Сборник рассказов и повестей - Лукина Любовь Александровна. Страница 19

Жуткая из-за непонятности своей подробность: над кабиной, словно корона, тлело вишнево-розовым что-то причудливое и совершенно незнакомое.

Над верблюжьей колючкой в вертикальном высоком прыжке взлетела ополоумевшая «фаланга». Два карабина грянули одновременно, но, кажется, дали промах — стрелять пришлось влет и против света.

Царапин и Петров молча смотрели на подъезжающий самосвал. Кузов его был поднят. Козырек кузова и вся его верхняя часть потеряли привычные очертания, свесились вправо кружевным застывшим всплеском. Сквозь черную в лунном свете окалину розовел раскаленный металл. На переднем колесе моталась какая-то тряпка. Лишь когда самосвал остановился перед воротами, стало ясно, что это — многократно раздавленная «фаланга», вцепившаяся жвалами в край протектора.

Дверца открылась, и из кабины полез командир стартовой батареи майор Костыкин — невысокий, плотный, плечи приподняты, под низко надвинутым козырьком в ночном освещении виден лишь крупный бугристый нос.

Мельком глянув на охраняющих, комбат повернулся к машине.

— Ну! — бросил он шоферу в белой от частых стирок панаме, который к тому времени выключил свет и, не решаясь открыть вторую дверцу, вылез тем же путем, что и Костыкин. — Кто был прав? Я ж тебе не зря сказал: подними кузов…

Внимание комбата привлекла вцепившаяся в покрышку разлохмаченная "фаланга".

— Соображают… — чуть ли не с уважением буркнул он и лишь после этого повернулся к Царапину.

— Кто есть из офицеров?

— Лейтенант Акимушкин, лейтенант Жоголев на шестой пусковой, старший лейтенант Мамолин в "Управлении"…

Комбат неторопливо взялся за козырек и сдвинул его еще ниже на глаза.

— А ну пошли, — вполголоса приказал он Царапину и, подняв плечи выше обычного, шагнул к воротам. Проходя мимо черного мертвеца, искоса глянул на него, но шага не замедлил. Следовательно, имел уже счастье встретиться с ему подобными.

Комбата в казарме звали за глаза «дед» Костыкин. Прозвище — емкое, понятное любому военнослужащему и говорящее об огромном уважении.

Увидев майора, Акимушкин издал радостное восклицание и вскочил, собираясь приветствовать по уставу, но комбат жестом приказал ему не тратить времени зря.

— Какие потери?

Акимушкин доложил.

— В бригаде знают? — Майор уже сидел на вертящемся табурете в обычной своей позе — уперев кулаки в колени.

— Так точно!

— А кто докладывал?

— Мамолин.

— Хреново… — Майор схватил микрофон, щелкнул тумблером.

— "Управление" — «Старту»! Мамолин? Майор Костыкин с тобой говорит. Что доложил в бригаду?

— Доложил, что атаковали нас, товарищ майор. Но они требуют подробно!

— Подробно?… — «Дед» Костыкин снова взялся за козырек и сдвинул его еще на миллиметр ниже. — Значит, пока я буду к вам добираться, передашь в бригаду от моего имени: "Атакованы неизвестными лицами. Национальность нападающих, а также принадлежность их к вооруженных силам какой-либо державы установить не можем. Противник применил неизвестное нам оружие массового уничтожения. Несем значительные потери. За командира дивизиона — майор Костыкин". Все.

— Как — все? — противу всех уставов вырвалось у Мамолина.

Царапин с Акимушкиным тревожно переглянулись.

— Товарищ майор! — Мамолин был совершенно сбит с толку. — Но ведь это же… Ведь они же…

— Я слушаю, — хмурясь, бросил комбат.

— Судя по всему, они… пришельцы из космоса, — запнувшись, выговорил Мамолин.

"Дед" Костыкин стремительно подался к пульту.

— А вот об этом — упаси тебя Боже! А то пришлют тебе сейчас подкрепление… Грузовик с санитарами тебе пришлют! Не теряй времени, Мамолин! Без нас потом разберутся, что они за пришельцы.

Самосвал с поднятым кузовом канул в ночь.

— Ну теперь дело пойдет! — возбужденно приговаривал Акимушкин. — Теперь дело пойдет!

Куда пойдет и о каком деле речь, он не уточнял, но настроение у личного состава после наезда «деда» Костыкина заметно улучшилось. Только бы комбат благополучно добрался до «Управления», а там уж он разберется, как кому действовать.

Вдобавок «фаланги», словно напуганные таким поворотом событий, больше не показывались, прекратилась и стрельба на шестой пусковой. Такое впечатление, что вся эта ночная нечисть вновь отступила на обширный пустырь между огневыми позициями и солдатским городком.

Снаружи в дверцу капонира заглянул Петров.

— У меня патроны кончаются, — предупредил он.

Царапин достал из подсумка гнутую цинковую пластину и спустился из фургончика. Петров, оставив дверь открытой, вошел в капонир и принялся дозаряжать карабин.

— Самосвалом их распугало, что ли? — заметил он, перегоняя патроны в магазин.

Царапин вспомнил раскаленный оплавленный кузов самосвала.

— Левшу я из кабины выгнал… — сказал он вдруг с тоской. — Потом выхожу, а он лежит…

У Петрова сразу заклинило патрон. Ефрейтор заторопился и, чертыхаясь, попробовал вогнать его дурной силой.

— Дай сюда «саксаул», — буркнул Царапин, имея в виду карабин. — А ты пока с моим выгляни…

Но тут снаружи донесся короткий шум, словно кто-то с маху бросился на песок. Потом что-то легонько стукнуло в металлические ворота.

Царапин и Петров метнулись в стороны от открытой дверцы. Только теперь они поняли, какой непростительной ошибкой было оставить хоть на одну минуту подходы к капониру без охраны. Патроны в пальцах Петрова моментально перестали капризничать, и последний — десятый — туго вошел в магазин. Теперь оба карабина были готовы к стрельбе. Но что толку, если те, снаружи, ударят по воротам вспышкой, которой они изуродовали кузов самосвала!

— Стой, кто идет? — уставным окриком попытался вернуть себе уверенность Царапин.

Никто не отозвался. Но никакого сомнения: там, снаружи, кто-то был, кто-то стоял перед металлическими воротами.

— Стой, стрелять буду! — повысил голос Царапин и выразительно посмотрел на Петрова. Тот как можно громче и отчетливее передернул затвор.

— Я тебе постреляю! — неожиданно раздался звонкий и злой мальчишеский голос. — Я тебе сейчас туда гранату катну — ты у меня враз отстреляешься! Подними пушку, я входить буду!