Мученик англичан - Лепеллетье Эдмон. Страница 4

– Государь, я передам ваше законное требование.

– Я был вынужден поселиться здесь против законов наций и не признаю никакого права держать меня здесь как пленника.

– Губернатор, как видно, желает лучше наблюдать за вами, ваше величество? – заметил Бертран.

– Не думают ли они, что я хочу бежать? Я не имею такого намерения. Но все-таки скажи губернатору, что своего слова в этом я не даю и не дам никогда, потому что это значило бы признать за Англией право считать меня своим пленником, – заключил Наполеон, вставая с дивана.

Бертран записал слова Наполеона в записную книжку и с сияющим лицом обратился к императору.

– Так что вы, государь, согласитесь исчезнуть отсюда, если представится случай?

Наполеон пристально посмотрел на Бертрана и ответил:

– Я увижу, что мне делать, когда этот случай представится. Или, может быть, ты слышал, Бертран, что мои приверженцы хотят приехать за мной? – прибавил он, подумав с минуту. – Разве во Франции заботятся обо мне и желают освободить меня отсюда?

– Я думаю, государь, судя по мнению одного англичанина, что ваши друзья во Франции хлопочут о вашем освобождении. Для этого составлен целый план, известие о котором принесла только что прибывшая с мыса лодка.

– Почему же ты не сказал мне об этом тотчас же, как узнал?

– Я боялся, государь, чтобы этот слух не оказался ложью или какой-нибудь ловушкой со стороны губернатора, и хотел проверить его.

– Ах так? Ну, ты хорошо сделал. Так, значит, дело идет о попытке серьезной, о плане, имеющем шансы на успех?

– Да, государь, но подробности не известны. Все, что я знаю, – это лишь то, что вы получите план этого проекта вашего бегства в шашечнице, которая будет прислана вам неизвестным другом.

– В шашечнице? Отличная мысль! – задумчиво сказал Наполеон. – Посмотрим, обсудим… Я не давал слова оставаться узником. Я подумаю, позволят ли мне бежать как простому арестанту мои достоинство, честь и забота оставить сыну неприкосновенное право на престол. Но все же как только что-нибудь станет известным, сообщи мне.

– Государь, может быть, пришедшая в порт лодка имеет какое-нибудь поручение к вам.

– Ты передашь мне это своевременно, Бертран, а пока отправляйся к губернатору и передай ему мой протест против дурного обращения со мной, против насилия, не допускающего для меня даже прогулки.

Бертран откланялся и вышел.

Наполеон, оставшись один, задумчиво остановился у бюста своего сына и проговорил:

– Если бы я знал наверное, что увижу и обниму тебя, дитя мое, как охотно я бежал бы с этого проклятого острова! Но позволят ли мне государи, держащие тебя заложником, прижать тебя к своему сердцу? Может быть, для тебя, для твоего величия, для твоего будущего царствования будет лучше, если я окончу здесь свою блестящую и вместе с тем несчастную жизнь? А быть может, эта скала Святой Елены будет когда-нибудь подножием трона Наполеона!

Отойдя от бюста сына и желая рассеяться, император подошел к небольшому рабочему столу, за которым обычно диктовал мемуары Ла Сказу, и склонился над развернутой картой ломбардских равнин. Забывая изгнание, оскорбления плена, английских часовых, планы своих друзей об освобождении и печальные мысли о сыне, он стал изучать эту карту, чтобы передать потомству славную историю итальянской кампании, утешаясь в плену воспоминаниями о своем военном гении,

III

Молодая белокурая женщина с черными глазами ирландской красавицы, видимо, встревоженная, смотрела из окна белого домика с зелеными ставнями на одной из улиц Пасси, тогда еще тихого, зеленого предместья Парижа, куда не достигал шум большого города, видневшегося вдали, с выступавшими из тумана колокольнями, башнями и куполами. Отойдя от окна, молодая женщина спросила у прибежавшей на ее зов служанки, чей выговор обличал британское происхождение:

– Сейчас прошел почтальон. Нет ли мне письма, Мэри? Все еще нет?

– Нет, сегодня ничего нет для вас, – ответила маленькая англичанка, выходя из комнаты.

Тогда молодая женщина с печальным видом снова заняла свой наблюдательный пост у окна. Она ждала и караулила таким образом еще со вчерашнего дня, беспрестанно повторяя:

– Что он делает? Что с ним случилось? Почему нет от него известий?

Ее мучили самые мрачные предчувствия. Она страдала еще сильнее от того, что была совершенно одинока, не зная не только в Пасси, но и во всей Франции ни одной души, которой могла бы довериться. Она едва знала даже язык той страны, куда ее привез случай или скорее – любовь к молодому французу.

Эта женщина познакомилась в Лондоне, на одном дипломатическом вечере с Шарлем Лефевром, атташе при посольстве. Дочь английского дипломата, имевшего постоянные сношения с посольством, мисс Люси Элфинстон почувствовала склонность к молодому человеку. Последовали частые встречи. Живой, пылкий и мало щепетильный в делах такого рода Шарль Лефевр, не колеблясь ни минуты, обещал жениться на девушке. Когда же посольство было отозвано в Париж по случаю объявления войны, Люси, готовившаяся стать матерью, не задумываясь последовала за человеком, которого она считала своим мужем, так как перед отъездом молодых людей был совершен обряд венчания, тайный для Франции, но действительный в Англии.

Несмотря на то, что Шарль Лефевр был легкомыслен и вел рассеянный образ жизни, он имел в то же время прекрасное сердце и не хотел бросить ту, которая для него пожертвовала всем, порвала со своей семьей и подвергла себя всеобщему осуждению. Он поклялся ей считать ее своей женой и нанял для нее маленький дом в Пасси, недалеко от Булонского леса. Им же были наняты двое слуг, муж и жена, и привезенная из Англии бонна.

Он навещал Люси ежедневно, а время от времени, как мог чаще, оставался ночевать в маленьком домике в Пасси. Впрочем, это случалось не часто: хотя герцогиня Данцигская знала об этих отлучках сына и не расспрашивала о них, все-таки он признавал, что надо было соблюдать приличия.

Если Шарль не мог прийти на назначенное свидание, он всегда посылал Люси письмо или являлся рано на другой же день, чтобы успокоить подругу. Поэтому молодая женщина, не получив накануне никакого известия, несмотря на обещание письма в случае какой-либо помехи свиданию, была теперь очень встревожена и целый день провела у окна. Когда же настал час обеда, ей пришлось сесть за стол, чтобы не удивлять слуг, а также успокоить мальчика лет десяти, не раз спрашивавшего, что она делает у окна, глядя на проходящих. Ребенок спрашивал также, отчего не идет папа, скоро ли за ним пошлют, не болен ли он? Люси уклончиво отвечала на эти мучительные вопросы, не желая встревожить сына, велела наконец, подавать на стол и сказала бонне, хотевшей убрать один прибор:

– Оставьте это! Хозяин, может быть, сейчас придет…

После печального обеда Люси нежно обняла сына и послала его спать, говоря, что сама устала и тоже сейчас ляжет в постель, а когда очутилась в своей комнате, начала плакать, опасаясь какого-нибудь несчастья с Шарлем.

Вдруг в дверь постучали и вошедшая бонна передала записку, принесенную посыльным. Люси вскочила с кушетки и быстро распечатала долгожданную записку. Там были всего две строчки, написанные карандашом:

«Если вы хотите получить сведения о Шарле Лефевре, то придите сейчас же на площадь Звезды за заставой. Вам сообщат там все достоверно».

Люси долго колебалась. Что это означало? Была ли это ловушка или действительное уведомление? Откуда оно, от кого? Застава Звезды (де л'Этуаль) – местность пустынная, не опасно ли ей идти туда ночью? Отчего Шарль не пришел сам? Все это было таинственно, но походило на правду из-за отсутствия Шарля. Значит, знали о том, что она ждет. Может быть, кто-нибудь из друзей Шарля хотел предупредить ее об опасности, или о болезни, или о несчастном случае? А вдруг Шарль не мог предупредить ее потому, что болен, ранен, может быть, мертв?

Это соображение испугало Люси, но затем ей пришло в голову другое: не исходило ли это приглашение от какого-нибудь доброжелателя, желавшего показать ей Шарля с другой женщиной? Что если Шарль обманывает ее? Пылкая ирландка вспыхнула при этой мысли и сказала себе, что пойдет непременно и сейчас же.