Женщины в любви - Лоуренс Дэвид Герберт. Страница 13

Гудрун стояла возле каменной стенки и не сводила с него глаз.

– Как же я ему завидую! – сказала она низким, полным страсти голосом.

– Уф! – поежилась Урсула. – Там так холодно!

– Верно, но все равно плавать там так здорово, так чудесно!

Сестры смотрели, как пловец уплывал все дальше и дальше, под дымчатую сень сцепившихся кронами деревьев, рассекая серую, влажную, тяжелую водную гладь мелкими гребками.

– Тебе хотелось бы оказаться на его месте? – спросила Гудрун, взглянув на Урсулу.

– Да, – ответила та. – Хотя не знаю – там так мокро!

– Вовсе нет, – рассеянно сказала Гудрун. Она зачарованно смотрела на движение разбегавшихся волн.

Проплыв достаточно большое расстояние, мужчина повернул обратно, теперь уже на спине, и, не поднимая головы от воды, разглядывал стоящих у стенки девушек. Они видели, как поднимается и опускается на легких волнах его раскрасневшееся лицо, и ощущали на себе его пристальный взгляд.

– Это же Джеральд Крич, – воскликнула Урсула.

– Я вижу, – ответила Гудрун.

Она, не двигаясь, вглядывалась в воду и в лицо, которое пока мужчина плыл вперед, то поднималось над гладью озера, то погружалось в нее. Он смотрел на них из другой стихии и сознание его превосходства над ними, возможности единолично владеть целым миром наполняло его душу ликованием. Он был неуязвимым и безупречным. Ему нравились эти энергичные, разрывающие водную гладь движения, и острое ощущение обволакивающей ноги холодной воды, которая только еще сильнее бодрила его. Он видел, что в отдалении, с берега за ним наблюдают девушки, и это ему нравилось. Он поднял руку над водой, приветствуя их.

– Он машет рукой, – сказала Урсула.

– Вижу, – ответила Гудрун.

Они наблюдали за ним. Он вновь сделал рукой приветственный жест, не подплывая, однако, ближе.

– Он похож на нибелунга, – рассмеялась Урсула. Гудрун промолчала и все так же не сводила глаз с водной глади.

Внезапно Джеральд развернулся и быстро поплыл в противоположном направлении, на этот раз на боку. Теперь он был на середине озера, он был одинок и неуязвим, это озеро принадлежало только ему. Он радовался, что в объятиях этой дотоле неведомой ему стихии не было никого, кроме него, что никто не задавал ему вопросов и не требовал соблюдать условности. Рассекая воду ногами и телом, он чувствовал себя счастливым – его ничто не сковывало, ничто не связывало, в этом водном мире он был самим собой.

Гудрун страшно завидовала ему. Ее настолько раздирало желание хотя бы на мгновение оказаться в полном одиночестве в этой водной стихии, что здесь, на дороге, она ощутила себя отлученной от рая.

– Боже, как же чудесно быть мужчиной! – воскликнула она.

– Что-что? – удивленно переспросила Урсула.

– Ты свободен, независим, можешь идти, куда только пожелаешь! – заливаясь румянцем, с горящими глазами взволнованно продолжала Гудрун. – Если ты мужчина и хочешь что-нибудь сделать, то ты это делаешь. Только перед женщиной сразу же возникает тысяча и одно препятствие.

Урсула спрашивала себя, что занимало мысли Гудрун, что могло породить такой всплеск эмоций. Ей никак не удавалось понять сестру.

– Что ты задумала? – спросила она.

– Ничего, – торопливо, точно оправдываясь, сказала Гудрун. – Но только представь себе: предположим, мне захотелось поплавать там, в озере. Это же невозможно, в нашей жизни такое невозможно, я не могу прямо сейчас сбросить одежду и прыгнуть в воду. Но это же смешно, из-за этого мы не можем ощутить всей прелести жизни.

Она так разгорячилась, так покраснела, так разошлась, что Урсула совсем смутилась.

Сестры пошли дальше, вверх по дороге. Их путь лежал между деревьями, а чуть выше раскинулась усадьба Шортландс. Они окинули взглядом длинный приземистый дом, перед которым кедры склоняли свои кроны, а дымка дождливого утра подчеркивала благородство его линий.

Гудрун не сводила с него взгляда.

– Он такой красивый, Урсула, правда? – спросила Гудрун.

– Очень, – ответила Урсула. – В нем столько покоя и очарования…

– У него к тому же есть форма – он часть эпохи.

– Какой эпохи?

– По-моему, восемнадцатого века, века Дороти Вордсворт [3] и Джейн Остен [4], разве я не права?

Урсула рассмеялась.

– Я не права? – повторила Гудрун.

– Возможно. Но, по-моему, Кричи не вписываются в эту эпоху. Насколько мне известно, Джеральд строит небольшую электростанцию, чтобы освещать дом, и к тому же применяет на практике последние достижения прогресса.

Гудрун передернула плечами.

– Разумеется, – сказала она. – Но это ведь неизбежно.

– Действительно, – рассмеялась Урсула. – В нем одном столько энергии, сколько хватило бы на несколько поколений. Его все за это терпеть не могут. Он же берет своих недругов за горло и отшвыривает их в сторону. Как только он усовершенствует все, что только можно, и когда больше нечего будет усовершенствовать, ему не останется ничего кроме как умереть. Но, по крайней мере, рвения ему не занимать.

– Пожалуй, – согласилась Гудрун. – Мне еще не доводилось видеть человека, в котором энергия так сильно била бы через край. Но я, к сожалению, не знаю, куда ее можно направить, на что он ее будет тратить?

– А я знаю, – сказала Урсула. – Он потратит ее на внедрение новейших достижений прогресса!

– Точно, – ответила Гудрун.

– Тебе известно, что он застрелил своего брата? – спросила Урсула.

– Застрелил брата? – воскликнула Гудрун, неодобрительно хмурясь.

– А ты не знала? Это правда. Мне казалось, что ты знаешь. Они с братом забавлялись с ружьем. Он попросил брата заглянуть в дуло, а ружье было заряжено, и мальчику снесло полголовы. Ужасная история, правда?

– Какой ужас! – воскликнула Гудрун. – И давно это было?

– Да, в то время они были еще мальчишками, – ответила Урсула. – По-моему, это один из самых жутких известных мне случаев.

– А он, конечно же, не знал, что ружье заряжено?

– Нет. Понимаешь ли, это старье много лет валялось в конюшне. Никому даже в самом страшном сне не снилось, что оно может выстрелить, никто и не предполагал, что оно заряжено. Ужасно, что это случилось.

– Как страшно! – воскликнула Гудрун. – Страшно даже подумать, что такое с кем-то случилось в детстве, ведь за это потом расплачиваешься в течение целой жизни. Представь себе, двое мальчишек играют – и вдруг такое происходит с ними, происходит совершенно случайно, без всяких причин. Урсула, это ведь очень страшно! Вот что совершенно выводит меня из себя. С убийством еще можно как-то смириться, за ним стоит чей-то умысел. Но чтобы случилось такое…

– Возможно, в этом был какой-то невольный умысел, – сказала Урсула. – Такая игра в убийство изначально заключает в себе примитивное желание убивать, разве нет?

– Желание! – холодно и как-то ожесточенно сказала Гудрун. – Не думаю, что они вообще играли в убийство. Просто один мальчишка предложил другому: «Загляни-ка в дуло, а я нажму на курок, посмотрим, что будет». Мне кажется, это чистой воды несчастный случай.

– Нет, – возразила Урсула. – Я бы, например, ни за что на свете не смогла нажать на курок ружья, будь оно даже десять раз не заряжено, если кто-то в это время смотрел бы в дуло. Человек чисто инстинктивно так не сделает – просто не сможет.

Гудрун умолкла на несколько секунд, совершенно не соглашаясь с сестрой.

– Разумеется, – ледяным тоном произнесла она. – Если ты взрослая женщина, то инстинкт тебя остановит. Но я не думаю, что то же можно сказать и о двух играющих мальчиках.

Она говорила холодно и радраженно.

– Очень даже можно, – упорствовала Урсула.

В этот момент в нескольких ярдах от них женский голос громко произнес:

– Черт бы тебя побрал!

Девушки прошли немного вперед и по другую сторону изгороди, в поле, увидели Лору Крич и Гермиону Роддис. Лора Крич сражалась с воротами, пытаясь их открыть. Урсула тут же быстро подошла к ней и помогла приподнять дверь.