Цветы для Чирика - Прашкевич Геннадий Мартович. Страница 23
Если копнуть глубже, могут, наверное, выявиться, да обязательно выявятся и другие интересные связи.
И наконец…
С чего это неразговорчивый полковник ФСБ Иван Федорович Лыгин, ранее особо не обращавший на меня внимания (понятно, разделение функций), ни с того, ни с сего встретил капитана Куделькина сегодня на перроне вокзала? И не просто встретил, раздраженно сплюнул Куделькин, весь влезая под струю душа, а заставил пообедать с собой.
Именно так.
Заставил.
Не мог же полковник не понимать, что его подчиненный по Особой группе нуждается вовсе не в жратве. Полковник прекрасно должен был понимать, что капитан Куделькин прежде всего нуждается в отдыхе, потому что за последние трое суток вряд ли спал более пяти часов. Мог полковник, в конце концов, заранее связаться с ним по сотовому, заранее предупредить, отложить разговор на вечер, а то и на другой день. Но почему-то не сделал этого.
Почему?
И, опять же, почему беседу за обедом в ресторане полковник Лыгин вел так, будто больше надеялся не на четкие честные ответы капитана Куделькина, а на то, что из-за усталости капитан в чем-то таком проговорится?..
Полковник действительно держался странно.
Встретив Куделькина, сошедшего на перрон с электрички, он сразу повел его в вокзальный ресторан. При этом полковник всячески подчеркивал некоторую внутреннюю необходимость такого неожиданного обеда.
«Не хотите беседовать в кабинете? – мрачновато догадался Куделькин. – Стесняетесь железного Феликса?»
И ухмыльнулся:
«Вы еще не сменили портрет на стене?»
«На Коржакова, что ли?» – не очень охотно, но тоже ухмыльнулся в ответ полковник.
Было видно, что Лыгин не разделяет настроений Куделькина.
Лыгин сам выглядел устало.
Он был в штатском и чем-то неуловимо напоминал Героев труда, какими этих Героев когда-то изображали в старых доперестроечных газетах. Мужественное лицо с высоким лбом, иссеченным благородными морщинами. Рыжеватые усы. Развернутые плечи, хороший рост. Уверенность в походке, в жестах.
Впрочем, взгляд полковник отводил в сторону.
Не хочет смотреть на меня Лыгин, автоматически отметил про себя Куделькин. Отводит взгляд в сторону, не хочет смотреть в глаза. И на шуточку о железном Феликсе отреагировал как-то нейтрально. Правда, скорее, принял шуточку, чем не принял.
Лыгин и Куделькин устроились в полупустом зале вокзального ресторана под огромным окном с разведенными, взятыми, как рифы на мачтах корабля, шторами. Окно выходило прямо на перрон и на железнодорожные пути. Здесь их никто не мог подслушать. Впрочем, кому придет в голову подслушивать разговор двух случайных, да пусть даже и не случайных попутчиков? Мало ли людей усаживаются вот так у окна, чтобы не пропустить свой поезд?
С пропавшим полковником Зиминым у капитана Куделькина всегда были самые замечательные отношения. А вот с полковником Лыгиным – практически никаких. До сегодняшней встречи Лыгин вообще как бы не замечал капитана, держал его на краю зрения, даже как бы подчеркнуто не замечал, хотя оба были включены в Особую группу по специальному настоянию Зимина.
Может, сказывалась специфика занятий.
В одном из предельно закрытых отделов ФСБ полковник Лыгин занимался проблемами сбора, анализа, обработки и массированного выброса различных неофициальных слухов в общество. Именно в кабинет полковника Лыгина стекались многочисленные трудно подтверждаемые сообщения, постоянно циркулирующие в самых разных слоях общества. Многие из них были близки к правде, а иногда и вполне достоверны, другие в корне ложны, но прислушиваться к ним стоило. Очень даже стоило. Слухи ведь предаются и распространяются самыми разными людьми. Кто-то хочет похвастаться, кто-то попросту болтлив. Это неважно. Если внимательно и вовремя проанализировать, казалось бы, самые случайные, самые фантастические слухи, можно получить достаточное ясное представление о расклад настроений в обществе.
Бывает и так, что истинную информацию можно извлечь только из неясных и запутанных слухов.
Ну, а поняв это, все тщательно изучив и проанализировав, уже несложно в свою очередь запустить контрслух, тем самым создавая совершенно необходимое и совершенно определенное мнение о некоем событии, о некоей ситуации или о некоем совершенно конкретном человеке. Люди охотно подхватывают самые невероятные слухи из-за свойственного всем желания похвастаться, а потому любой, бьющий по воображению слух расходится широко, как правило, принося неплохие результаты.
Не то, чтобы занятия полковника не нравились Куделькину.
Нравится или не нравится – это не рабочие категории.
Просто не раз сталкиваясь с самыми разными, иногда исключительно глупыми слухами, вдруг из ничего возникающими на улицах, в рабочих кабинетах, в ресторанных залах, на презентациях, в заводских цехах, на клубных посиделках, в кулуарах самых разных встреч и конференций или просто на кухнях или дружеских вечеринках, Куделькин-младший не мог отделаться от тайной мысли, что за доброй половиной таких глупых, но, надо отметить, работающих слухов угадывается фигура полковника Лыгина. Известно, что слух вообще одно из самых эффективных средств воздействия на массы.
Так что, в ФСБ полковника Лыгина держали не зря.
Очень даже не зря.
В ФСБ полковник был на хорошем счету.
Естественно, на особом.
Заказав обед, Лыгин, чуть придыхая, чуть как бы пришептывая, спросил, все еще не глядя в глаза Куделькину:
«Ну, что там?»
«На ремзаводе?.».
Полковник ничем не выдал своего недовольства. Он даже не взглянул на Куделькина. Будто не расслышав контрвопроса, повторил:
«Ну, что там?»
Куделькин покачал головой:
«Разве вам не лучше знать? Там ваши люди работают, Иван Федорович… Люди из вашего отдела… Вы уже сейчас, наверное, знаете больше, чем я…».
Куделькин остро чувствовал, что полковник встретил его на вокзале вовсе не ради предварительного отчета о проделанной работе.
И пожаловался:
«Спать хочу… Безумно… Трое суток только ловлю куски сна… Ни разу не удалось выспаться…».
На этот раз полковник услышал Куделькина.
Он даже кивнул:
«Терпи, Юрий Иванович… Вот проведем выборы, тогда выспишься… Все выспимся… А сейчас терпи… Все мы выспимся только после выборов…».
«До выборов еще две недели…».
«Две недели не срок».
«Типун вам на язык, Иван Федорович. Что вы говорите со мной как с подследственным?»
Оба неохотно рассмеялись.
Озабоченность полковника Лыгина можно было понять.
Взрыв в сауне ремзавода уже муссировался в местной печати.
В газетных заголовках надоедливо повторялись одни и те же слова – криминал, коррупция, грязные деньги. Самые прыткие журналисты строили собственные схемы, произвольно подставляя на места неизвестных действующих лиц все им известные.
И вопросы в газетах повторялись одни и те же.
Кто, например, финансирует независимого кандидата в губернаторы? Какая-то партия? Какая-то группировка? Или, может, криминальные структуры? Такое уже бывало… И если, например, на предстоящих выборах устоит ныне действующий губернатор, то изменится ли что-то в политическом раскладе противоборствующих сил?.. А если вдруг победит кандидат от ЛДПР?.. Или от КПРФ?.. Тогда что изменится?.. А если, наконец, победит независимый?..
Кстати, независимый кандидат всегда больше, чем кто либо другой, привлекал к себе внимание прессы. Может быть потому, что на любого встреченного им человека независимый кандидат в губернаторы прежде всего смотрел как на потенциального избирателя. Ему было все равно, кто перед ним – писатель, токарь, бомж, солдат? Главное, настроить человека правильным образом на предстоящие выборы, сделать все, чтобы эти потенциальные избиратели проявили мудрость и на выборах проголосовали именно за него, за независимого. Одни журналисты независимым восхищались – его выдержкой, его большими деньгами, его широкоизвестными благотворительными акциями, его постоянной готовностью поддержать инвалидов и ветеранов, подать руку помощи пенсионерам. Другие писали о независимом совершенно уничтожающе – якобы связан с криминальной средой, контролирует подпольное производство, и все такое прочее. Куделькин не думал, что большая шумиха в прессе вокруг фигуры независимого кандидата инспирирована именно полковником Лыгиным, но догадывался, предполагал, что в самом скором времени полковник действительно может включиться во всю эту шумиху. Если, конечно, уже не включился.