Женщины в любви - Лоуренс Дэвид Герберт. Страница 47
К ним подошла Гермиона Роддис в роскошном белом кружевном платье, набросив на плечи огромную, расшитую крупными цветами шелковую шаль со свисающей до земли бахромой и покачивая огромной плоской шляпой. На фоне ярких нарядов стоящих рядом с ней людей эта высокая женщина со спадающими на глаза густыми волосами и необыкновенным удлиненным бледным лицом, со свисающей до самой земли бахромой огромной расшитой пестрыми цветами кремовой шали смотрелась потрясающе, ошеломляюще, почти жутко.
– Странновато она выглядит! – услышала за своей спиной Гудрун насмешливые голоса девушек. Она была готова их убить.
– Как пожива-а-ете? – пропела Гермиона, милостиво подойдя к ним и медленно обводя взглядом отца и мать Гудрун. Для последней это был тяжкий момент испытания. Чувство сословного превосходства настолько сильно укоренилось в Гермионе, что она позволяла себе знакомиться с людьми только из чистого любопытства, словно они были экспонатами на выставке. Гудрун и сама бы делала то же самое, но ей вовсе не нравилось, когда ее положение давало другим возможность так с ней обращаться.
Прекрасная Гермиона, обласкав семью Брангвенов своим вниманием, увлекла их к тому месту, где Лора Крич принимала гостей.
– Это миссис Брангвен, – пропела Гермиона, и Лора, на которой было накрахмаленное вышитое льняное платье, поздоровалась с ней, сказав, что рада ее видеть.
В этот момент подошел Джеральд, очень привлекательно выглядящий в белом костюме, поверх которого была надета черно-коричневая спортивная куртка. Его также представили старшим Брангвенам, и он тут же заговорил с миссис Брангвен так, будто она была леди, а с Брангвеном – будто тот джентльменом не был. В поведении Джеральда было нечто нарочитое. Ему пришлось пожимать руки левой рукой, поскольку правую он повредил и теперь прятал ее, забинтованную, в кармане пиджака.
Гудрун была необычайно благодарна своим спутникам за то, что никто не спросил его, что с ним случилось.
Пароход приближался, на нем громко играла музыка, с палубы доносились возбужденные голоса. Биркин отправился за чаем для миссис Брангвен, Брангвен присоединился к работникам школы, Гермиона присела рядом с матерью, а девушки отправились на пристань посмотреть, как причаливает пароход.
Он весело пыхтел и гудел, а когда лопасти остановились и были отданы концы, с легким стуком причалил. Пассажиры тут же весело столпились у борта, ожидая, когда можно будет сойти на берег.
– Подождите, подождите, – командовал Джеральд резким голосом.
Им пришлось ждать, пока не закрепят концы и не подадут маленький трап. И тогда все высыпали на берег, веселясь так, словно прибыли из Америки.
– О, как это мило! – восклицали молодые девушки. – Так прекрасно!
Официанты с судна бегали в эллинг с корзинами в руках, капитан стоял на маленьком мостике, облокотившись на перила. Убедившись, что никаких эксцессов не произошло, Джеральд подошел к Гудрун и Урсуле.
– Может, отправитесь следующим рейсом и выпьете чаю на борту? – спросил он.
– Нет, спасибо, – холодно ответила Гудрун.
– Вы не любите воду?
– Воду? Отчего же, очень даже люблю.
Он пристально посмотрел на нее.
– Тогда вам не нравится идея поездки на пароходе?
Она не торопилась с ответом, а затем медленно произнесла:
– Да, совершенно верно.
Она вспыхнула, казалось, она на что-то злилась.
– Un peu trop de monde [23], – объяснила Урсула.
– Что? Trop de monde? – он издал короткий смешок. – Да, их тут хватает.
Гудрун с сияющим лицом повернулась к нему.
– Вы когда-нибудь плавали на пароходе по Темзе от Вестминстерского моста до Ричмонда?
– Нет, – сказал он. – Никогда.
– Это одно из самых ужасных ощущений в моей жизни.
Она говорила быстро и взволнованно, ее щеки залил румянец.
– Там совершенно негде было сидеть, совсем негде, мужчина на верхней палубе всю дорогу пел этот свой старинный гимн про морские глубины: он был слеп и у него была маленькая шарманка. Он ждал, что ему заплатят, поэтому можете себе представить, на что это было похоже. Из трюма несло кухней, раскаленными машинами и машинным маслом; мы ехали, и ехали, и ехали; а по берегу нас в буквальном смысле преследовали эти ужасные мальчишки, они бежали по этому кошмарному речному илу, иногда проваливаясь в него по пояс – они подворачивали края штанов и увязали в этой неподдающейся описанию грязи по колена. Они все время таращились на нас и горланили, точно падальщики: «Пожалуйста, сэр, пожалуйста, сэр, пожалуйста, сэр», как самые настоящие падальщики, это было так омерзительно! А отцы семейства, стоящие на палубе, смеялись, когда мальчишки падали в грязь, и иногда бросали им полпенса. Видели бы вы, с какой жадностью эти мальчишки кидались в ил за брошенными монетами – ни один стервятник, ни один шакал по омерзительности и близко к ним не стоит. Я больше никогда не поеду на прогулочном пароходе – никогда.
Пока она говорила, Джеральд пристально смотрел на нее, и в его глазах отражалось легкое возбуждение. Волновало его не то, что она говорила: его возбуждала она сама, возбуждала своей едва заметной живой иронией.
– Естественно, – произнес он, – у каждого организма есть свой дефект.
– Что? – вскричала Урсула. – В моем организме нет дефекта.
– Он не об этом говорит, он говорит про ситуацию в целом, когда отцы семейства, смеясь, развлекаются, бросая полпенсовые монеты, а матери в это время раскладывают на своих жирных коленях всякую снедь и едят, едят, постоянно едят, – ответила Гудрун.
– Да, – согласилась Урсула. – Дело ведь не в мальчишках, а в самих людях, в общем их поведении, можно сказать.
Джеральд рассмеялся.
– Хорошо, – сказал он, – не поедете, значит, не поедете.
Это укоризненное замечание вызвало краску на лице Гудрун. На какое-то время воцарилось молчание. Джеральд, точно часовой, наблюдал за посадкой на пароход. Он выглядел очень привлекательным и сдержанным, однако его почти что военная бдительность вызывала известное раздражение.
– Тогда выпейте чаю прямо здесь или пойдите к дому, мы установили на лужайке навес, – предложил он.
– А нельзя ли нам взять весельную лодку и сбежать отсюда подальше? – спросила Урсула, которая всегда излишне торопилась.
– Сбежать? – улыбнулся Джеральд.
– Видите ли, – воскликнула Гудрун, краснея за явную грубость своей сестры, – мы здесь никого не знаем, мы здесь совершенно чужие.
– О, я вполне могу снабдить вас несколькими знакомыми, – без обиняков предложил он.
Гудрун изучающе взглянула на него, пытаясь понять, от чистого ли сердца шло его предложение.
– Нет, – сказала она, – вы прекрасно понимаете, о чем мы говорим. Нельзя ли нам сплавать в ту сторону и исследовать тот берег?
Она указала на рощицу на другой стороне озера, растущую на холме неподалеку от берега.
– По-моему, вон там совершенно чудесно. Мы сможем там даже искупаться. Когда солнце так освещает это место, просто глаз не отвести. Нет, правда, оно напоминает долину Нила – воображаемого Нила, конечно же.
Такой повышенный интерес к отдаленному местечку вызвал улыбку на лице Джеральда.
– А это не слишком близко? – с иронией поинтересовался он, но сразу же прибавил: – Хорошо, конечно же, плывите туда, только сначала давайте найдем лодку. Похоже, что их уже разобрали.
Он окинул взглядом озеро и сосчитал все находящиеся там лодки.
– Как было бы здорово! – мечтательно воскликнула Урсула.
– А чаю вам не хочется? – поинтересовался он.
– Хорошо, – согласилась Гудрун, – выпьем по чашечке и поедем.
Он, улыбаясь, переводил взгляд с одной сестры на другую. Он был слегка обижен и в то же время забавлялся.
– А вы сможете сами управлять лодкой? – спросил он.
– Да, – холодно произнесла Гудрун, – вполне.
– Да, конечно! – воскликнула Урсула. – Мы обе умеем грести не хуже водомерок.
– Правда? Тогда, может, возьмете мое небольшое каноэ, я не вывел его на воду только из-за боязни, что кто-нибудь перевернется в нем и утонет. Если вы поедете в нем, с вами ничего не случится?
23
Cлишком много людей. (фр.)