Женщины в любви - Лоуренс Дэвид Герберт. Страница 70

Гудрун была совершенно спокойной. И для нее все это было очень важным. Новая возможность казалась ей занятной. Винифред была замкнутой, скептично настроенной девочкой, она никогда бы не одарила человека своей привязанностью. Гудрун она понравилась и даже заинтриговала. Первая встреча прошла унизительно неуклюже. Ни Винифред, ни ее наставница не знали, как вести светскую беседу. Однако вскоре они встретились в ином, сказочном мире. Винифред не замечала людей, если они, в отличие от нее самой, были серьезными и скованными. Она не воспринимала ничего, что выходило за пределы мира развлечений; самыми главными людьми в ее жизни были ее четвероногие любимцы. На них-то, по иронии судьбы, она и обрушивала свою любовь и привязанность. Остальным же человеческим существам она просто подчинялась, подчинялась со скукой и легким безразличием.

Одним из ее любимцев был пекинес по кличке Лулу.

– Давай-ка нарисуем Лулу, – предложила Гудрун, – и посмотрим, получится ли у нас уловить его «лулуизм».

– Милый мой! – воскликнула Винифред, подбегая к собаке, которая с грустным созерцательным взглядом возлежала у камина, и целуя ее выступающий лобик. – Сокровище мое, будешь позировать? Позволишь мамочке нарисовать свой портретик?

Затем она довольно хихикнула и, повернувшись к Гудрун, поторопила ее:

– Давайте скорее рисовать!

Они взяли карандаши и бумагу.

– Драгоценнейший мой, – восклицала Винифред, стискивая собаку в объятиях, – сиди смирно, пока мамочка рисует твой чудесный портретик.

Собака с печальным смирением подняла на девочку свои выпуклые глаза. Винифред страстно расцеловала ее и сказала:

– Интересно, каким будет мой рисунок! Скорее всего, кошмарным.

И она рисовала, хихикая про себя, и иногда только восклицала:

– О сокровище мое, какой же ты красавчик!

И, все также хихикая, она с каким-то кающимся видом подбегала обнять песика, словно чем-то неуловимо обижала его. А он смиренно сидел, и на его темной бархатной мордочке виднелись отблески далеких веков.

Винифред рисовала медленно, в ее сосредоточенном взгляде мелькали злорадные искорки, она застыла на одном месте, свесив голову набок. Казалось, она колдовала, выполняя какой-то магический ритуал. Внезапно рисунок оказался законченным. Она взглянула на собаку, затем на бумагу и воскликнула, с обидой за собаку и в то же время с каким-то дьявольским восторгом.

– Красавец мой, за что ж тебя так?!

Она подошла к собаке и сунула ей листок под самый нос. Песик склонил голову в сторону, огорченный и смертельно обиженный, а она порывисто поцеловала его крутой бархатный лобик.

– Это ж Лулу, это же маленький Лулу! Взгляни на свой портретик, малыш, взгляни на портретик, посмотри, как мамочка тебя нарисовала.

Она посмотрела на рисунок и хихикнула. Затем, еше раз чмокнув пса, она поднялась на ноги и с серьезным видом подошла к Гудрун, протягивая ей листок.

На нем был в гротескной манере схематично изображен причудливый зверек, и в этой картинке было столько злорадства и комизма, что улыбка сама собой появилась на лице Гудрун. А стоящая рядом Винифред довольно хихикнула:

– Он ведь совсем не похож, да? Он намного красивее, чем это чудовище. Он такой красавец – ммм, Лулу, мой сладкий.

Она порхнула к обиженной собачке и заключила ее в объятия. Пекинес взглянул на нее укоряющим и мрачным взглядом, в котором читалась вечность бытия. Затем она вновь подбежала к своему рисунку и удовлетворенно усмехнулась.

– Он ведь совсем не такой, правда? – спросила она Гудрун.

– Напротив, он как раз такой, – ответила та.

Девочка везде носила рисунок с собой, бережно прижав его к груди и с молчаливой застенчивостью демонстрировала его всем и каждому.

– Смотри, – сказала она, вкладывая листок отцу в руку.

– Да разве это Лулу? – воскликнул он.

И удивленно посмотрел вниз, услышав почти дьявольский смешок стоящей рядом с ним девочки.

Когда Гудрун первый раз приехала в Шортландс, Джеральда там не было. Но на следующий же день после возвращения он отправился ее искать.

Утро выдалось солнечным и теплым, он гулял в саду и останавливался на дорожках, рассматривая цветы, распустившиеся за время его отсутствия. Он был свеж и собран, как никогда ранее, тщательно выбрит, волосы, сияющие в лучах солнечного света, были тщательно расчесаны на пробор; короткие, светлые усы были коротко подстрижены, а глаза мерцали насмешливым, добрым и в то же время таким обманчивым светом. Он был одет во все черное, одежда прекрасно сидела на его плотном теле. Но когда он, залитый утренним светом, останавливался перед клумбами, он выглядел одиноко и потеряно, словно ему чего-то не хватало.

Внезапно рядом с ним оказалась Гудрун. На ней был синий костюм и шерстяные желтые чулки, как у учеников школы Крайст-Хоспитал. Он удивленно поднял на нее глаза. Ее чулки все время приводили его в смущение – на этот раз на девушке были бледно-желтые чулки и тяжелые черные туфли.

Винифред, которая играла в саду с мадемуазель и собаками, прилетела вслед за Гудрун, словно бабочка. На девочке было платье в черно-белую полоску. Ее волосы были подстрижены коротко и ровно.

– Мы ведь будем рисовать Бисмарка, да? – спросила она, просовывая руку под локоть Гудрун.

– Да, обязательно. А ты хочешь?

– О да, еще как! Мне ужасно хочется нарисовать его портрет. Он сегодня такой великолепный, такой яростный. Он такой огромный, прямо вылитый лев.

И девочка злорадно рассмеялась такому сравнению.

– Он самый настоящий царь зверей, самый настоящий.

– Bonjour mademoiselle, [35] – маленькая гувернантка-француженка приветствовала ее легким кивком, который был особенно неприятен Гудрун, поскольку она видела в нем необычайное высокомерие.

– Winifred veut tant faire le portrait de Bismarck!.. Oh, mais toute la matinee c’est… – «Сегодня утром мы будем рисовать Бисмарка!» – Bismarck, Bismarck, toujours Bismarck! C’est un lapin, n’est-ce pas, mademoiselle? [36]

– Oui, c’est un grand lapin blanc et noir. Vous ne l’avez pa vu? [37] – спросила Гудрун на своем хорошем, но довольно тяжеловесном французском.

– Non, mademoiselle, Winifred n’a jamais voulu me le faire voir. Tant de fois je le lui ai demande, “Qu’est-ce donc que ce Bismarck, Winifred?” Mais elle n’a pas voulu me le dire. Son Bismarck, c’etait un mystere. [38]

– “Oui, c’est un mystere, vraiment un mystere! [39] Мисс Брангвен, скажите, что Бисмарк – это загадка, – воскликнула Винифред.

– Бисмарк – загадка, Bismarck, c’est un mystere, der Bismarck, er ist ein Wunder, [40] – изображая, что она читает заклинание, пропела Гудрун.

– Ja, er ist ein Wunder, [41] – повторила Винифред со странной серьезностью, под которой таилась злая усмешка.

– Ist er auch ein Wunder? [42] – презрительно ухмыльнулась мадемуазель.

– Doch! [43] – коротко отрезала Винифред с полнейшим безразличием.

– Doch ist er nicht ein Konig. [44] Бисмарк не был королем, Винифред, как это получается с твоих слов. Он был всего лишь – il n’etait que chancelier. [45]

– Qu’est-ce qu’un chancelier? [46] – поинтересовалась Винифред с легким презрительной безучастностью.

– A chancelier – это канцлер, а канцлер, по-моему, это что-то вроде судьи, – сказал подходя к ним Джеральд и здороваясь с Гудрун за руку. – Вы скоро песню про Бисмарка придумаете.