Мой единственный человек - Воробей Вера и Марина. Страница 7

Прощаясь, Николай спросил:

– Можно я тебе позвоню, если возникнут какие-нибудь вопросы?

– Конечно, – улыбнулась девушка. – Звоните в любое время. Я очень поздно ложусь… А когда все это покажут? – задала она вопрос, ответ на который волновал ее больше всего.

– Если ничего не случится, послезавтра, – ответил Николай, наморщив для чего-то лоб.

– А что может случиться? – заволновалась Галина.

– Да в принципе, будем надеяться, что ничего… Хотя в нашем деле всякое бывает. Кассета, например, может потеряться, – пожал плечами Николай и подмигнул Галине.

– Нет уж, вы постарайтесь ее не потерять!

– Постараемся, – заверил ее Николай, и съемочная группа, простившись с хозяйкой, покинула квартиру.

7

Еще долго после ухода съемочной группы Снегирева не могла успокоиться. «А все ли я сказала? – с тревогой спрашивала себя девушка. – А вдруг упустила что-то важное? Нужно было рассказать, что родители Игоря работают в государственном учреждении и что столько денег они при всем желании и за десять лет не соберут… И еще одну вещь я забыла! Очень важную. Деньги-то нужны срочно! Ведь Игорь сам сказал, что через три месяца уже будет поздно… Эх, клуша я, клуша! Ну ничего, вечером позвоню Николаю и все скажу. Он же оставил мне свою визитку», – с облегчением подумала Галя, усаживаясь на стул около телефонного аппарата.

Внезапно у нее возникло желание позвонить Люсе Черепахиной и поделиться с ней новостями. Галя посмотрела на часы – половина третьего! Надо же! Как быстро время пролетело. А ведь ей казалось, что съемка длилась не больше часа. Ну, от силы полтора…

Люся уже вернулась из школы и сама подошла к телефону.

– Привет, Люсь! В общем, приезжали.

– Кто приезжал? – не сразу смекнула Черепашка.

– Телевизионщики из программы «Времечко»! Помнишь, я тебе в кафе рассказывала, что звонила им.

– А-а-а! – обрадованно протянула Люся. – Конечно, помню! Ну, расскажи, как все прошло? Я же говорила тебе, приедут, а ты не верила! Рассказывай.

– Да особо-то и рассказывать нечего, – закокетничала вдруг Снегирева. Ей очень льстило внимание Черепашки, и, наверное, где-то на подсознательном уровне Галина хотела сделать так, чтобы эти внимание и интерес не угасли. Вот и решила пококетничать немного, чтобы Черепашка ее поуговаривала. И та, словно прочитав Галины мысли, заканючила вдруг:

– Ну, Галка! Так не честно. Расскажи! Интересно же…

И Снегирева принялась взахлеб рассказывать Черепашке о том, что произошло с ней каких-то полчаса назад. Люся слушала с неподдельным интересом. Только пару раз она перебила Галю вопросами:

– Значит, в какой-то момент они пустят за кадром твое стихотворение?

– Ну да… «Мой единственный человек» называется. Я тебе завтра его прочитаю, – с готовностью отозвалась Галина.

– А в кадре в это время что будет происходить? Ты, случайно, не знаешь? – голосом матерого профессионала поинтересовалась Черепашка.

– Не знаю, – сникла было Снегирева, но тут же воспряла духом, вспомнив слова Николая: – Люсь, режиссер сказал, что еще не решил, как построить сюжет. В смысле композиции, что когда показывать, понимаешь?

– Понимаю… – протянула Черепашка. – Только неплохо было, если б они, перед тем как пускать репортаж в эфир, показали его вначале тебе. А то знаешь как бывает, ожидаешь увидеть одно, а они там так намонтируют, что ты только сидишь у телевизора и диву даешься: это ж надо было так все переврать! Сколько угодно таких случаев, Галь.

– А что же теперь делать? – упавшим голосом спросила Снегирева. – Николай даже не заикался о том, что позовет меня на просмотр.

– Ладно, не переживай раньше времени, – уверенно заявила Черепашка. – Я сегодня буду в «Останкино», зайду к ним в редакцию и постараюсь это дело уладить.

– Спасибо тебе! – кинулась благодарить Черепашку Галя. – Большое…

– Подожди, – перебила ее Люся. – Ты лучше скажи, ты поэму патриотическую писать начала уже?

– Нет пока, – виноватым голосом призналась Снегирева.

– А зря, – подлила масла в огонь Черепашка. – Я сомневаюсь, что с помощью этого репортажа тебе удастся собрать всю сумму, каким бы гениальным и душещипательным он ни оказался.

– Ты права, Люсь… Я обязательно… Прямо сегодня… Честное слово… Хорошо, что ты мне напомнила…

– Да мне-то что? – перебила Галин словесный поток Черепашка. – Передо мной-то ты можешь не оправдываться. Просто я за дело переживаю. Слушай! – вдруг громко выкрикнула она в трубку, так что Снегирева даже вздрогнула от неожиданности. – У меня идея! Короче, живет на свете человек по кличке Патриот. Эта кличка приклеилась к нему еще с середины семидесятых годов, когда он сидел в тюрьме за хранение антисоветской литературы… А ты знаешь, что в те времена называли антисоветской литературой?

– Нет, – ошарашенно призналась Галя. Она все еще никак не могла взять в толк, чем вызвано столь внезапное оживление Черепашки и к чему она вообще заговорила о каком-то уголовнике.

– Солженицын, Василий Аксенов, Венедикт Ерофеев, Набоков, Цветаева, Пастернак, Мандельштам, – продолжала как из пулемета строчить Люся. – Все это считалось в те годы антисоветской литературой, а людей, которые читали эти книжки и другим давали, называли диссидентами. Слышала такое слово?

– Конечно, – откликнулась Галя. – Только что плохого в стихах Пастернака и почему они антисоветские? – искренне удивилась она.

– А это ты у тогдашних правителей спроси, – хихикнула Люся. – Правда, вряд ли тебе это удастся… Никого из них, кажется, уже в живых нет. Но я не об этом. Ты не перебивай, а то я мысль потеряю. Короче, этого, так сказать, диссидента в тюрьме окрестили Патриотом. А он, надо сказать, и в самом деле очень любил родину. Он потому и хранил у себя все эти книжки и распространял их, что гордился тем, что все эти поэты и писатели – его соотечественники, понимаешь? И еще он боялся, что о них вообще забудут. И в тюрьме все заключенные, даже матерые уголовники, относились к нему с большим уважением. Но про тюрьму много писать не стоит, мне кажется… Короче, нам этот Патриот интересен сейчас, в наше время. Ну, сколько ему может быть лет?

– Где-то под пятьдесят, – оживилась Снегирева. Наконец-то до нее начало доходить, куда клонит Черепашка.

– Ну да, – согласилась та, – я тоже так думаю: около пятидесяти. И он стал дико крутым бизнесменом. Допустим, у него свое издательство…

– Точно! – в тон ей завопила Галя.

– Но он честный издатель, понимаешь? Никого не обманывает, авторам платит, как положено, налоги и все такое, никакими черными делишками не занимается. И издает только настоящую литературу.

– Класс! – восхищенно вдохнула Галя. – Только таких, по-моему, нет на свете… Мне папа рассказывал…

– Да мало ли что тебе папа рассказывал! – возмутилась Люся. – Может, таких издателей действительно не существует… Но у нас же художественное произведение, а не газетный очерк, пойми! Значит, доля вымысла и условности вполне допустима. Мы берем идеальный образ. Это, если хочешь, герой нашего времени! Короче, это издательство тоже называется «Патриот»…

– Здорово! – поддержала подругу Галина. – И он помогает людям! Жертвует деньги на строительство храмов, приюты для бездомных животных, отдельным людям тоже помогает… Но не афиширует это, а даже, наоборот, скрывает от всех. Даже от жены!

– Супер! – одобрительно выкрикнула Черепашка. – Ну а дальше уже дело техники. Сюжет этой поэмы, мне кажется, мы с тобой обе знаем!

– Да! Патриот спасает Игоря и издает потом книжку его стихов!

– Ты прямо мысли мои читаешь! – усмехнулась Черепашка.

– Нет, это ты – мои! – шутливо возразила Галя.

– Только учти, – резко сменила тон Люся, – тут нужно так все это написать, чтобы без соплей получилось… Это же все-таки не мыльная опера. Главное – не впасть в этакий елейно-слащавый тон…

– Согласна. Думаю, это у меня получится, – выразила надежду Снегирева. В эту минуту она и правда не сомневалась, что все у нее получится так, как надо.