Обещание экстаза - О'Бэньон Констанс. Страница 51

В одной из комнат Виктория увидела портрет красивой черноволосой женщины с темными глазами. Женщина была так хороша, что Виктория подумала: «Художник наверняка ей польстил, таких красавиц на самом деле не бывает».

– Это моя мать, – сообщил Эдвард.

– Сразу видно, от кого ты унаследовал цвет волос и глаз.

– Отец пригласил художника из Англии, чтобы он написал ее портрет в первый год их совместной жизни. Я непременно закажу и твой портрет.

– Расскажи мне о своих родителях, – попросила Виктория.

– Мой отец родился в семье английского графа. Он был третьим сыном, – начал Эдвард с улыбкой, – и поссорился со своим отцом. Из-за чего вышла ссора, я так и не узнал. Но отец уехал в Техас и полюбил эту страну. С моей матерью, дочерью испанского гранда, он познакомился на балу. Она с раннего детства была помолвлена с одним из друзей семьи, но полюбила моего отца. Они бежали, чтобы обвенчаться. Ее отец пришел в ярость и навсегда вычеркнул дочь из своей жизни. Несмотря на это, мои родители были очень счастливы. И мой отец для моей матери построил этот особняк.

– Какая романтичная история, – пробормотала Виктория, глядя на портрет. – Расскажи о них что-нибудь еще. Как их звали?

– Отца звали Майкл, а маму – Марианна, – ответил Эдвард, не сводя с Виктории глаз. – Похоже, я тебя заинтересовал.

– Пожалуйста, продолжай.

– Ты услышишь еще много историй о моем отце, о его честолюбии и безжалостности. Многое из того, что о нем говорят, правда. Он всегда стремился приобрести как можно больше земли, вырастить как можно больше скота и заработать как можно больше денег. Он создал империю Ганноверов и никому не позволял вставать у него на пути… Ты не устала? – Эдвард вопросительно взглянул на жену.

– Нет, прошу, продолжай.

– В то время Техас принадлежал Мексике, и единственной религией здесь была католическая. А мой отец, происходивший из аристократической английской семьи, естественно, исповедовал протестантство. Но, чтобы выжить и владеть землей в Техасе, ему пришлось принять католичество.

– Неужели ты католик? – удивилась Виктория. Она вспомнила, что их венчание совершалась в соответствии с протестантским обрядом.

– Нет. Отец настоял, чтобы меня воспитывали согласно протестантским традициям. Но об отце у меня сохранились только детские воспоминания. Когда мне исполнилось шестнадцать, меня отправили учиться в Англию. Вернувшись через три года, я узнал, что мой отец погиб.

– Как печально, – вздохнула Виктория. – Ты скучал, находясь в Англии?

– Скучал. Мне никогда не хотелось уезжать из Техаса.

– Расскажи что-нибудь еще, пожалуйста.

– Все остальное ты знаешь. Отец дал мне хорошее образование, чтобы я мог управлять своим ранчо. Я научу этому и нашего сына, Виктория.

Эдвард впился в нее взглядом, и она невольно отвела глаза.

– Расскажи что-нибудь о своей матери.

– Моя мама была очень мягкая и добрая. Она оказывала на отца благотворное влияние. Он обожал ее и был готов ради нее на все. Чем-то она походила на тебя, Виктория. Была очень заботливой… мужественной.

Виктория взглянула на мужа с удивлением. Неужели он и в самом деле считает ее такой?

– Твоя мать умерла, когда ты был на войне?

– Да, – подтвердил Эдвард, глядя на портрет.

– У тебя из родственников больше никого не осталось?

– У меня есть ты, Виктория. И знаешь… В этом доме не хватает детского смеха. – Эдвард привлек жену к себе.

– Ты ни о чем другом и думать не можешь – только о своем Рио-дель-Лобо, – возмутилась Виктория.

– Мы с этим домом одно целое. Очень надеюсь, что и ты когда-нибудь полюбишь его.

– Как я могу полюбить Рио-дель-Лобо, когда мое сердце принадлежит Джорджии?

Лучистые глаза Эдварда подернула пелена.

– К черту Джорджию! Пол О’Брайен никогда тебя не получит, Виктория. Я не расстаюсь с тем, что принадлежит мне. А ты моя. – Он отвернулся и бросил через плечо: – Идем, осмотр закончен. Хуанита накроет на стол.

Они обедали в маленькой семейной столовой, сидя друг против друга. Эдвард хранил молчание. По его лицу было видно, что он все еще сердится. Но теперь Виктория знала, что являлось причиной его гнева. Эдвард почему-то считал, что она любит Пола. Она недоумевала: как можно быть таким слепым? Может, ей стоит и дальше скрывать от него свои истинные чувства? Пусть продолжает заблуждаться на ее счет.

– Что будешь делать с плантацией Фарради, когда с тебя снимут обвинение? – неожиданно спросил Эдвард.

– Ты хотел сказать – если с меня снимут обвинения?

– Нет, я сказал именно то, что хотел. Я всегда довожу дело до конца.

Решительное выражение его лица не оставляло сомнений.

– Я пока еще об этом не думала. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к мысли, что когда-нибудь я смогу без помех вернуться в Джорджию.

– Нет, Виктория. Ты не покинешь Техас.

Она молча пожала плечами.

– Может, есть смысл продать плантацию? – спросил Эдвард.

– Никогда! – Виктория вскочила на ноги. – Ты никогда не заставишь меня продать отцовскую плантацию.

– А мне бы очень этого хотелось. Только так ты сможешь порвать все узы, связывающие тебя с Джорджией. Что ж, пока оставим эту тему.

Хуанита подала десерт. Эдвард отодвинул тарелку в сторону и проговорил:

– Ты бы лучше подумала о моем предложении посетить Ямайку.

– Если ты настаиваешь, я поеду с тобой, куда скажешь, – пробормотала Виктория.

– Вот и хорошо, – кивнул Эдвард. – Дэн появится у нас в конце этой недели. Если он скажет, что ты поправилась, мы начнем готовиться к отъезду.

– Неужели ты сможешь бросить Рио-дель-Лобо?

– Пока нас не будет, Эстансио возьмет на себя все дела. А теперь с твоего позволения я тебя покину. – Эдвард поднялся. – Я напишу друзьям на Ямайку – чтобы они нас ждали. А тебе, дорогая, наверное, стоит отдохнуть после обеда.

Эдвард ушел в кабинет, чтобы написать супругам Маршалл, Доротее и Каллэму. Он чувствовал, что должен увезти жену из страны – на тот случай, если Прайса, отправившегося в Джорджию, постигнет неудача и он не сможет снять с Виктории обвинения. Разумеется, Эдвард ни при каких обстоятельствах не собирался сдавать Викторию властям. Он ни за что не расстанется с ней, даже если ему придется продать Рио-дель-Лобо и жить за границей.

После ужина они гуляли по саду. В воздухе ощущалось дыхание осени, и листья на деревьях начали желтеть.

– В этом прекрасном саду легко забыть, что за стенами Рио-дель-Лобо существует другой мир, – пробормотала Виктория.

– Мне тоже порой так кажется. – Эдвард подвел жену к мраморной скамье.

Она села, и он опустился рядом.

– Расскажи мне о своей плантации, Виктория.

Она устремила взгляд куда-то вдаль.

– Это был… мой дом. Я родилась и выросла там, и я полагала, что проживу на плантации всю жизнь. По сравнению с Рио-дель-Лобо наша плантация совсем маленькая. Дом же в типичном для Джорджии стиле. За домом была лужайка, а дальше – река Саванна. Там место тихое и очень красивое. Твой особняк, наверное, раза в три больше моего. Но это мой дом, и я его любила.

– И все же ты его сожгла, Виктория. Почему?

– Я не могла допустить, чтобы янки его разорили!

Эдвард живо представил, как Виктория с отцовским пистолетом в руках стояла на крыльце – маленькая и совсем юная, но тем не менее бесстрашная и мужественная. О, эта женщина заставляла бешено колотиться его сердце и мечтать об обладании ею.

– Я должен сообщить тебе, Виктория, что собираюсь на несколько дней уехать. К сожалению, я не могу отказаться от поездки, в противном случае я бы никогда тебя не покинул.

– Как долго ты собираешься отсутствовать, Эдвард?

– Дня три-четыре, не дольше. – Он обнял жену за плечи. – Ты будешь по мне скучать, дорогая?

Виктория знала, что будет очень скучать. Уже одна мысль о расставании с Эдвардом вызывала у нее тоску. Ей хотелось попросить мужа, чтобы он не оставлял ее, но вместо этого она сказала:

– Пока тебя не будет, я постараюсь чем-нибудь заняться. У тебя в библиотеке много книг, которые мне хочется почитать.