиданно бросили на эту мерзкую работу, и он чувствовал, что ему предстоит нелегкое испытание.

У входа в пассажирский отсек послышалось движение, Ахерн обернулся и увидел командира маленького корабля Джури Вэлоинена — высокого лысоватого финна, который раздражал его своими вечными насмешками; Джури провел у пульта межпланетного корабля гораздо больше дней, чем любой другой пилот космических трасс.

— Осталось полтора часа лета плюс-минус пять минут, — сообщил Вэлоинен. — Скоро вы увидите наш купол. Сядем рядом. Боюсь, что когда-нибудь мы опустимся прямо на него, и тогда денежки ООН вылетят в трубу.

Ахерн заставил себя улыбнуться, повернулся спиной к иллюминатору и подошел к командиру. Он был среднего роста, коренастый, рыжеволосый. Как инспектор ООН по особым поручениям повидал самые разные космические края, но так далеко, пожалуй, еще не забирался. Ахерн проделал путь в шестьдесят миллионов миль сквозь межзвездную бездну, чтобы все разузнать о марсианской колонии. Разузнать.