Интендант третьего ранга - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 6

Снаружи светило солнце, и ему стало спокойнее на душе. Семен все еще топтался у пушек, Крайнев подошел и сунул ему кобуру:

- Подарок!

- Хорошая вещь! - оценил Семен, доставая пистолет. - На германской войне был у меня…

- Патронов нету! - предупредил Крайнев.

- В Рулинке поищем! Там много всего…

"Были бы, так привезли!" - хотел сказать Крайнев, но промолчал.

- Трехдюймовки Путиловского завода, образца 1902го! - сказал Семен, указывая на покалеченные пушки. - С такими мы на германской воевали. Вот когда пригодились.

- Уже не пригодятся!

- Одна целая, - сощурился Семен. - На боку лежит - только и всего. Даже панораму не повредило!

Крайнев смотрел на него вопросительно.

- На опушке есть передки, а у нас - два коня! - продолжил Семен. - Упряжь по штату…

- Ехать по дороге… - нерешительно произнес Крайнев. - Вдруг опять патруль?

- Отобьемся! - махнул рукой Семен. - Оружия здесь - вагон! Можно даже пулемет сыскать…

Отговаривать его было бесполезно, и Крайнев сдался. Вдвоем они поставили пушку на колеса (пришлось поддеть оглоблями), прицепили к передку и запрягли коней. Затем бросили седла на передок и примостились сами. Пулемет они и в самом деле нашли, даже два, но оба оказались разбитыми. Крайнев подобрал несколько винтовок, зарядил (патроны он прихватил в Рулинке) и сложил в ногах. Семен управлял парой, а Крайнев сидел рядом, напряженно поглядывая по сторонам.

- Похоронить бы солдат! - сказал Крайнев, когда они отправились в обратный путь. - По человечески…

- Завтра приведем деревню! - пообещал Семен. - Вдвоем за неделю не справиться…

В Долгий Мох они вернулись затемно. Никто не встретился им на пути, но Семен побоялся тащить пушку к дому. Поэтому вначале долго искали место в лесу: чтоб недалеко, но укромно, потом маскировали орудие. Топора не было, идти за ним в деревню Семен поленился; рубили ветки саперной лопаткой, найденной в передке. Веток понадобилось много. Потом повели коней на лужок у деревни, где Семен расседлал их, спутал и оставил пастись. В дом ввалились уже совсем без сил. Оба отказались от ужина. Составили винтовки в углу, выпили по кружке молока и повались спать. Семен - на печке, а Крайневу постелили на той самой лавке, где он сидел за обедом. Матрас был набит сеном, мягким и душистым, Крайнев, как упал на него, так сразу и уснул.

…Проснулся он от тишины. В его городскую квартиру, несмотря на двойные стеклопакеты, всегда доносился уличный шум. Как всякий городской житель Крайнев привык к нему. Сейчас в доме стояла полная тишина. Свет полной луны, вливаясь в окошко, наполнял избу холодным мерцанием, делая все нереальным: стол, лавку, печь в дальнем углу, висящие на шестке у печи рушники… Крайнев не сразу понял, где это он, а, вспомнив, резко сел на постели. Это был не сон. Он явственно ощущал под умявшимся матрасом твердую лавку, пахло сеном и - от стоявших в углу винтовок - оружейным маслом и сгоревшим порохом. Он спустил ноги вниз. Половицы были твердыми и холодными. Крайнев сунул ноги в сапоги, взял со стола офицерскую сумку Брагина. Помедлив, прихватил давешний карабин обозника - в этот раз магазин его был полон. Тихо скинув крюк с двери, он вышел во двор и сел на лавочку у крыльца. Карабин примостил между ног. Хотелось курить - до звона в ушах. К табаку Крайнев приобщился поздно, уже в воинской части, до этого бабушка запрещала, а ослушаться было стыдно. Сняв погоны, он решительно отказался и от курева, даже дыма табачного не переносил, но сейчас тянуло так, что сил не было! Крайнев заерзал на лавочке и вдруг услышал тихие шаги в сенях. Скрипнула дверь, и во двор вышел Семен. Он был в одной рубахе и бос.

- Что вспоролся? - спросил, присаживаясь рядом.

- Не спится.

- Мне тоже, - вздохнул Семен. - Всем вчера хватило… Человека убить - не кабанчика резать, да кабанчика по первости муторно. Дочка трусится… Говорил ей: "Не ходи!" Нет… "Именины у тетки, как не поздравить?!" Вот и поздравила… С другой стороны родни у нее - только я да тетка…

- Почему? - спросил Крайнев. Спрашивать было не деликатно, но он чувствовал - можно.

- Была у меня семья, - заговорил Семен, доставая кисет и сворачивая цигарку. - Жена, детей четверо… Жена на десять лет моложе. Я пока воевал, а потом в плену горбатился, сверстники поженились, детей завели. Вернулся, старый уже, под тридцать, девки только смеются, хоть ты вдову какую ищи. А тут Дуня… Шестнадцать лет, одна дочка у родителей, не хотели за меня отдавать - только крик стоял! Потому в Долгий Мох переехали, не дали бы там жить…

Краев так жадно глядел на цигарку в руках Семена, что тот почувствовал его взгляд и молча отдал. Себе свернул другую. Чиркнул спичкой. Крайнев блаженно затянулся ароматной махрой и с наслаждением выдохнул дым.

- Вот… - продолжил Семен, в свою очередь выпуская дым. - Все было ладно, а тут менингит… Настя в Городе жила, школу заканчивала, поэтому не заразилась, а Дуня за детьми ходила… Она и трое детей, один за другим… В деревне тогда много народу умерло, но ни у кого столько, как у меня…

Крайнев скосил глаз и увидел на небритой щеке Семена мокрую дорожку. "Антибиотиков у них еще нет, - вспомнил он, - а без них менингит - смерть… Как туберкулез, воспаление легких, дизентерия… Каменный век!"

- Что теперь будет, Ефимович! - спросил Семен, бросая потухшую цигарку. - В ту войну мы германца дальше Сморгони не пустили, но Ленин ему в восемнадцатом полстраны отдал. Сейчас немец под Смоленском…

- Наполеон и в Москве был…

- Думаешь, будет, как с Наполеоном?

- Будет!

- Но пока обратно погонят, горя хлебнем, - заключил Семен. - Мыла нет, соль, спички и керосин кончаются… Хоть бы немец не трогал. В германскую он не особо…

- Так то в германскую! - сказал Крайнев, вставая.

- Ты куда?

- Пройдусь!

- Иди! - согласился Семен. - Все равно никого вокруг. Немец по ночам не воюет…

Крайнев вышел за ворота и зашагал по пыльной дороге. Сапоги вязли в мягком песке, босые ноги болтались внутри, идти было неудобно. Но он упрямо шагал вперед. Подойдя к кладбищу, где вчера хоронили убитых, он бросил взгляд - свежий могильный холмик явственно темнел посреди залитой лунным светом поляны. Крайнев пошел дальше, больше всего опасаясь заплутать в ночном лесу. Не заплутал. Это был тот же поворот, тот куст лещины, за которым он стоял менее суток назад. Крайнев нашел место, где очутился в самом начале, поправил поудобнее ремень карабина на плече. Вздохнул. И запахло прелью…

Он лежал на любимом диване в своей квартире. Горела люстра, работал включенный телевизор. На больших стенных часах было 22.13. Примерно столько же, как он провалился. Крайнев поморщился - ложе карабина жестко упиралось в спину - и встал. Сапоги громыхнули о ламинат. Он стащил их и швырнул в угол. Затем отнес туда же карабин и сумку. И только после этого, внутренне сжимаясь, взял в руки электронные часы со столика. День был тот же. Он поочередно проверил числа на карманном компьютере, затем на большом, дождался упоминания даты в сводке телевизионных новостей. Они совпали. В августе 1941го он провел часов двадцать, но в квартире отсутствовал несколько минут. Или один миг…

Крайнев вернулся к сложенным в углу вещам, взял карабин. Оружие было тяжелым, металл рукоятки затвора - холодным. Крайнев повернул и потянул ее, ловко поймал выскочивший из ствольной коробки патрон. На кухне он пассатижами вывернул пулю из гильзы, высыпал порох на полированный металл мойки, поднес кухонную зажигалку. Порох взорвался ослепительной вспышкой. "Из карабина можно стрелять! - подумал Крайнев. - Почему бы и нет? Взрывчатка не портится. Если не держать ее в агрессивной среде…"

Внезапно ему захотелось спать. Выбросив гильзу и пулю в мусорное ведро, он пошел в ванную, принял душ (время в квартире не изменилось, но прошедшие двадцать часов он на себе ощущал). Затем быстро разобрал постель и провалился…