Адвокат Казановы - Борохова Наталья Евгеньевна. Страница 64

Старушка поджала губы.

– Личная жизнь? А ты вот сама хоть замужем?

– Замужем, – ответила Лиза с улыбкой.

– А дети есть?

– Нет пока. Все еще в будущем.

– В будущем! – возмущенно воскликнула старушка. – Все у вас в будущем… Так и живете, не думая. А потом оглянетесь – жизнь-то уже и прошла.

Настроение Глафиры резко изменилось, и Дубровская не могла понять, почему. Уголки рта старушки задергались, словно пережевывая ругательства, а сморщенные ручки впились в краешек одеяла. Елизавета уже подбирала предлог, чтобы, поблагодарив за внимание, быстрее откланяться. Фантазия ее иссякла, и стало ясно, что посещение бывшей няньки Серебровой оказалось бесполезной тратой драгоценного времени. Глафира не сказала ничего нового и интересного.

Но тут, как назло, появилась сиделка. Улыбаясь и причитая так, как обычно делают взрослые люди, обращаясь к малым детям, она подошла к старушке:

– Ну что? Кто у нас будет кашку? Сладенькую-сладенькую, с маслицем и молочком…

Выражение лица бабули стало вдруг воинственным.

– Не хочу я кашу! Убери эту шпионку, она из горкома!

– Как это не хочу кашку? – обиделась сиделка. – Ай-ай-ай! Кто тут у нас хмурит бровки?

Но Глафиру ее приторные любезности не растрогали. Выпростав из простыней указующий перст, она направила его в сторону гостьи:

– Говорят тебе, убери шпионку. Она пришла про Инночку и Павлика разведать. У, змея!

– Я, пожалуй, пойду, – заволновалась Дубровская. – Бабушка, по-видимому, меня с кем-то путает.

Возникла неловкая пауза, нарушенная громким, нетерпеливым голосом сиделки.

– Глафира Павловна, милая, вы же прекрасно знаете, что ваша гостья пришла не из горкома. По правде сказать, и горкомов-то уже никаких нет! – всплеснула она руками. – Девушка только хотела спросить о том, как вы живете. Что тут ужасного?

Бабуля устало откинулась на подушки. Ее губы дрожали. Пальцы дергали пододеяльник, словно пытались превратить его край в бахрому.

– Кто она? Зачем ей нужны Павлик и Инночка? Я ее не знаю! – твердила она как заведенная.

Сиделка утратила свою невозмутимость, ее круглое лицо порозовело. Она повернулась к Лизе, в голосе звучало смущение:

– Пожалуй, вам лучше уйти. С ней такое время от времени бывает. Бабушка заговаривается. Шутка ли, ей почти девяносто лет!

– Конечно, – согласилась Лиза, – я пойду.

Глафира, видя, что странная гостья собирается ретироваться, предприняла еще одну попытку наступления.

– Шпионка! – приподнялась она на подушках. – Хотела узнать, любовники они или нет? Спят ли они вместе, а?

Дубровская принялась искать сумочку, перчатки и телефон. Не хватало только, чтобы ей пришлось возвращаться в этот сумасшедший дом! Сиделка повернулась к разбушевавшейся пациентке:

– О чем вы толкуете, а? Как насчет моей кашки с маслом?

– Любовники, да? – продолжала вопить Глафира. – Ты это хотела услышать, да? Что они – любовники? Боже, что скажут мне хозяева! «Куда ты смотрела, Глафира? Как ты могла так распустить детей? Они ведь брат и сестра…» Боже, что скажут соседи!

Дубровская выскочила из гостиной. Сиделка помогла отворить дверь.

– Вы простите ее, она сама не ведает, что говорит.

– Пустяки, – криво улыбнулась Елизавета, – я все понимаю. Еще неизвестно, как будем чувствовать себя мы, когда нам стукнет девяносто. Все естественно.

– Вот именно, – согласилась женщина.

Дверь захлопнулась, но голос Глафиры все еще доносился до ушей Лизы, как надоедливая пластинка:

– Они – любовники! Да! Да!

«М-да… Значит, Вощинский и Сереброва были любовниками… – подумала Дубровская. – Но что нам это дает?»

– Конечно, они были любовниками! – вскричал Дмитрий, выслушав рассказ Дубровской. – Тогда понятно, почему Инга питала такое расположение к своему брату. Все ему передала в наследство – и имущество, и фирму. Прямо Санта-Барбара какая-то!

– Не забывай, они не были кровными родственниками, – напомнила ему Елизавета. – Возникновение между ними чувств естественно. Они много времени проводили вместе, воспитывались в одной семье. Да и по возрасту Павел Алексеевич подходил ей больше, чем молодой спортивный супруг.

– Вот только я не убивал ее, – криво усмехнулся Серебров. – Не то что этот любимый родственничек с манерами гомосексуалиста!

– Да, но доказательств все равно нет.

– Тому, что он голубой?

– Да нет, конечно! – досадливо отмахнулась Лиза. – Я имею в виду причастность Вощинского к убийству сестры.

– Значит, мы что-то упустили! – убежденно воскликнул Дмитрий. – Помните, вы как-то говорили о том, что каждое преступление оставляет следы?

– Вообще-то так утверждает учебник криминалистики, – пробормотала Лиза. – Но я уже готова поверить в то, что бывают исключения.

Дмитрий посмотрел на нее, покачал головой и хотел сказать банальную фразу о весенней депрессии, как вдруг его мысль, точно шальная белка, перескочила на другой объект.

– Постойте-ка! – оживился он. – Мы все время говорим про убийство Инги, но ведь имеется еще незаслуженно забытый труп Норы. Малинина ведь тоже как-то погибла!

– Точно, – согласилась Дубровская. – Про твою любовницу мы как-то забыли. Ты считаешь, что ее тоже убил Вощинский?

– А почему бы и нет? – с вызовом осведомился Серебров. – А вы думаете, что она оступилась на лестнице и проломила себе голову?

– Я так не думаю. Но охотно бы поверила в то, что на девушку напал случайный злоумышленник, – предположила Лиза. – Мало ли что случается в темных подъездах вечером.

– Я бы тоже рассматривал это происшествие, как случайность, не являйся Нора свидетельницей по моему делу. Она дала замечательные, с точки зрения Вощинского, показания, но поскольку являлась особой ветреной и ненадежной, он решил от нее избавиться.

– Так ты думаешь, что Нора знала что-то о гибели Инги?

– Наверняка знала, – убежденно ответил Серебров. – Может, даже шантажировала Вощинского, вот он и решился на второе убийство. Смотрите-ка, стиль действий преступника и в первом, и во втором случае совпадает.

– Ты имеешь в виду, что обе жертвы получили черепно-мозговую травму?

– Ну да, про то вам и толкую! И еще: злоумышленнику удается перевести все стрелки на меня, – заметил Дмитрий. – Тяжеленько было бы ему расправиться с Норой, если бы я оставался в следственном изоляторе. Что ни говори, железное было бы алиби!

«Я сошла с ума! – подумала в панике Елизавета, вспоминая вдруг слова следователя. – Позволяю водить себя за нос и рассматриваю неправдоподобные версии двух убийств, тогда как причина их скорее всего сидит сейчас со мной рядом и смотрит на меня честными глазами. Эй, где же ты, хваленая женская интуиция?»

Но интуиция молчала, предлагая Елизавете самой разбираться в лабиринте проблем. Конечно, если бы Дмитрий был на самом деле виновен, разве стал бы он так упорно отрицать свою вину и затеивать это дурацкое расследование? Наверное, нет. Хотя кто его знает… Чужая душа – потемки.

– Вспомнил! – вдруг закричал Дмитрий. – Я кое-что вспомнил!

– Что? – вяло осведомилась Лиза, без особого желания возвращаясь к действительности от своих грустных размышлений.

– Помните, на руке у Норы в день ее допроса в суде был браслет. Ну, такой красивый с гранатовыми камешками. Помните?

– Вроде да, – неуверенно ответила Лиза.

– Ну, я же еще говорил вам про него! В тот день, когда вы спустились после процесса ко мне в подвал! – Серебров заглядывал в глаза Елизаветы, словно стараясь силой мысли вернуть ей выпавшие из памяти фрагменты.

– Да, я вспомнила, – сказала наконец Лиза. – Был браслет. Но какое он имеет значение?

– Большое! Огромное! Браслет принадлежал моей жене. Это была ее любимая игрушка.

– Как же украшение оказалось у Норы? – удивилась Лиза.

– Вот, и я хотел бы знать! – торжествующе произнес Серебров. – Могу только утверждать, что Инга ей такого подарка не делала. В день ее гибели, когда Нора навестила меня вечером, браслет лежал в шкатулке палисандрового дерева среди других безделушек. Малинина примерила его себе на руку, но я заставил ее положить вещь на место. Я ведь тогда еще думал, что Инга вернется.