Вне себя - ван Ковелер (Ковеларт) Дидье. Страница 29

Когда Ральф Ченнинг засунул мне в рот ствол пистолета, я всадил нож ему в живот. Потом поджег виллу, как они и собирались, и помчался в посольство США. Я сказал всего несколько слов, и меня немедленно провели в кабинет военного атташе. Я потребовал присутствия первого секретаря, представителей юридической службы и прямой телефон для переговоров с ЦРУ. Прежде чем дать какую бы то ни было информацию, я настоял также на включении в государственную программу защиты свидетелей. Высшая степень секретности, R37: официальная смерть, пластическая операция и новые документы. Только такая мера по-настоящему эффективна. Я знаю об этом не понаслышке: ей я обязан двумя невыполненными контрактами, единственными в моей карьере. Я подстраховался, сказав, что, если меня вздумают ликвидировать, информация о покушении попадет в прессу. У них не было возможности проверить, блефую я или нет. Они даже не знают, известно ли мне имя заказчика. У меня есть догадка на этот счет, но мне плевать. Единственная правда, которая теперь имеет значение, это наша настоящая жизнь по фальшивым документам.

Об остальном я узнал, как и все, из газет. В ночь на пятницу в результате утечки газа в доме 1 по улице Дюрас погибли два человека. В субботу утром президент США завтракал в Елисейском дворце со своим французским коллегой. У входа во дворец во время рукопожатий для прессы прогремел взрыв, вызвавший всеобщую панику. Служба безопасности немедленно задержала группу фотографов, но тревога оказалась ложной. Вариант Далласа [11]: дополнительная мера для прикрытия снайпера. Фотоаппарат, о котором заранее позаботилась Сабрина, должен был сработать, когда он держал свою мишень на прицеле, все подумали бы, что стрелял один из фотографов. За время, потраченное на его поиски, парочка успевала спокойно покинуть квартиру, прежде чем оцепят квартал.

Взорвавшаяся вспышка не была достаточным основанием для ареста, и через день фотографа отпустили. Официально он погиб вместе с нами в овраге в Валь-де-Марн. Среди обгоревших останков нашей машины удалось обнаружить следы присутствия по меньшей мере одного человека.

Все это кажется сегодня таким далеким, никак со мной не связанным: со временем люди из моей прошлой жизни стали совершенно абстрактными фигурами. Куда менее реальными, чем отец-садовник, которого создало мое воображение, опираясь на несколько услышанных под гипнозом фраз. Отец, который обрел плоть в моей коме и сказал: «У тебя будет вторая жизнь, Мартин. Тебе решать, как ты ее проживешь». Голос подсознания, отказ от жизни, которой я жил, не имея возможности изменить.

Стивена Лутца больше нет. Он зарастает личностью Мартина Харриса, его чувствами, как засохшее дерево плющом. Что осталось от человека, которым я был сорок два года? Сирота вьетнамской войны, вечный одиночка, бесчувственный и исполнительный, машина для убийств, отлаженная в Вест-Пойнтской академии, использованная в Гренаде, Палестине, Кувейте, усовершенствованная в лагерях подготовки в Неваде, переведенная в резерв под легендой агента по недвижимости в Сан-Франциско, человек, владеющий шестью языками, умеющий растворяться в толпе, попадающий в цель с трехсот метров и срастающийся под гипнозом с любой личиной… Что сохранил я от него? Физическую форму, быстроту реакции и три вещи, которых мне немного жаль: его пианино, его двухэтажная библиотека с окнами на Золотые Ворота и его кот, которого, надеюсь, приютили соседи.

Все остальное: холодная, привитая в детстве свирепость, вербовка в армию, ложное чувство товарищества, выработавшееся на учениях, равнодушие перед лицом смерти, плата за кровь, обращенная в редкие книги, — оставило лишь поверхностные следы. Я был результатом психологической обработки, и в один прекрасный день меня освободил от нее гипноз. Благодаря прививке личности, которая принялась. Благодаря тайне комы, превратившей банк данных в человека. За те шесть дней, когда я действительно считал себя другим, в моей голове что-то сдвинулось, и последствия этого я обнаруживаю в себе до сих пор.

Верю ли я в искупление? Не знаю, но, сомневаясь, все-таки иду по этому пути. Во всяком случае, я не верю в рок, не оглядываюсь на прошлое, не терзаюсь муками совести: важно не зло, которое я причинил, а добро, которое могу совершить. Пусть пройдет столько времени, сколько потребуется, но я верю в силу моей воли. Я по-настоящему стану тем человеком, которым себя воображал.

АВТОР БЛАГОДАРИТ

Профессора Жана-Мари Пельта за язык растений.

Жана-Клода Переса за расшифровку ДНК и открытия в области трансгенных мутаций.

Профессора Реми Шовена за осведомленность о некоторых парапсихических опытах в бывшем КГБ.

Профессора Пима ван Ломмеля за работы о коме и околосмертном опыте.

Йельский университет за теплый прием.

Джоэля Стернгеймера за музыкальные помидоры.