Единственная наследница - Модиньяни Ева. Страница 102

Глава 4

Огромный костер пылал во дворе заброшенной виллы, озаряя золотисто-красными отблесками ее барочный фасад и высокую стену ограды. Под раскрытым шатром, который напоминал о бродячем цирке и одновременно о каком-то живописном стойбище татар. На троне, богато украшенном каменьями разных цветов, сидела повелительница цыган, старуха без возраста, буквально утопавшая в парче и ожерельях. Пели скрипки, звенели цимбалы, и, сидя на толстых персидских коврах, цыгане подпевали заунывной песне на непонятном гортанном своем языке. Отблески огня освещали шатер, высвечивали лицо старой цыганки.

Анна, которая поначалу ожидала увидеть лишь обычный спектакль для скучающих туристов, все с большим интересом наблюдала этот разворачивающийся перед нею ритуал. Она ощущала на себе его глубокое очарование и какую-то языческую торжественность. Мария, Липпи и несколько их друзей безмолвно стояли рядом.

Звуки печальной песни постепенно затихли, и круг под навесом разомкнулся, чтобы пропустить девушку с огромным бурым медведем, у которого было кольцо в носу. Анна невольно залюбовалась восхитительным личиком цыганки, ее черными волосами, ее бархатистыми щеками и маленькими, еще детскими ушами с висящими на прозрачных мочках двумя гроздьями тонких золотых монеток. На девушке была пестрая юбка, не скрывавшая ее босых смуглых ног, и блузка с глубоким вырезом, едва прикрывавшая грудь и плечи. Медведь вразвалочку двигался рядом с ней, могучий и ленивый. Это был мощный зверь, ростом выше человеческого, с густой бурой шерстью. Он тряс головой, заставляя звенеть серебряные колокольчики на ошейнике, и время от времени высовывал свой влажный язык.

Прекрасная цыганка подошла к трону вместе со зверем, и повелительница протянула ей для поцелуя свою сухую темную руку, отягченную кольцами. По знаку девушки медведь тоже поклонился. Вновь заиграла музыка, и начался странный экзотический танец в кругу хлопающих в такт зрителей, в алых отблесках пылающего костра. Красавица и медведь танцевали с какой-то дикой завораживающей грацией. Острые когти зверя, способные разорвать быка, лишь слегка касались бархатистых щек девушки, которая кружилась вокруг него с акробатической легкостью, позвякивая серебряными колокольчиками своего украшенного разноцветными лентами бубна.

Ощущая на себе чей-то пристальный взгляд и уже догадываясь, чей это взгляд, Анна повернула лицо к трону и увидела глаза сидящей на нем повелительницы. Инстинктивно она сделала жест, привычный Чезаре Больдрани, сделала то, к чему он обычно прибегал в самые ответственные моменты жизни. Она достала из кармана жакета его часы с эмалевым циферблатом и невольно сжала их в кулаке. Этим она привела в действие пружину, запускающую музыкальный механизм, и мелодичные звуки «Турецкого марша» вдруг прозвучали в этом магическом круге. Анна вздрогнула и нажала на кнопку часов, остановив этим музыку. Но сигнал уже был услышан. Никто из стоявших рядом не обратил на него внимания, лишь повелительница уловила этот сигнал. Она подняла свою темную высохшую руку и показала на Анну, шепнув что-то мужчине, который стоял рядом с ней. Круг цыган расступился, и, повинуясь гипнотическому взгляду повелительницы, Анна двинулась по направлению к ней.

Старуха сделала приглашающий жест, и Анна села перед ней на диван, обитый пунцовым атласом. В этом татарском шатре, увешанном парчовыми тканями и устланном старинными коврами, стоял запах ладана и миро. Хозяйка шатра сошла с трона и уселась напротив гостьи в удобном бархатном кресле рядом с круглым арабским столиком, инкрустированным перламутром. Цыганочка, которая танцевала с медведем, впорхнула к ним и устроилась у ее ног.

– Пусть еще раз прозвучит музыка твоих часов, – приказала повелительница цыган, и Анна, которая сама привыкла приказывать, на этот раз повиновалась ей беспрекословно. Она достала часы, и под сводами кочевого шатра, насыщенного восточными ароматами, снова раздались мелодичные звуки Моцарта. На древнем лице повелительницы цыган появилась загадочная улыбка. Старуха протянула руку к часам, и Анна отдала их ей. Вспомнив имя, выцарапанное на корпусе часов, она непроизвольно произнесла его вслух: Долорес.

– Да, – кивнула повелительница, – Долорес – это я. – Рассматривая часы, она словно читала на серебряном корпусе их свое прошлое. – Мне было двенадцать лет, когда я познакомилась с твоим отцом. Ведь ты – дочь Чезаре? – Анна молча кивнула. – Ты никогда не спрашивала, а он не говорил тебе, откуда эти часы?.. Нет, ты его никогда не спрашивала, а он тебе этого никогда не говорил. Теперь он мертв, раз часы у тебя. – Она сжала их высохшей рукой и снова загадочно улыбнулась.

– Кто ты? – спросила Анна.

– Я повелительница, – ответила она, – как и ты. Только более старая и, наверное, более мудрая.

– Откуда ты знаешь, что именно мой отец владел этими часами?

– Есть немного вещей, в которых я абсолютно уверена, – сказала старая цыганка. – И эта – одна из них. Ты хочешь знать, кто я? Проще сказать, кто не я. – И дальше она забормотала каким-то странным речитативом. – Я не дыхание, не тело, не плоть и не кости. Я не разум и не чувство. Я то, что находится за дыханием, за телом, за разумом, за чувством. И скоро заря вечного света блеснет передо мной. – Она положила руку на густые кудри девушки, устроившейся у ее ног. – Я была такой же маленькой плясуньей, у которой достаточно храбрости и достаточно нежности, чтобы приручить дикого зверя. Когда душа моя растворится в пространстве света, эта девочка продолжит мой путь. Как ты продолжаешь путь своего отца. Я была такой, когда познакомилась с Чезаре в то далекое лето.

– И чтобы сказать мне это, ты и позвала меня? – спросила Анна.

– Это не я призвала тебя, – ответила повелительница. – Это твой отец сделал так, чтобы мы встретились.

Все это было неправдоподобно и почти абсурдно, как во сне, но Анна продолжала верить в этот сон.

– Я не понимаю, каким образом, – призналась она.

– Не все нужно понимать, – сказала старуха. Анна почувствовала, что изнурена тяжелым днем.

– Ты не хочешь ничего сказать мне, – проговорила она с легким укором.

– Твой дух беспокоен, – возразила старая цыганка, – поэтому ты и не можешь понять. Тебя мучают сомнения, но я не могу разрешить их за тебя, даже если читаю их в твоей душе. Я по ту сторону вашего мира и уже не различаю его.

Анне был и труден этот разговор, и в то же время он страшно интриговал ее. Она стремилась, она должна была наконец что-то понять, что-то такое, что высвободит ее из страшного напряжения, в тисках которого она пребывала уже давно. Значит, были тайны у Чезаре Больдрани, о которых она не имела понятия. Что это был за человек, который связан даже с повелительницей цыган?

– Что произошло между Чезаре и Долорес? – спросила она неуверенным голосом.

Старуха снова улыбнулась.

– Не то, что ты воображаешь, – ответила она. – Хоть мы были молоды и, возможно, любили друг друга.

– Но что же тогда связывало вас?

Старуха закрыла глаза и снова увидела в своей памяти тот душистый августовский вечер. Церковь Сан-Лоренцо, старые тесные лачуги кругом. Та кофта из желтого шелка и юбка до щиколоток, которые были на ней… Она вспомнила ночную грозу, своего разбушевавшегося зверя, что-то страшное, случившееся потом, и хрустальный перезвон карманных часов, который впервые услышала в тот вечер. Все было смутно и таинственно в этом прошлом – какая-то завеса мешала разглядеть его до конца.

– То, что произошло между нами, – сказала она, открывая глаза, – это секрет, который я и сама забыла. Но твоя душа мучается жестоким сомнением. – Она взяла ее руку и, повернув ладонью кверху, внимательно посмотрела на нее.

– Каким сомнением? – удивленно спросила Анна.

– Ты сама это знаешь, – пробормотала цыганка, не отрывая взгляда от ее руки. – Между тобой и твоими сомнениями – океан. По ту сторону океана правда, которую ты хочешь узнать. Поэтому твой отец и прислал тебя ко мне. Ты много раз в своей жизни пересекала эту водную ширь, но то были путешествия без цели. Теперь ты совершишь путешествие, которое просветлит твой разум и уничтожит сомнения. Больше я ничего не могу тебе сказать, потому что другого не знаю.