Все будет хорошо, или Свободный плен - Рощина Наталия. Страница 37
– Я чего-то не понимаю, – повернулся к ней Георгий.
– Пойдем потанцуем, – Света вытащила его из-за стола.
– Итак, что ты хотела сказать? – спросил Мартов, когда они вышли на площадку для танцев и начали двигаться в такт медленной, расслабляющей музыке.
– Я ведь никогда не скрывала от тебя, что я избалована жизнью, что привыкла к роскоши. Ты ведь не станешь отрицать, что не заметил этого, живя в нашей квартире?
– Не заметить трудно, но другой вопрос, как я к этому отношусь.
– Как все, я думаю. У каждого свои недостатки, и нужно быть снисходительным.
– И к чему это?
– Одному из нас предстоит учиться дальше. Конкретно – тебе.
– Мне надоели твои загадки!
– Из уважения к своим родителям и чтобы они тебя ни в чем не обвиняли, я сдам эту сессию и окончу первый курс. Потреплю себе напоследок нервишки. – Кажется, она достаточно заинтриговала Георгия, он готов взорваться. – Меньше всего мне теперь нужно волноваться. Я беременна и собираюсь рожать. Как-то у нас это быстро получилось, но что поделаешь. Все к лучшему. Мы молоды, у нас много сил, энергии. Надеюсь, это не слишком подкосило тебя, милый?
Мартов перестал танцевать. Сейчас манерой говорить она напоминала ему самого себя. По законам жанра, он должен выразить неописуемое восхищение и далее, по сценарию, проявлять заботу и участие. Георгий поцеловал Свету и удивленно спросил:
– Почему надо было так сложно говорить о простых вещах? Прекрасное сообщение, только насчет универа, кажется, ты торопишься. С нашей бабой Любой мы сможем обойтись и без академки. Ей во всем можно доверять.
– Ты меня все-таки не понял. Я не хочу учиться, и появляется чудесный повод перестать себя насиловать. Экономика и я – вещи несовместимые.
– Как вовремя ты начала показывать свое истинное лицо, милая, – Мартов ухмыльнулся. Его теория в отношении женщин подтверждалась быстрее, чем он думал.
– Я-то начала, а вот ты до сих пор остаешься вещью в себе. Запомни, женщина не думает, она чувствует.
– Запомнил. Пойдем к столу и отпразднуем сразу два события.
– О втором мне бы хотелось пока умолчать.
– Твое слово – закон. Тогда на сегодня вполне достаточно одного.
– Ты так странно говоришь целый день. По-другому можешь или уже нет?
– С удовольствием:
прочел Георгий из своего любимого «Признания». – Поэт на все случаи и все времена.
Светлана с грустью посмотрела на Мартова и, справившись с подступившим комком, сказала.
– Не думай, что я круглая дура. Я все прекрасно понимаю и осознанно иду дальше. Давай хоть сегодня притворимся, что мы влюблены, счастливы. Только один день, а там…
– Не думал, что тебе так быстро изменит чувство юмора. Говорят, все беременные очень обидчивы и капризны, но ты ведь у меня умница. Не говори глупостей, хорошо?
– Тогда скажи, что любишь меня, что всю жизнь будешь заботиться обо мне и наших детях. Скажи, глядя мне в глаза, что в нашем поступке нет холодного расчета. Я хочу быть уверена, что это не представление удовлетворенных амбиций. Жора, ты умеешь находить слова. Я боюсь, что мы совершили непоправимую ошибку.
Мартов понял, чего она от него ждет. Нет, он не попадется в эту ловушку. Его не разжалобят полные слез зеленые глаза.
– Я всегда по мере сил буду заботиться о вас. Это мужское дело, и я постараюсь выполнять его на «отлично». А теперь перестань безобразничать, улыбайся, на нас смотрят. – Кристина с Сергеем не спускали с молодоженов глаз. Серьезность разговора между ними была очевидной.
– Кажется, идет процесс познания истины. Ни одна сторона не чувствует себя победителем, – философски заметила свидетельница. – Сошлись огонь и вода, теперь стоят, окутанные облаком обжигающего пара. И уйти нельзя, и остаться больно.
– Не преувеличивай, Кристя. – В душе Сергей был с нею полностью согласен. – Люди решили жить вместе, а мы разбегаемся. Это тебя коробит больше всего.
Тарасова бросила на него уничтожающий взгляд. Надоел он ей смертельно. То ли дело Мартов: красивый, умный, веселый, хитрый. Конечно, всех его качеств было не перечесть. Список можно было продолжать долго. Чтобы окончательно не расстроиться, Кристина решила остановиться: «Светка, бестия, быстро сориентировалась. Да и Мартов хорош гусь. Строил парень из себя неприступную крепость, а потом вдруг в один миг сдался. Спрашивается, что так? Наверняка в его душе пламя любви не пылает. Искры от природного влечения плоти – обязательно, но не более того. Это Светка влюблена как кошка. Буравит его своими зелеными глазками, жеманно покусывает алые губы. Но что-то их беседа не кажется легким, непринужденным разговором во время танца».
– Ты знаешь, я могу улыбаться на заказ. И рядом с тобой неплохая актриса, – расплывшись в безмятежной улыбке, протяжно, со свойственной ей неторопливостью, сказала Света. Мартову стало не по себе. Ее преображение было мгновенным, абсолютно естественным. Значит, он тоже неважный психолог, и бог знает, на что способна эта белявочка.
– Ты продолжаешь удивлять меня, милая. Не могу сказать, что я от этого в восторге, но, по крайней мере, такие метаморфозы вносят разнообразие в размеренность жизни, – беря Светлану под руку, ответил Георгий.
– А вот ты уже вряд ли сможешь меня удивить, – уже почти возле стола сказала Света.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Мартов.
– Человек, отказавшийся от собственной матери, не способен меня чем-либо еще удивить. – Ее последние слова были сказаны, когда Георгий вежливо пододвигал для нее стул. Присутствие свидетелей не дало возможности ответить. «Ах ты, тихоня! Поставили чертову печать в паспорте, и пошли гонки на его мораль. Стоп, Мартов, надо спустить пар и спрятать свои эмоции подальше. Осторожнее, Жорик, только дураки себе капканы расставляют. Программа только-только внедряется в жизнь, еще столько предстоит впереди». Думая так, Мартов не имел в виду предстоящее скорое отцовство, воспитание детей, примирение с матерью. Он волновался, предвкушая встречу с родителями Светы. Он должен был очаровать их и не выглядеть коршуном, отобравшим самое дорогое, что они имеют. Его настоящего вхождения в семью еще не было. Баба Люба, ставшая на сторону внучки, выдерживала телефонные атаки дочери и зятя. Она, как могла, смягчала обостренность ситуации и монотонно описывала то, как похорошела и расцвела Светочка.
Тайком от всех пожилая женщина позвонила матери Георгия. Они разговаривали долго, и только шум в коридоре, возвестивший о возвращении Светы и Жоры, стал причиной его окончания.
– Вы простите его, наверняка он все прячет глубоко внутри. Он переживает, но с его характером настаивать на чем-либо бесполезно, – быстро проговорила баба Люба.
– Надеюсь, что он когда-нибудь одумается. Утешает только то, что он не на улице, не в дурной компании и не наделал глупостей, – едва сдерживая слезы, ответила Нина Петровна.
– Да, да. Извините, я больше не могу говорить.
– А мне можно звонить вам?
– Давайте договоримся, что я буду делать это время от времени.
– У меня нет другого выхода. Спасибо, Любовь Павловна.
– До свидания.
– Спасибо еще раз. – Тяжесть от разговора с не находящей себе места женщиной не давала покоя: «Будто и камень с плеч свалился, живой, здоровый. Он несколько раз приходил домой, забирал свои вещи. Только всякий раз подгадывал, чтобы никого не застать. Упрямец, до примирения еще далеко. У него все получается, значит, мать ему не нужна. Может быть, ей тоже не стоило быть такой категоричной?» – Нина Петровна обвиняла себя в том, что своей реакцией подтолкнула сына к решительному шагу. Но нужно ведь было как-то остановить откровенное хамство. Теперь остается только ждать.
Они встретятся еще два раза. Пройдет много лет, прежде чем Мартов случайно увидит свою мать на улице, сделав вид, что не замечает ее. Уже родится Иван, Светлана будет беременна Милой. А отчуждение между Георгием и матерью так и останется на уровне непреодолимой пропасти. Эта женщина больше не была ему нужна. Словно он родился ниоткуда, сам по себе, и человеческие чувства ему чужды. Ничего, никаких чувств не поднималось внутри, когда Светлана в который раз пыталась напомнить ему о ее существовании. На последнем месяце беременности уставшая, бледная, сильно располневшая и страдающая от сильнейшего токсикоза Света позволила себе высказывать то, что думала, безнаказанно. Она уже не один раз обсуждала с бабой Любой неестественность такого положения вещей. Обиды, принципы, свое мнение – это понятно, но должно же быть что-то святое. Только беременность спасала ее от резкой реакции Георгия. Он, как всегда, снисходительно относился к логике женщины. Отсталые, беспомощные существа, лианы на мужском теле. Что они могут смыслить в настоящих чувствах? Однажды Светлана слишком ревностно доказывала, что пора позабыть прошлые обиды и дать еще одной бабушке возможность общаться со своими внуками.