Цветы для Чирика - Прашкевич Геннадий Мартович. Страница 43

Почему Зимин не забрал сумку?

Ведь в Москву Зимин летал (теперь Куделькин понимал это) ради видеокассеты, а не ради чего-то там еще. Вполне возможно, что фильм о Лене Чирике был самым лучшим и самым значимым из всех фильмов, снятых когда-либо полковником Зиминым. Страшный и простой фильм, суть которого заставила энергично прыгать даже такую злобную и опытную жабу, как Леня Чирик.

Это важно.

Это означает, что в здании аэропорта Зимин увидел нечто неожиданное. Нечто такое, что могло угрожать снятому Зиминым фильму. Оставив сумку бывшему чемпиону и нырнув в толпу, Зимин явно увидел что-то такое, что подсказало ему, что ситуация внезапно вышла из-под контроля, что вокруг него происходит что-то совсем не то… Зимин это понял и, как всякий опытный профессионал, сумел повести себя именно так, чтобы у неизвестных, встретивших его в аэропорту, и мысли не возникло о каком либо еще принадлежащем полковнику багаже. Кроме, естественно, «дипломата», который Зимин держал в руках и который почему-то не оставил соседу по самолету.

На «дипломат», наверное, и купились встречающие.

А видеокассета и радиотелефон, естественно, остались в спортивной сумке.

Заодно Зимин отвел и неминуемую опасность от непричастного к делу соседа по самолету.

Подумав так, Куделькин с сомнением покачал головой.

Безопасность какого-то случайного соседа по самолету, человека, практически незнакомого, лишь слегка прощупанного в ночной беседе, вряд ли могла остановить Зимина. Все это сантименты, не имеющие никакого отношения к делу. Спецслужбы не признают подобных мотивов. На то они и спецслужбы, чтобы разгребать грязь всеми подручными средствами. Чем угодно. Хоть живыми людьми, если это необходимо. А полковник Зимин сам по себе был прагматиком. Складывающуюся обстановку полковник Зимин всегда оценивал предельно реально. Если бы оказалось нужно, в интересах того же дела, Зимин без колебаний оставил бы любого соседа по самолету в опасности, а сам ушел.

Но телефон…

Почему Зимин сунул радиотелефон в карман спортивной сумки?..

Ведь будь при Зимине телефон, он мог бы без проблем, да пусть даже с проблемами, но связаться с людьми Лыгина. И с ним, с Куделькиным, спешившим в аэропорт на разбитой машине, вполне мог связаться. Нелепо, нелогично, глубоко ошибочно было оставлять радиотелефон с чужим человеком в кармане спортивной сумки, ясно понимая, что в самое ближайшее время именно от телефона и будет зависеть успех дела…

Наконец, видеокассета.

Полковник Зимин вычислил в Москве известного убийцу Леню Чирика, но почему-то не арестовал его. Напротив, он, похоже, что-то там такое пообещал Чирику. Что-то серьезное пообещал. «Есть у тебя варианты пожить долго… Если мы сумеем договориться, запросто можешь выбрать тихую жизнь…». Он даже дал Чирику определенные гарантии. По крайней мере, каким-то образом полковник Зимин убедил Леню Чирика прилететь в Новосибирск. Пусть под давлением, пусть с неохотой, но в то же время как бы и добровольно. Убедил. Тем же бортом, под постоянным присмотром (вот почему был озабочен Зимин в самолете), но как бы и добровольно.

Может, в аэропорту Зимина встретили приятели Чирика?..

Подумав, Куделькин напрочь отказался от такого варианта.

Леня Чирик тем так долго и спасался, потому так долго и оставался на плаву, что всю жизнь работал с тремя, ну, самое большее, с четырьмя подельниками. И, как правило, никого из подельников не оставлял в живых. В этом была его сила. Леня Чирик по складу характера был патологическим одиночкой, потому-то и было так трудно выйти на его след. Не было у Чирика приятелей, которые могли встретить Зимина в здании аэропорта. К тому же, случись такое, это автоматически указало бы на крупную утечку информации из Особой группы. А утечки информации принципиально не могло быть.

А если все-таки такая утечка была? А если все-таки кто-то третий, кто-то, кроме Куделькина и полковника Лыгина, знал о том, что Зимин вылетает в Новосибирск именно этим конкретным внуковским рейсом?

Кто вообще знал обо всем этом?

Ну, прежде всего сам Зимин, покачал головой Куделькин. Затем я сам, так несчастливо опоздавший к рейсу. И, наконец, полковник Лыгин.

О себе и о полковнике Зимине Куделькину не было смысла задумываться. А Лыгин…

Собственно говоря, никогда прежде Куделькин вплотную не работал с полковником Лыгиным. С полковником работал Зимин. Отзывы о полковнике у Зимина всегда были предельно похвальные, потому, наверное, он и пригласил Лыгина в Особую группу. Правда, Лыгин остался при этом в штате. Получил удостоверение сотрудника Особой группы, но остался в штате. Это было решением Зимина. Да иначе и быть не могло.

Полковник Лыгин был редким специалистом.

Он был редким и весьма опытным специалистом по усилению суггестивных эффектов в условиях толпы, опытным специалистом по независимым свидетельствам. То есть, если другими словами, полковник Лыгин умел работать с толпой, увеличивая ее паскудное стадное чувство и эффективно управляя этим ее паскудным стадным чувством. Кроме того, он талантливо и с фантазией умел работать со слухами. С их распространением. С их конкретной направленностью. Злые языки в Конторе утверждали, что полковник Лыгин сам не раз ловился на им же самим распространяемые слухи. Если по местному телевидению передавали совершенно определенным образом толкуемое сообщение о неожиданной перестрелке в Первомайском сквере, или о неудачном покушении против кого-то из местных банкиров, или о взрыве в каком-то частном офисе, можно было уверенно предполагать, что прошедшая в эфир информация тщательно обработана в отделе Лыгина.

Понятно, в интересах дела.

Понятно, прежде всего, в интересах дела.

Ладно. Оставим Лыгина.

Капитан Маслов…

Да, капитан Маслов…

Капитану Маслову не повезло… Маслов погиб при взрыве в сауне… Если капитан и владел какой-то важной информацией, вряд ли это могло иметь теперь какое-то значение…

Не сходится.

Ладно. Что там еще?

Подозрительный иностранец на борту внуковского рейса… Крайне подозрительный иностранец, в итоге оказавшийся бывшим знаменитым чемпионом Кудимой…

Тоже случайность? Зачем это бывший чемпион, оказавшийся офицером Иностранного легиона, появился в Новосибирске именно сейчас, незадолго до губернаторских выборов?

Что-то стоит за этим.

Я не могу не верить отцу, подумал Куделькин, но и верить отцу у меня нет оснований. В конце концов, бывший знаменитый чемпион, друг отца, прожил вовсе не безупречную жизнь. Пулевой шрам на виске. Что-то такое в глазах. Неуловимое, уверенное. Наверное, имеет смысл копнуть давно прошедшие времена. Что там, например, за странная история приключилась в питерском морском порту пять лет назад? Сохранились же на этого Кудиму какие-то документы! Человек не может просто так исчезнуть и превратиться в совсем другого человека. За любым человеком остаются следы. Иногда очень даже заметные. Как бы тщательно ни пытался человек заметать следы, следы всегда остаются.

Куделькин поднялся и вышел на балкон, где, навалясь на перила, курил бывший чемпион.

Плоский утренний город. Плоская серая площадь. Бетонные серые фигуры на плоском розоватом постаменте. За высокими канадскими елями просматривается бело-оранжевый, но все равно серый и как бы плоский фасад Краеведческого музея.

– Что вы там высматриваете, дядя Валя?

– Елку жалко.

– Какую елку?

– А вон видишь? – указал Валентин. – Ребятишки вчера елку сломали. Обломали самую вершину. Красавица была елка. Вон там… Правее… Смотрится теперь, как прореха…

Зазвонил телефон.

– Дядя Валя, – сказал Куделькин, коротко ответив по телефону и перекидывая через плечо синюю спортивную сумку Зимина. – Я сейчас ненадолго исчезну. Действительно ненадолго. А потом пообедаем. Лады?

– Лады, – кивнул Валентин.

Перейдя Красный проспект возле Дома книги, Куделькин свернул к коммерческим киоскам, расположенным между Домом книги и аптекой. Думал увидеть неразговорчивого сержанта Лапшина, но, к его удивлению, под высокими окнами аптеки с черным видавшим виды «дипломатом» в руках стоял и сосредоточенно изучал рекламу неизвестного синеватого напитка, возможно, лекарственного, но почему-то украшенного линялыми берцами и черепом, полковник Лыгин. Он был в штатском и походил на аккуратного вежливого бухгалтера. На самого обыкновенного вежливого бухгалтера. Именно своей аккуратностью и вежливостью, очень чувствующейся в каждом его жесте, в каждом движении. А может, еще и некоторой настороженностью. Должны же аккуратные и вежливые бухгалтеры испытывать некоторую настороженность?